Издалека до нее доносился противный тревожащий звук, но ей казалось, что это гудит сирена какого-то автомобиля на улице, пока не присоединился стук и мощные удары не стали сотрясать входную дверь, а дверная цепочка не стала зримо плясать и подпрыгивать. Кто-то ломился в входную дверь. Ира с усилием поднялась и пошла открывать, двигаясь замедленно и плавно, словно сквозь толщу воды.
Едва она открыла дверь, в квартиру вломились, тараща на нее встревоженные глаза, незнакомые мужчина и женщина. Ира не знала их. И это ей было совершенно безразлично.
Ира? Ира! Что случилось?! вопрошала незнакомая женщина лет сорока, сбрасывая с плеч дорогую шубу. Мы уже минут десять звоним, стучим, а ты не открываешь!
Десять минут?.. Значит и время замедлилось, стало тугим и вязким. Как странно Слабое беспокойство шевельнулось где-то на задворках сознания и застыло, словно умерло.
Ты почему не открывала?
Я не слышала пробормотала в ответ Ира и не узнала собственного голоса.
Где Илья? продолжала допытываться женщина.
Ира безразлично пожала плечами. Ее лицо стало застывшим и резиновым и напоминало безжизненную маску, на которой не отражалась ни одна эмоция.
Он ушел.
Куда ушел?.. подал голос незнакомый мужчина в дубленке.
Совсем ушел к другой женщине Он меня бросил бросил бросил она продолжала механически повторять короткое слово и вслушивалась в гулкую пустоту внутри, густым туманом, как мягким облаком, окутывающую безбрежный океан боли и отчаяния в душе.
Мужчина и женщина переглянулись.
А почему плачет ребенок? незнакомка, бросив верхнюю одежду на стул, не спрашивая разрешения, пошла в комнату. Когда ты его кормила?
Ответом ей снова было безразличное пожимание плечами.
Не помню У меня молоко пропало язык с трудом шевелился в мучительных попытках извлечения звуков.
Как пропало? женщина метнулась в комнату к детской кроватке, в которой жалобно не то плакал, не то поскуливал младенец. Еще совсем недавно (а может, давно? время, как и весь мир, стало другим) его плач был звонким и требовательным, но никто не реагировал на его отчаянный призыв так долго, что силы кончились.
Ира, замерев у стены в коридоре как мраморное изваяние, тупо и безразлично наблюдала за тем, как чужая и совершенно незнакомая ей женщина укладывает ребенка на диван и начинает его переодевать. Если бы сейчас эта незнакомка причинила бы ребенку боль, Ира бы продолжала с полным безразличием наблюдать, будто смотрит на все происходящее, как на экран телевизора.
Господи, дети, дети, что вы натворили? Он же мокрый, холодный, голодный. Причитала женщина, стаскивая с малыша мокрый памперс. Костя, поднимай все свои связи. Нужен хороший врач психиатр или психотерапевт. Видишь ведь, она не в себе! А я займусь внуком. Ира, где детское питание? но в ответ снова вялое пожимание плечами.
Мужчина взялся за телефон. И в этот момент раздался звонок в дверь.
На пороге стояли ребята сокурсники Ильи.
Здравствуйте, растерянно пробормотал Тёмка, увидев родителей бывшего друга.
Как вы вовремя, ребятки! воскликнула Елена Михайловна, баюкая на руках слабо попискивающего младенца. Вы зачем пришли?
Помочь хотели, хором ответили девочки.
Замечательно! Это просто замечательно! Значит так, начала раздавать команды, как полководец на поле битвы, Елена Михайловна, девочки, раздевайтесь и бегом на кухню за уборку. А мальчики пойдут в магазин и в аптеку. Надо купить детское питание.
Все забегали, засуетились. И только Ира, словно замороженная, безразлично наблюдала за всем со стороны, присев на кухонную табуретку и бессильно уронив руки на колени. Зима, словно посланная коварной Снежной королевой, тихо и незаметно проникла в, еще недавно полный тепла и жизни, дом, а теперь просочилась и в ее душу, вымораживая все внутри, покрывая колким инеем, сковывая все человеческие чувства, все переживания, медленно и неизбежно превращая в кусок льда.
***
После того удара по лицу с Ильей что-то произошло, будто кулак Сашки задел не только скулу, но и нарушил что-то важное и хрупкое в душе. И вот уже опасная трещина за змеилась по поверхности. Илья замкнулся в себе и стал рассеянным. В голове его звучал бесконечный оправдательный монолог, адресованный то ли друзьям, то ли родителям, то ли Иришке, то ли самому себе. Но оправдаться не получалось. Все его аргументы, вся стройная система доказательств, как волна о камень, разбивалась о засевшее занозой в душе безымянное, неприятное чувство, не дающее спокойно есть, спокойно спать, не дающее нормально жить.
***
После того удара по лицу с Ильей что-то произошло, будто кулак Сашки задел не только скулу, но и нарушил что-то важное и хрупкое в душе. И вот уже опасная трещина за змеилась по поверхности. Илья замкнулся в себе и стал рассеянным. В голове его звучал бесконечный оправдательный монолог, адресованный то ли друзьям, то ли родителям, то ли Иришке, то ли самому себе. Но оправдаться не получалось. Все его аргументы, вся стройная система доказательств, как волна о камень, разбивалась о засевшее занозой в душе безымянное, неприятное чувство, не дающее спокойно есть, спокойно спать, не дающее нормально жить.
Судьба добила его одним ударом, которого он совершенно не ожидал. Вернувшись как-то в свой новый дом после института незадолго до Нового года, Илья застал Снежинку в постели с каким-то хлыщом со старшего курса. Красотка без тени смущения, мило улыбнувшись, предложила ему присоединиться. А хлыщ, вальяжно развалившись на подушках, мерзко хохотнул, заметив растерянность и смущение Ильи:
Не-е, не присоединится. Он у нас чемпион в парном разряде, а не в групповом.
Илья схватил свой полупустой рюкзак и вылетел из квартиры с ощущением прилипшей к рукам, к лицу, к душе грязи, от которой мучительно хотелось отмыться. Выйдя в мороз на улицу, он остановился, потому что идти больше было некуда.
Тусклый зимний день засыпал спешащих прохожих мелким, похожим на крупу, снегом. Предновогодняя суета накладывала на лица людей отпечаток праздничных забот и предвкушения чуда. Вот только Илья уже никаких чудес не ожидал, и даже немного боялся. Сюрпризов и подарков для него уже было достаточно.
Он медленно шел по улице, надвинув пониже капюшон куртки, укрываясь от ветра, швырявшего прямо в лицо колючий снег. Его несколько раз толкнули торопящиеся за покупками прохожие. Он с трудом увернулся от охапки пакетов и коробок с подарками в руках толстой тетки, восторженно трещавшей на ходу по телефону. В воздухе, пропитанном запахами выхлопных газов и свежей выпечки, доносившейся из грузинской пекарни, висело стойкое ощущение близкого праздника, отчего Илья чувствовал себя совсем одиноким и никому ненужным.
Он не заметил, как ноги сами его принесли к дому, в котором несколько дней назад он оставил Иру с ребенком. Медленно, преодолевая внутреннее сопротивление, он поднялся по лестнице и позвонил в квартиру. Резкий, тревожный и нетерпеливый звук звонка разорвал тишину. Но дверь никто не открыл. Он позвонил еще раз, потом еще Ни скрипа, ни шороха в ответ. Илья спустился вниз и вышел на улицу, задрав голову, долго вглядывался в пустые окна квартиры. Никого Куда Ирка делась?
Он сел на лавочку возле пустой детской площадки. Снег и ветер разогнали детвору и их мам и бабушек по домам готовится к Новому году. Снежная крупа засыпала ледяную горку и смешную маленькую карусель. А порывы стылого ветра раскачивали детские качели, и те возмущенно поскрипывали, постанывали недовольно.
Сидеть было холодно. Мороз постепенно заползал в рукава, за шиворот, леденил ноги. Придется звонить родителям, думал Илья, сжимая в кармане куртки теплый брусок мобильного телефона. Этот звонок был для него символом капитуляции, позорным выбрасыванием белого флага. Он не справился с ролью взрослого и самостоятельного человека, ничего не смог им доказать, впрочем, как всегда. Потому что он слабак, ничтожество
Вот сейчас он позвонит и услышит голос отца и будет долго, молча и терпеливо выслушивать родительскую отповедь. Отец скажет что-нибудь значимое и весомое, что впечатается в память надолго, что-то типа «Способность к совокуплению еще не делает тебя мужчиной, сын!». А что делает? Что именно превращает мальчика в настоящего мужчину? Что вообще делает человека взрослым? Где и как он переходит последнюю невидимую грань, отделяющую детство от взрослости?
Илья поежился под порывами ветра и натянул рукава куртки на кисти рук. Так было немного теплее. Мама наверняка сначала накричит, отругает, не стесняясь в выражениях. Она вспыльчивая, в отличие от отца, но отходчивая. И он, Илья, снова почувствует себя маленьким мальчиком и, раскрыв уши и распахнув настежь душу, станет слушать ее нравоучения. А она устроит настоящий «разбор полетов», как когда-то в школе устраивала разбор его сочинений, раскладывая все по полочкам, объясняя, втолковывая, вдалбливая прописные истины в его непутевую голову. Илья улыбнулся своим мыслям. Ох, как же ему нужен был этот «разбор полетов»! Как необходимо было разложить по полочкам весь последний год жизни! Как важно было понять, где и когда он допустил ошибку?