Ковалёв скинул китель и оказался в десантном, в голубую полосочку, тельнике.
Как посевная или уборочная, словно тараканы через границу лезут. А мне приходится весь отряд на ноги ставить. Командир погранотряда принялся расставлять на столе нехитрую закуску. Дежурство в такие дни несём не только по полосе, а на полях, на реке, на дорогах. Люди по два-три часа спят. С ног валятся. И так, пока вместе с колхозниками посевная не закончится. Потом маленький перекур. А как Амур встанет, снова стычки с китаёзами. Только уже на льду. Чуть ли не каждый день нарушения.
Пытаются к нам перейти?
Да кто как. Пограничник изъял из шкафа бутылку водки. У кого родни нет, те пытаются. Жрать-то там, с их Культурной революцией, нечего. Вот и бегут. Но таких единицы, редкий случай. В основном нарушители выполняют директиву своего руководства.
А директива у них одна, вставил Левашов, потирая руки в предвкушении трапезы, нервы нам трепать. И чем чаще, тем лучше.
Ладно, хрен с ними, с китайцами, перебил капитана Ковалёв, разливая спиртное. Давай выпьем за знакомство.
И мы выпили. Вот так я познакомился с реальностью, о которой смутно догадывался в Москве.
Когда возвращались в город, я, рассматривая противоположный берег, находился в раздумьях. К тому, что происходит в Китае, отношение в Москве было неоднозначным, точнее, я бы сказал, «желеобразным». Даже у нас, в институте, на дальневосточном факультете, не было единого мнения о том, правильно ли действует Пекин или нет? А что говорить про тех, кто Китай знал только по сводкам газет? Одни преподаватели твердили, будто там победила мелкая буржуазия, скрывающаяся под маской революции, и что Мао правильно делает, когда расправляется с ней. Другие отстаивали свою точку зрения, вроде бы Мао китайский вариант Иосифа Виссарионовича, и в Пекине уже складывается культ его личности. Третьи доказывали: Китай идёт по своему собственному, азиатскому, пути развития, который в корне отличается от советского, но это не значит, что его путь ошибочный.
Одним словом, в наших головах после такой неоднозначности творился полный бардак. Но из всего сказанного, выслушанного, продискутированного, обговоренного, выспоренного, с пеной у рта выкричанного, вывод возникал один, и он являлся вопросом, на который никто нам ответить так и не смог. Как так получилось, что одна страна строящегося коммунизма не может помириться с другой страной строящегося коммунизма?! Вместо ответа слышалось молчание. Очень вопрос оказался больной А после молчания поползли слухи. Разные. Чаще всего пугающие.
Когда я поступил в институт, то на первой лекции по истории взаимоотношений нашей страны с Китаем профессор Клюев прочитал нам, первокурсникам, строки из Маяковского:
Мы всем рабам рады помочь,
Сражаясь, уча и питая,
Мы с вами, китайцы! Прочь
Руки от Китая!
Рабочий, разбойничью ночь
грому, ракетой кидаю
горящий лозунг: «Прочь
руки от Китая!»[8]
Прочитал красиво, с выражением. Как заметил тогда мой сокурсник, Игорь Теряев, «смачно».
Чуть позднее мы кое-что узнали про Клюева. Поговаривали, будто Николай Фёдорович перед войной выполнял какую-то особую миссию в Пекине. Но сам он никогда не подтверждал эти слухи. Хотя, скорее всего, так оно и было. Клюев знал о Китае много. Очень много. Столько, сколько мог знать человек, побывавший там. Именно от него я услышал такое знакомое и одновременно пугающее словосочетание: «культ личности Мао». Мы стали последними студентами, кому он цитировал Маяковского. Будущим первокурсникам он этих стихов не читал»
13 марта 1969 года, 11.44
Глебский первым вышел из здания управления, и чуть не упал, поскользнувшись на мраморном крыльце.
Осторожнее, с запозданием посоветовал Малышев, прикрывая тяжелые входные двери.
Какого дьявола в вашем климате делать гранитные пороги? выругался подполковник, с трудом пытаясь сохранить равновесие. Они же скользкие!
Зато как в столице, тут же аргументировал майор.
Иванова инициатива? догадался Глебский.
А кого ж ещё.
Твою мать
С трудом преодолев скользкое покрытие, после чего, очутившись на более-менее твёрдой поверхности шершавого льда тротуара, подполковник почувствовал себя несколько увереннее.
Ну, братцы, если захотите угробить следующую проверку, то вам это удастся наверняка.
Твою мать
С трудом преодолев скользкое покрытие, после чего, очутившись на более-менее твёрдой поверхности шершавого льда тротуара, подполковник почувствовал себя несколько увереннее.
Ну, братцы, если захотите угробить следующую проверку, то вам это удастся наверняка.
Малышев усмехнулся и посмотрел по сторонам. Собственно, идти можно было двумя путями. Либо левой дорогой, мимо магазина службы быта, либо правой мимо булочной и общежития школы милиции. Майор выбрал второй. Там всё-таки ежедневно прибирали курсанты.
Глебский, поскользнувшись вторично, негромко выругался. Малышев постарался скрыть улыбку.
Как у вас тут настроения, в связи с последними событиями? неожиданно поинтересовался приезжий.
Ситуацию держим под контролем, нашёлся Александр Константинович.
Панических настроений нет?
Отсутствуют.
И не было? Следователь притормозил перед перекрёстком, поднял голову и посмотрел на светофор.
Для пешеходов горел красный свет.
Никак нет. Народ в городе сознательный. К тому же уверенный в силе нашей армии. Партийные организации на местах провели соответствующую работу. К вам наш рапорт должен был поступить.
Если должен значит, поступил. По обе стороны дороги не виделось ни единой машины, но Глебский упорно продолжал стоять на перекрёстке в ожидании зелёного света. Это хорошо, когда всё под контролем.
Малышев хотел было сунуть руки в карманы, но одумался и принялся натягивать кожаные перчатки.
А вы что, не ознакомились с документами? сделал выпад майор.
«Молодец! мысленно похвалил Малышева Глебский. Чётко срезал!»
Признаться, не успел, солгал подполковник. Да суть не в этом. В каком режиме работает управление сейчас?
Повышенной боевой готовности.
Во время событий на границе из здания отлучались? Казарменное положение вводили?
Нет. Не видели в том надобности. Весь состав управления проживает максимум в пятнадцати минутах езды к месту сбора. К тому же часть состава была отправлена на заставы. Ввели особое положение. Со второго по шестое марта. Усилили дежурство.
На светофоре загорелся зелёный, и Глебский первым сделал шаг на проезжую часть.
Иванов вёл себя соответственно обстановке? переходя через перекрёсток, спросил следователь.
А как же? невозмутимо отозвался майор. Как все.
Понятно. Андрей Сергеевич стрельнул прищуренным взглядом по собеседнику.
Малышев прочитал в глазах подполковника недоверие.
Сомневаетесь?
Да.
Ваше право. Малышев принялся поправлять на голове шапку, которая и так отлично сидела.
Иванов со своими обязанностями хорошо справлялся?
Нормально.
Что значит «нормально»? Глебский сделал вид, будто не понял ответа.
То и значит. Москва претензии к нему имела? Нет. Вот то и «нормально».
А с вашей точки зрения?
С моей лично? Или всего управления?
Начнём с вашей, с личной, точки зрения.
А моя точка зрения пусть останется при мне. Малышев проследил взглядом за машиной «скорой помощи», которая, пронзая воздух сиреной, промчалась по узкой улице.
Не хотите попасть впросак? поддел собеседника Андрей Сергеевич. Моя хата с краю
Очень даже неплохая позиция.
Да. Особенно в данной ситуации. Глебский наседал.
Представьте себе.
И что? Душа совсем не болит? Всё-таки близкого человека убили.
А вы в мою душу не лезьте! Вы не поп, и я перед вами исповедоваться не обязан, неожиданно вспылил майор. Отболела душа! За два года! Пришлют чёрт-те кого, а потом про душу волнуются.
Вы Иванова имеете в виду?
Малышев промолчал.
А что так зло? Ведь его не я присылал!
Но и мы его к себе не выписывали! не сдержался Александр Константинович.
А почто таким тоном? решил взять инициативу в разговоре в свои руки следователь. Посмотрите, как мы раздражены!
Малышев резким движением достал из кармана шинели носовой платок и, отвернувшись, высморкался. «Идиот! Кретин! Не сдержался, выругал себя майор, прикладывая материю к носу. Теперь придётся выкручиваться. Впрочем, какая разница? Всё равно бы, рано или поздно, сорвался. А так, даже к лучшему. Хоть вокруг да около не придётся ходить. Заодно и москвича проверим, чем дышит».
Спрятав платок в карман, Малышев проговорил:
Нас почему-то отшибом считают. Всё, что не нужно, сюда сбрасывают. На перевоспитание, что ли? Только мы ведь не колония. Взять вашего Иванова. Ведь здесь граница! Что, не могли вместо провалившегося партийного чиновника, прислать опера? Или на крайний случай любого кадровика, но из «конторы»? А? И то толку больше было бы.