Домой пойду, глядишь, с новым походом и семьи не увижу погонят.
Нужен ты, Пётр Ослядюкович сытно зевнув, перекрестил рот. Смотри, в Булгар бы ехать не пришлось! Это может быть. Слых идёт, булгары послов собирают к Юрию. Купчишки наши слых привезли. Давят их кочевники, а ты Юрия знаешь прежде, чем ответ дать, он тебя к ним отправит осмотреться.
Не дай бог, буркнул Семён, вставая из-за стола. Сейчас бы надолго домой и покоя, а не ехать в чужбину.
Дома Агафья, показавшаяся за время разлуки неожиданно осунувшейся, начавшей стареть, повисла на шее, завыла.
Ладно, Агафья. Муж вернулся, а ты воешь! раздражённо отозвался Семён, отстраняя жену. Голову занимали мысли о словах первого воеводы неужто погонят в булгарское посольство?
Где сын? Где он? оглядывая своё жилище, спросил Семён.
Сын твой неслух! Бегает, шалит, спасу нет! Так вот Есть будешь, или уже с князьями пировал? Агафья затравленно смотрела, пугаясь его отчуждённости, забытой ею за время разлуки. Думалось, раньше было всё складно и вот, что-то случилось, плохое и страшное.
Видишь, только с дороги. Князья совещаются. Давай, ставь на стол, что есть. И вели холопке варить к вечеру посытней чего Сысой в городе, у нас ночевать будет.
Агафья отошла в угол комнаты.
Изменился ты сильно, Семён.
Семён сел на лавку, вздохнул устало дома. Слава богу.
Ничего, Гаша. Привыкнешь. Это же я.
И поманил её. Агафья бросилась, прижалась губами к его рту, жадно стала целовать. Руки Семёна сжали тело жены, и он в раз почувствовал, как устал от дороги, и как прекрасно быть снова дома!
«»»»»
Гул боя был слышен в орду Шибана.
Аян с Шибаном сидели на конях, смотрели вдаль. Там, тёмной грядой, прерывали горизонт проклятые валы булгар штурмы укреплений унесли жизни тысяч кыпчаков. Чёрная масса штурмующего войска бурлила муравейником.
Ещё один гонец, рвя повод, завернул лошадь, соскочил с седла, упал на колени перед Шибаном.
Мой хан, нойон Тукей просит послать на валы монгольских воинов кыпчаки ослабели. Этот штурм тоже отобьют, если не ударить свежими силами.
Шибан ничего не сказал, глядя вперёд, тронул коня. За ним послушно двинулись Аян, нукеры охраны, тысячники Бутуай и Черок. Обгоняя ханскую свиту, пыльным потоком понеслись монгольские тысячи.
Аян задрал голову высоко в знойном небе парил орёл. Ему всё видно оттуда. Много крови впитает в себя эта земля, и будет долго пахнуть мертвечиной. Орёл улетит в другую страну ему нужна живая добыча, мертвечину клюют вороны.
Свита взяла в бок, чтобы не глотать пыль войска. Ехали быстро, но не утомляли коней. Примчался ещё один гонец от Тукея. Шибан, взмахом руки, отослал его прочь, не выслушав.
Кыпчаки и в этот раз не смогут пробиться на валы, а это значит, что придётся повторять штурм в другом месте, или здесь, после того, как отдохнут воины.
Монголов Шибан берёг, словно своих детей. Да и не могли они решить победы пять тысяч, пусть отборных воинов, слишком мало, чтобы сбить впившихся клещами в укрепления многочисленных булгар им было, что терять!
Гул штурма нарастал. Монгольские тысячи с рыси перешли на шаг и, наконец, встали. Свита подъехала к злому Тукею с его нойонами. Нойон был потным и грязным от поднятой пыли и, казалось, сам участвовал в ожесточённой рубке.
Не возьмёшь валов? Шибан остановил коня, посмотрел на вязкую рубку на валах. Кыпчаки лезли наверх медленно, устало. Горы трупов мешали воинам под валами приходилось идти по телам погибших.
Хан, пошли в бой монголов! попросил Тукей.
Зачем? Чтобы на проклятых валах полегли лучшие воины? Монголы, в конных сшибках сделают больше, чем все кыпчаки, вместе взятые. И валы взять, я велел тебе, Тукей, а, послав монголов, получится, возьму сам.
Хан, позволь дать сигнал к отходу? Булгары просто вырубят моих воинов.
Пусть, с досадой отозвался Шибан, посмотрел на Аяна, начал перебирать в руках повод. Бату уже не раз присылал предупреждения ему не нравилась бессмысленная толчея у валов.
Хан, Тукей выразительно сверкнул глазами. Мы зря теряем воинов.
Хорошо. Отводи с валов, Шибан скривился и, завернув коня, поехал прочь.
Юрт-джи уже ставили шатёр и юрты, вкапывали коновязи.
Аян остался с Тукеем, смотрел, как кыпчаки поспешно скатываются с валов, отходят, падают, пронзённые стрелами. Булгары радостно выли, добивая отступающих и потрясая мечами.
Аян тронул коня, не спеша поехал к валам.
Куда?! заорал Тукей.
Хочу посмотреть поближе. За частоколом я вижу знатного воина, может, это их князь.
Где?
Вон там.
Ого! Тукей оживился, догнал Аяна, остановил коня. Это же сам Адавлет. То-то здесь было так жарко. Может, и сам хан булгарский здесь.
Аян устремил взгляд на человека, который противостоял своей волей натиску захватчиков. Молод. Не старше его, Аяна
Посмотри, князь Адавлет, Адавлета тронул за локоть Збин. Вон сам Тукей, монгольский нойон.
А рядом?
Не знаю. Его не знаю. Может, сам Шибан.
Нет, это не Шибан, решил Адавлет.
Сегодня он снова победил монголы отходят. Они будут стоять под валами, зализывать раны, готовясь к новому удару. Сколько их было, этих ударов! Дотянуть бы до зимы, там легче будет облить валы водой, да и холод, и пронзительный степной ветер, будут на стороне обороняющихся.
Не торопясь, припадая на ушибленную ногу, Адавлет спустился с валов вниз, сел на поданного коня, не спеша поехал к рубленной избе, у которой стоял в распахнутом халате дядя-хан.
Адавлет спешился.
Всё! Уходят.
Хан промолчал, открыл дверь избы, пропал в тёмном проёме. Адавлет вошёл следом.
В душной, сумрачной комнате, он снял железный шлем, вытер мокрый лоб не заметил, что вспотел, отстегнул железный нагрудник, накалённый на солнце.
Хан сидел на низком стульчике, указал на шёлковые подушки, разбросанные по устилавшим полы коврам.
Садись, герой!
Слуга помог снять нагрудник, пояс с мечом. Адавлет уселся на подушки. В руке оказалась чаша с вином.
Выпей, Адавлет, хан помолчал, обдумывая слова. Плохи дела.
Плохи, дядя, согласился Адавлет, отхлебнул вино пить хотелось, но оно показалось невкусным, отдал чашу слуге.
Слава богам, мы успели пресечь смуту. В стране порядок. Войско едино. Но нам ли тягаться в одиночку с монголами! Мы бьём их воинов, а они гонят других. Нужны союзники.
Да, дядя. Что творится на юге? Половцы разбиты. Они разграбили наших данников буртасов и мордву. Монголам стоит только поднажать на юге, разбить последние заслоны и, путь в центр Булгарии открыт. Валам грошь цена.
Я думал об этом. Надо просить помощи у русских. Надо слать к князю Юрию послов.
Адавлет молчал.
Поедешь ты, сказал хан.
А войско? уезжать на Русь не хотелось. Адавлет думал, что именно он может разгадать хитрые уловки врагов.
Войско примет Халан.
Но, почему я, дядя?
Потому, что так решил я хан. В прошлый раз, ты прекрасно справился нам было тяжело, и ты привёз подтверждение мира с русскими.
Что ж, твоя воля закон.
Твои слова ласкают слух дяди, улыбнулся хан, кивнул слуге.
Слуга подал хану вино. Адавлет взял чашу кумыса.
За победу!
«»»»»»
Князь Юрий затеял рыбалку. На покатом берегу реки, сдавленном вековыми соснами, омывающими корни в тёмной воде, князь с воеводами Еремеем, Семёном и, оставшимся во Владимире, Сысоем, руководил дружинниками, выбредающими по шею в воде с бреднем. Микула, обмочив бороду, ругался на весь лес. Юрий смеялся, озорно требуя пройти вдоль заиленного берега, где была яма.
Микула, загребай ближе там, в яме полно рыбы!
Князь, утону там дна нет! протестовал Микула из воды.
Говно не тонет! Не бойся, вытащим!
С матерками и хохотом, прошли по яме Микула начал тонуть, выпустил бредень, еле вылез на берег. Дружинники вытягивали из воды добычу в ячее бились подъязки и щуки.
Бугай, из-за тебя вся рыба ушла! весело журили Микулу.
Микула сидел у костра, шлёпая по мокрому телу руками, отбиваясь от комаров.
Ну, вас. Шутки нашли!
Сколько тебе твердил учись плавать, наставлял Микулу Еремей.
На что мне?
Сейчас снова по яме пройтись заставлю, улыбнулся Юрий.
Не пойду!
Юрий благодушничал, смеялся забаве половцы ушли из земель буртасов и мордвы, на границе затихло, и настроение было хорошим.
Всю рыбу раз выпустил, теперь сам чисть! дружинники поставили бадью с рыбой перед Микулой.
Зачем? В глине запечём.
А княжеская уха? Давай, не ленись!
Микула, голый, ушёл к воде, ругаясь, чистил рыбу. Остальные сидели у костра пекли рыбу в глине. Юрий подсмеивался над приближёнными дружинниками, говорили ни о чём о бабах, о рыбалке, охоте, старых походах.
Сысой лежал в тени сосны, на устилавшей землю прошлогодней хвое, грыз веточку. Семён сидел рядом, натирал тряпицей кинжал лезвие играло бликами на солнце.