Автомобили, как всегда, не гудели. Водители спокойно ждали, когда препятствие уберётся с их пути. Но играя с людьми, я нарочно остановился и посмотрел на часы, которые отец подарил мне на прошлый день рождения модные тогда «Электроника 5». Я гордился ими и постоянно улучал минуту, чтобы, как мне казалось при этом, выглядел солиднее, посмотреть на время. Понятно, что со стороны я выглядел полным идиотом.
Отметив, что я сэкономил время перед экзаменом, шумно выдохнув, пошёл навстречу остановившимся авто. Водители тут же отреагировали и, сдавая назад, все как по команде, начали отъезжать. Я усмехнулся. Это было странно, но весело.
То, замедляя шаги, то ускоряясь, я подходил к автомобилям. А те, в свою очередь, откатывались с точно таким же темпом, который я им, получается, задавал. Словно между мной и машинами встала прочная прозрачная стена, которая, двигаясь вместе со мной, не давала приближаться.
Я прошёл около двадцати метров и остановился. Затем ещё раз проделал то же самое. Водители, уставившись в лобовое стекло, отъезжали назад ровно настолько, насколько я продвигался к ним. Я чувствовал себя дирижёром оркестра.
Я остановился снова и огляделся. Люди на тротуарах не видели того, что творилось на дороге. Словно утро продолжалось и всё вокруг не изменялось моим развлечением. Начинался новый рабочий день, и прохожих было уже достаточно. Я с сожалением думал лишь о том, что никто из них не мог увидеть того, что я вытворял. Их мозг отключался или заставлял тех видеть что-то другое, но что я ещё не знал.
Ускорив шаг, я пересёк дорогу. В тот раз я заторопился в школу с чувством полного удовлетворения. Настроение улучшилось.
Я успел. Кабинет был открыт, а на партах лежали листы с печатью для выполнения экзаменационной работы.
Пройдя к своей парте в самом конце класса, я сел вместе с остальными. Через сорок минут выполнив четыре задания из пяти, я решил действовать.
Потянувшись, разминая руки, словно я собирался сделать «сальто-мортале», создал конфликт, из-за чего, правда, испытал лёгкий стыд мне пришлось крикнуть на учителя, который не успев отреагировать, сразу попал в мою ловушку вместе со всем классом. Я утешал себя лишь тем, что Дмитрий Николаевич наш преподаватель математики, всё тут же забудет и даже скорее всего, не вспомнит о том, что случилось. С этим выводом, увы, я ошибался.
Позже, тот встретив меня в коридоре отозвал в сторону и попросил больше не прыгать по классу как мартышка. На моё недоумение, он ответил, что помнит прекрасно, как я встал и вышел в ряд между партами. Затем внезапно замолчал и пробормотав, что «остальное не моего ума дело» ушёл. А я остался стоять удивлённый, пристыженный и вместе с тем мне хотелось смеяться. Тот помнил, но не так, как оно было на самом деле. А я убедился, что люди забывали не всё.
А тем днём, напряжение создало реакцию, которая пропорционально поставила «защиту» вокруг меня. Конфликт, не успев начаться, тут же погас, и Дмитрий Николаевич потерял ко мне всякий интерес. Тот вернулся к своим бумагам, изредка поглядывая на склонившихся к партам, учеников, словно ничего не случилось.
Я встал и не спеша вышел к доске, изнутри меня инстинктивно всё сжималось, я ждал, что кто-нибудь из моих одноклассников сейчас рассмеётся в спину и закричит, что «Корионов нарушил дисциплину на экзамене!». Но совладав со своими инстинктами, я, скорчил гримасу, громко произнёс, как мне казалось, повторяя голос Дмитрия Николаевича «Здравствуйте 7 В класс»! Затем картинно развернувшись, прошёл по рядам.
Дойдя до Киры, я остановился и заглянул в её листок. Прядь светлых волос лежала на плече. Я не сдержался, прикасаясь словно к золотому руну, осторожно провел пальцами по волосам. Кира отреагировала, тут же повела плечом, словно сгоняла севшую муху и даже подняла взгляд. Я опешил, испугался, что та меня увидит. Но она, как и все, уставившись куда-то за мою спину, сощурилась, кивнула и продолжила что-то писать на листке. К своему стыду, я снова поймал себя на мысли, что меня тянет её поцеловать. Но остановился. Не стал этого делать.
Я понимал, что не был невидимкой. Всё, что я делал, вызывало у людей ответную реакцию. Они что-то видели. Если в такие моменты я прикасался к кому-то или иначе воздействовал на окружающее пространство все реагировали.
Я был ребёнком и не мог решиться на какие-то более серьёзные шаги, поэтому просто дурачился. С некоторым сожалением отойдя от Киры, подошёл к сопящему Кольке Колмогорову, однокласснику-троечнику, который был, наверное, вторым, после меня, самым незаметным учеником класса. И тот, похоже «плавал», выполнив всего два задания, да и те неверно. Я помог ему. Взяв ручку со стола и, склонившись, стараясь его не задевать, начал писать.
Я понимал, что не был невидимкой. Всё, что я делал, вызывало у людей ответную реакцию. Они что-то видели. Если в такие моменты я прикасался к кому-то или иначе воздействовал на окружающее пространство все реагировали.
Я был ребёнком и не мог решиться на какие-то более серьёзные шаги, поэтому просто дурачился. С некоторым сожалением отойдя от Киры, подошёл к сопящему Кольке Колмогорову, однокласснику-троечнику, который был, наверное, вторым, после меня, самым незаметным учеником класса. И тот, похоже «плавал», выполнив всего два задания, да и те неверно. Я помог ему. Взяв ручку со стола и, склонившись, стараясь его не задевать, начал писать.
Я решил три задания на черновике и думаю, этого хватило ему за глаза. Пытаясь повторять его почерк, тот писал большими круглыми буквами, я надеялся на схожесть, чтобы Колька решил, что всё сделал сам. Старательно выведя решения на листе я подписал в самом низу заглавными буквами «РЕШЕНИЕ ВЕРНОЕ. ПЕРЕПИСЫВАЙ НА ЧИСТОВИК». И только после окончания экзамена, я понял, что написал их уже своим почерком.
Он тоже поднял голову, огляделся. И, похоже, что-то почувствовал. Посмотрел на свой черновик, затем уставился, привычным застывшим взглядом, и кивнул. Словно понял, что нужно делать.
Я ходил по рядам, склонялся над пишущими одноклассниками и даже ради шутки иногда менял тем листы с заданиями. Но подмена не прокатывала. Те недоумённо смотрели друг на друга и менялись обратно. Затем поднимали голову и взирали на меня. Вернее, сквозь меня. Я рассматривал их взгляды. Не смотря на схожесть признаков, все они реагировали по-разному. Одни хмурились, кто-то усмехался, некоторые, заметно было боялись. Все видели что-то своё.
Коллизия, которую я создал тогда, была кратковременной. Я уже догадывался, чем меньше был конфликт тем тоньше была «стеклянная стена» вокруг меня. Чем сильнее была опасность тем дольше я оставался невидимым.
Это было цепной реакцией, причиной и равнозначным следствием. Чем выше уровень возможного конфликта, тем безопаснее становилось вокруг меня. Иногда я даже думал, что было бы, если бы оказался под атомной бомбардировкой, (Я родился во времена «холодной войны» и про ядерную опасность знал тогда каждый школьник.) взорвалась бы надо мной бомба или на земном шаре сразу же наступил всеобщий мир, как обратное следствие угрозы?
Мне, увы, в те годы, такой шанс не представился, и я скорее, просто фантазировал. Несмотря на то, что тогда уже издавалась, чаще всего «самоизданная» «жёлтая» пресса про инопланетян и «прочие Бермудские треугольники», я не верил в такой вариант событий в то, что я посланник иных миров или планет. Возможно, если бы в СССР были комиксы, я мог бы нафантазировать про супергероев. Но тогда этого не было, а все «супергерои» в книгах, которые читал, добивались всего трудом и тренировкой.
Нет, я не чувствовал себя абсолютно всесильным. Учитывая, что мой талант состоял лишь в том, чтобы «гасить» ссоры и драки. Я не мог взглядом передвигать предметы, силой мысли сжигать дома или выносить бабушек из горящих домов, которые получается, сам мог и поджечь. Мне нужно было всего лишь находиться рядом в нужное время. К тому же, школьные конфликты были скоротечными, и я не мог исчезать из обзора надолго.
Конечно, в такие моменты я мог делать всё, что угодно. Мог, наверное, скакать голышом перед доской, и всё равно никто не увидел бы этих эскапад. Но меня занимал вопрос кого бы они все увидели вместо меня? Может быть Митькиного странного человека в костюме?
Время экзамена подошло к концу, я вернулся на своё место перед самым звонком, заметив, что взгляды одноклассников больше не были ошарашенными и «скользящими», а Дмитрий Николаевич отвлёкся от своих бумаг, оглядывая класс. Конфликт был исчерпан, моё влияние закончилось.
Переписав всё на чистый лист, я ещё раз посмотрел на Киру. Она улыбалась кому-то. Я ощутил острое желание сказать ей что-нибудь, какую-нибудь ерунду, и не хотел противиться своим мыслям. Забыв на ту минуту, что мог снова закричать на кого-нибудь, создав мимолётную невидимость. Но мне хотелось говорить с ней так, чтобы та видела меня и говорила, вглядываясь мне в глаза, а не мимо.
Я встал с места, и, не видя перед собой одноклассников, бросился туда, а добравшись до её парты, перемахнул через неё, не глядя по сторонам. Я не понимал, что творю был слишком возбуждён предыдущей безнаказанностью, чтобы подумать об этом. Если бы один из одноклассников случайно не преградил мне дорогу я бы, наверное, не сдержался и поцеловал ту перед всем классом. Но он мне помешал. Я очнулся и вместе со стыдом вновь ощутил фантомную прядь её волос на своих пальцах.