Не прекращая своего удивительного пира, он повернул голову, будучи всего лишь довольным посетителем, желающим осмотреть зал, получить удовольствие от фотографий и картин на его стенах и я увидел то, что предлагалось вкусить только мне.
За столиком возле окна сидела моя жена и незнакомый мне мужчина. Доведись мне встретится с ним, я непременно запомнил бы его, ведь до этого за всю свою жизнь я только трижды встречал двухголовых.
Костюм его, вне всякого сомнения, был пошит в ателье одного из медвежьих червей. Убеждала в этом и ткань, шелковистым рубином распутствовавшая в электрической неге и покрой, стиснувший объемную талию, но не желавший увеличивать неожиданно узкие для двухголового плечи.
Головы различались больше, чем было то прилично. Правая, дальняя от палочника и от меня, окрасила волосы в цвет, почти такой же, как у моей жены, а левая сохранила их рыжими, выбрив виски, но оставив длинные пряди на затылке.
Под белой прозрачной блузой с высоким воротом, не имевшей ни застежек, ни рукавов, груди моей жены проступали с обнажающей ясностью, а черные брюки с золотистой полоской лампасов никогда ранее не встречались мне среди ее одежды. Содержимое блюда перед ней оставалось невидимым, да и было уже почти полностью поглощено ею. Бокал, высотой в два ее влагалища и имеющий схожую форму, на треть сохранил в себе красноватый напиток, белесой пеной стекавший по темному стеклу внутрь от узкого, приплюснутого верха. Судя по неуверенной улыбке моей жены, резким движениям ее рук и сощурившимся в пытливой настороженности глазам, напиток содержал немало алкоголя и едва ли тот бокал был первым, выпитым ею за вечер. Мужчина же наоборот, производил впечатление совершенно трезвого, несмотря на то, что в сапфировой жидкости его граненого бокала можно было предположить нечто несокрушимо гневное. Возможно, наличие у него двух голов, обозначало собой и присутствие удвоенного количества иных органов или же наличие тех, какими обычно не располагает человеческое тело, позволявших ему сопротивляться воздействию алкоголя и успешно вершить свое опьяняющее соблазнение.
В зале играла музыка, шахтерские марши, синтетическое сочетание ритмов и подвываний, издаваемое подземными обитателями, ставшими симбиотическими внутренними органами и я не мог расслышать разговора моей жены и ее спутника. Мешал тому и стук стальных обеденных приборов, издаваемый палочником, направившим, должно быть, камеру в сторону наблюдаемых, и создававшим вид наслаждающегося блюдом посетителя.
Светловолосая голова сказала моей жене нечто, вызвавшее усмешку у второй. Смущенно улыбнувшись, Ирина кивнула и сместилась влево по огибавшему столик дивану, оказавшись по правую руку от мужчины.
Протянув к ней руки, что она сопроводила сперва недоумением, а затем покорным пониманием, он подцепил край ее блузы и потянул наверх податливую, невесомую, дымчатую ткань, так плотно облегавшую груди Ирины, что потребовалось некоторое усилие, чтобы, подобно тому, как распаляющее само себя воспоминаниями о ласках аккреционного диска солнце сдирает утренний туман с ведьминых холмов, поднять ее над ними, стянуть с упругих укреплений плоти, этих крепостей вожделения, умело выдерживающих штурм за штурмом, не сдающихся перед самым могущественным противником, не знающих страха, гордо предстающих перед ним во всей своей несокрушимой полноте, краснеющих от разрывающего штурма и все же сохраняющих невозмутимую бледность уже через несколько минут после того. Край ткани нехотя переполз через растянувшую его плоть, зацепился за соски, потянул их, перепрыгнул через них, освобождая достаточно наготы для любых последствий.
Наклонившись, мужчина ткнулся губами в оба ее соска одновременно, отчего она, восторженно вздохнув, вскинула голову, заострив приподнявшийся подбородок. Среди всех наших интимных переживаний и всего открытого мне, равного она не испытывала, если только впервые мужчина тот совершал свое двуязыкое вторжение.
Количество способов, пригодных для причинения Ирине оргазма превосходило число перьев на хвосте птицы вуайериста, а ведь древние считали число их раным одновременно происходящим во всем мире совокуплениям. Очень скоро после начала нашей совместной жизни я уверился во множестве неких удивительных смешений, взрывных мутаций, упоительных аномалий, подаривших телу ее особенность, соединившую каждый участок его или с клитором или напрямую с отвечающими за наслаждение областями головного мозга. Посредством множества экспериментов я выяснил, что не существовало такого места, легкий укус в которое был бы ей неприятен, а повторяясь во множестве, не приводил бы к достижению оргазма. Точно также и член, помещенный даже неподвижным не несколько минут в любую из трех лакун наслаждения, дарил оное не только мне, но и самой девушке, делая ее разъяряющее приятным и, отчасти, удивительным явлением. По истечении нескольких лет она была доведена мной до состояния, позволяющего одарить ее оргазмом при помощи особого, требовательного, настороженного, втянувшего в себя напряженную пустоту взгляда. Прикосновение к ее соскам, в особенности же ласкающие их губы, имели минуту, а иногда и меньше, чтобы увернуться от вырывающих из них горячую твердость содроганий.
Количество способов, пригодных для причинения Ирине оргазма превосходило число перьев на хвосте птицы вуайериста, а ведь древние считали число их раным одновременно происходящим во всем мире совокуплениям. Очень скоро после начала нашей совместной жизни я уверился во множестве неких удивительных смешений, взрывных мутаций, упоительных аномалий, подаривших телу ее особенность, соединившую каждый участок его или с клитором или напрямую с отвечающими за наслаждение областями головного мозга. Посредством множества экспериментов я выяснил, что не существовало такого места, легкий укус в которое был бы ей неприятен, а повторяясь во множестве, не приводил бы к достижению оргазма. Точно также и член, помещенный даже неподвижным не несколько минут в любую из трех лакун наслаждения, дарил оное не только мне, но и самой девушке, делая ее разъяряющее приятным и, отчасти, удивительным явлением. По истечении нескольких лет она была доведена мной до состояния, позволяющего одарить ее оргазмом при помощи особого, требовательного, настороженного, втянувшего в себя напряженную пустоту взгляда. Прикосновение к ее соскам, в особенности же ласкающие их губы, имели минуту, а иногда и меньше, чтобы увернуться от вырывающих из них горячую твердость содроганий.
Неизвестно, знал ли мужчина о той ее особенности, но прошло намного меньше времени, прежде чем Ирина опустила голову и, глядя прямо перед собой, почти задевая палочника взглядом сощуренных предзакатных глаза, обещающих сладость вечной ночи, приоткрыла губы, обжигающе яркие по случаю свидания и затряслась, черными острыми ногтями силясь разорвать драгоценный шелк на плечах двухголового.
Отстранившись от нее, облизываясь и улыбаясь, стирая с губ слюну тыльной стороной ладони, причем правая голова воспользовалась для того левой рукой и наоборот, мужчина восхищенно бормотал неразборчивую лесть. Ирина же, бросив на него исподлобья кокетливо-ироничный взгляд, вернулась к своей тарелке, уперлась в нее вилкой, сделала долгий глоток из бокала, почти опустошив его. Еще несколько слов от левой головы, подтверждающее замечание правой и мужчина поднялся, выбираясь в проход между столами, а моя жена, поспешно допив свой напиток, последовала за ним, изящно изогнутыми пальцами принимая его навязчивую помощь. Счет, очевидно, был оплачен им заранее и с немалыми чаевыми, если судить по раболепию официантки, помахавшей ему вслед с нежностью, достойной уходящего на войну любовника или брата.
Камера поменяла направление, расплывчато квадратно метнулась, остановившись на тарелке перед палочником, где осталось лишь немного панциря и совсем чуть-чуть густой непоседливой жижи. Осколок побледневшего от электрического света хитина формой напоминал очертания того сверхконтинента, в который все прочие сольются, если верить рассчетам ученым, незадолго до того, как скорострельное светило пожрет планету, по недоразумению принявшую нас всех.
Швырнув на стол несколько высокопоставленных, смятых, потертых, выцветших, потрепанных, изрезанных банкнот, палочник, не прекращая своего затейливого треска, поднялся и последовал за моей женой.
Выйдя на улицу, он сперва посмотрел налево. Не обнаружив там Ирины, обратил взгляд в другую сторону и увидел мою жену, вслушивающуюся в слова левой головы. Рука мужчины лежала на ее талии с непринужденной уверенностью давнего любовника. Палочник двинулся вслед за ними. Прошептав новую неслышимость моей жене, левая голова полуобернулась, заметила преследователя, дернулась, шепнула пару слов правой, отчего той пришлось уделить мгновение взора палочнику. Несколько шагов после этого они шли в спокойном дурмане теплого вечера, а затем мужчина, резко развернувшись, издал воинственный крик обеими своими ртами, отталкивая мою жену за свою спину, а пистолет, очернивший его левую руку, выволок на суд уличных соглядатаев несколько второсторных, слишком торопливых, слишком беспечных выстрелов.
Затрещав громче и пронзительнее, палочник упал. На экране остались только две пальмы, колышимые скорее похотью неоновых червей, чем суетливыми ветрами, да груда дешевых тусклых звезд в легковесном прибрежном небе, пригоршнями выдаваемых на сдачу за одну луну.
Связь прервалась. Несколько секунд на экране бесчинствовали взбалмошные помехи, но затем и они сменились темнотой и уведомлением об отсутствии сигнала. Я счел увиденного достаточным и даже немалая сумма, которая будет вписана профессором в качестве оплаты за дополнительные медицинские услуги, показалась мне вполне уместной.