Ира, я совсем ухожу. У меня другая женщина.
Мелодичный звук случайно задетой детской карусельки над кроваткой был сродни взрыву снаряда. Нежные, чистые звуки как осколки застучали по барабанным перепонкам. Захотелось спрятаться, укрыться от их смертоносной силы. Лицо Иры вытянулось и застыло нелепой маской испуга и недоверчивой полуулыбки.
Что ты говоришь, Илюша?
Она пошла к нему, протягивая тонкие руки в каком-то жалком, цепляющемся жесте. И Илья испугался. Испугался, что сейчас начнутся слезы, мольбы, просьбы, угрозы. И эти изящные, ласковые пальцы железной хваткой вцепятся в него и уже не отпустят никогда. Он отступил к двери.
Ира, прошу тебя, ничего не надо говорить! Только не сейчас. Прости, но я не готов стать отцом, просто не готов. Мне еще рано. Я слишком молод. Надо подождать лет до 3035. Вот тогда да, тогда я смогу. Определюсь в жизни, твердо встану на ноги и смогу обеспечить семью. Он торопливо пытался защититься словами от ее страшных, удивленных, все еще не верящих глаз. Я буду вам помогать. Буду оплачивать эту квартиру, покупать продукты. Ты звони, если что-то будет нужно. Я помогу
Она молчала и медленно, шаг за шагом приближалась к нему. А в душе Ильи поднималась настоящей цунами паника. Если он сейчас же не уйдет, произойдет что-то ужасное. Он дрожащей рукой положил у зеркала в прихожей связку ключей, отсекая себе всякую возможность вернуться, резко повернулся к ней спиной, распахнул дверь и бросился вниз по лестнице, чувствуя, как пульсирует кровь в ушах, в голове, заглушая все другие звуки.
Ира стояла в коридоре перед распахнутой дверью и как сквозь вату слышала удаляющиеся по лестнице шаги того, кого она любила больше всего на свете, кого искренне считала смыслом своей жизни. Она не сразу услышала, как заплакал ребенок
***
Друзья поймали Илью после занятий в институте, когда он неспешным шагом спускался по лестнице в главном корпусе, намереваясь отправиться в свой новый дом, к веселой и беспроблемной Снежинке.
Илюха, пробасил за спиной Тёмка, ты куда понесся? В последнее время ты стал каким-то ускользающим. Только что был рядом, смотришь, а тебя уже нет, испарился.
Илья остановился и немного смущенно посмотрел на компанию старых друзей. Только их сейчас не хватало! У него не было никакого желания объясняться с ними. А объясняться придется, это он четко понимал, друзья все-таки. Он вздохнул и взглянул Тёмке в глаза.
Как Иришка? задал ожидаемый вопрос Сашка и расплылся в своей вечной добродушной улыбке.
Не знаю, безразлично пожал плечами Илья.
Ее еще не выписали из роддома? Что, какие-то осложнения у нее или ребенка? в голосе Алины зазвучала тревога.
Вчера выписали, буркнул себе под нос Илья. Ребята растерянно переглянулись.
Что случилось, Илюха? Тёмка положил свою медвежью лапищу на плечо Илье. Но тот недовольно стряхнул руку.
Ничего не случилось Просто я ушел от Ирки. Разошлись мы Я встретил и полюбил другую с вызовом произнес Илья.
Очень хотелось закончить неприятные объяснения как можно скорее. Да и в конце концов, почему он, взрослый самостоятельный человек, должен им что-то объяснять? Кто они такие?!
Снежанку, что ли? ахнула Ника. Эту стерву пергидрольную?!
Сама ты стерва пергидрольная! злобно оскалился на нее Илья.
Ты что, бросил Ирку одну с новорожденным ребенком?! Сашка загородил собой подругу, глядя на Илью круглыми, немного на выкате, потрясенными глазами.
Это не ваше дело! Не лезьте в чужую жизнь, ребята! Илья даже выпятил грудь, чтобы его слова прозвучали более убедительно. Мы взрослые люди. Как-нибудь без вас разберемся.
Но Сашка, не слушая, уже попер на него и, не обращая внимания на снующих вокруг студентов и преподавателей, размахнулся и двинул кулаком Илью в лицо. Удар пришелся вскользь по скуле, голова мотнулась вправо. В следующую секунду три пары рук схватили Сашку, сдерживая вспышку ярости, а Илья повернулся спиной и рванул вниз по лестнице.
Сволочь!! Кричал ему в спину Сашка, весельчак и заводила в любой студенческой компании, выпивоха и тусовщик, верный, надежный дружбан Сашка.
Идите вы все к черту! огрызнулся в ответ Илья, чувствуя, как разливается по скуле жгучая боль, как клокочет в груди обида и ненависть, а к глазам подступают совсем не мужские, жалкие, жалобные слезы. Отчаянно захотелось, как в детстве, уткнуться в мамину юбку и, захлебываясь от несправедливости, высказать, выплеснуть всю свою боль. И чувствовать мамины добрые, ласковые руки на своем затылке, поглаживающие, успокаивающие, вселяющие уверенность, укрепляющие дух. Но не было рядом мамы, не было рядом друзей. Его все предали, бросили, никто не хотел понимать и принимать Предатели!
Потирая ушибленный кулак, Сашка цедил сквозь зубы длинный список ругательств, а девочки его успокаивали.
Ладно, Саш, успокойся, веско произнес Тёмка, поехали.
Куда? взглянула на него Алина вопросительно.
Как куда? К Ирке. Ей наверняка помощь нужна. По ходу, помочь ей больше некому. Она же сирота
И все четверо, не споря и не обсуждая поступок бывшего друга, отправились на автобусную остановку.
Елена Михайловна отложила в сторону разделочный нож и прижала ладонь к лицу. Неожиданно заныла скула, как будто ее кто-то ударил, а в сердце появилась зудящая боль. С чего бы это?
Она помешала ложкой в кастрюле, вдохнув ароматный аппетитный пар, и отправилась в комнату за тонометром. Может быть давление подскочило? Хотя обычно на фоне повышения давления у нее болел затылок, а не сердце. Но давление оказалось нормальным. В душе нарастала тревога. И когда с работы вернулся муж, Елена Михайловна с порога попросила его позвонить сыну.
Да я ему уже второй день дозвониться не могу, ответил Константин Алексеевич, снимая дубленку и потирая замерзшие руки в предвкушении сытного домашнего обеда. Вчера вечером звонил, сегодня утром звонил. Не берет трубку, паршивец. Занят, видимо.
Позвони еще раз! попросила жена, глянув на него с тревогой.
Да что за паника? Ты же сама сказала, что он взрослый и самостоятельный, и нечего вмешиваться в его жизнь. Константин Алексеевич прошел на кухню и сел за стол, всем своим видом проявляя готовность насладиться кулинарными изысками супруги.
У меня сердце не на месте. Вдруг что-то случилось? Ведь ребенок уже должен был родиться. Почему он сам не звонит?
Занят, наверное. Освободится позвонит. Лена, я очень голоден! У меня с утра во рту маковой росинки не было! Давай пообедаем, а потом позвоним.
Костя, позвони сейчас! умоляюще взглянув на мужа, Елена Михайловна стала накрывать на стол.
Константин Алексеевич, недовольно поджав губы, все-таки достал свой мобильник и долго вслушивался в уходящие в пустоту гудки вызова.
Трубку не берет
Супруга села за стол напротив и твердо произнесла, глядя мужу прямо в глаза:
Поехали к нему, Костя. Я чувствую, что-то нехорошее случилось. Прямо сейчас поехали!
Может, я сначала поем? Но в ее глазах плескалась такая тревога, что он отложил в сторону обеденную ложку, с сожалением взглянул на тарелку супа и, прихватив кусок хлеба со стола, жуя его на ходу, стал собираться в путь.
Мой материнский инстинкт говорит, что надо срочно ехать, пыталась объяснить Елена Михайловна, быстро застегивая зимние сапоги в прихожей.
Странно, что этот самый инстинкт так долго молчал и вдруг, ни с того, ни с сего, заговорил! ворчал муж, всовывая руки в рукава еще не успевшей отогреться с мороза дубленки.
Молчал, пока все было хорошо. А теперь что-то стряслось. Поехали, поехали! она схватила второпях сумочку и, не застегнув шубу, выбежала из квартиры вперед мужа. Это я во всем виновата! Всю жизнь тряслась над ним как курица над цыпленком. А стоило ему проявить независимость, бросила одного, без помощи, без поддержки, без материнского совета
***
Ира сидела на кухне у обеденного стола, прислонившись спиной к холодной стене и положив бессильные руки на колени. Взгляд ее блуждал по кухне, словно, не узнавая привычные вещи. А нелепая мысль билась в мозгу пойманной птицей: «Неужели Зима сумела вползти в квартиру с улицы?». Ведь окрашенные в желтый цвет стены, разноцветные чашки в сушилке, старая, выцветшая, поцарапанная ножом, клеенка на столе с большими желтыми подсолнухами, ситцевые занавески в цветочек на окне, почему-то из цветных стали серыми. Черно-белая гамма Зимы непостижимым образом распространилась на вещи в квартире, делая их тусклыми и невзрачными.
Ира с легкой тревогой посмотрела на новенькую детскую коляску в коридоре, которая совсем недавно была сине-голубой, но и она теперь сочетала в себе лишь разные оттенки серого. Это было странно Исчезновение цвета сопровождалось и приглушением всех звуков, будто уши заткнули ватой. Стук своего сердца она теперь слышала громче и отчетливее, чем шум проезжей части под окнами, что не давал спокойно спать по ночам.
Издалека до нее доносился противный тревожащий звук, но ей казалось, что это гудит сирена какого-то автомобиля на улице, пока не присоединился стук и мощные удары не стали сотрясать входную дверь, а дверная цепочка не стала зримо плясать и подпрыгивать. Кто-то ломился в входную дверь. Ира с усилием поднялась и пошла открывать, двигаясь замедленно и плавно, словно сквозь толщу воды.