За углом космодром.
Яшин круче Пеле,
В полной радуге лиц
Не найти на Земле
Краше наших девиц.
Даже те, что глядят
Через колбы стекло,
Не вмещаются в ряд,
Дай хоть каждой весло.
Коммунизма леса
Легковесный каркас,
Но в воде паруса
В приполуденный час.
Поднимаюсь бегом
На знакомый этаж,
Да и вниз босиком
С волейболом на пляж.
Моря пресного бег
Рукотворная ширь.
Жалко, лето не век:
Сдох и высох мизгирь.
Но ракеты летят,
Ускоритель гудит,
И забыт Герострат,
И никто не забыт.
Рисунок
В моём простом карандаше,
По-птичьи, что ли, долгоносом,
Как жук в лавандовом саше,
Как Ленин в утлом шалаше,
Измучен финским сенокосом,
Уснул маяк
Напрягом трёх пурпурных крон
Транзистор в нём горел, как призма,
О том, что бытие не сон,
Близка победа коммунизма,
И космос будет покорён
И вдруг иссяк.
И я объёмную морковь
Вонзил с размаху в лист альбомный,
Пролив с кистей на контур тёмный
Медовой акварели кровь.
А вот войны смертельный ход
В листа того же обороте
Горит над танком самолёт,
И лупит пушка по пехоте.
А вот с огромной высоты
Глядит лохматое светило
Туда, где взрывы, как кусты,
И смерти золотая жила
И вот чего там только нету!
И тьме найдётся цвет, и свету
А нет убежища душе
В моём простом карандаше.
Бессонница
Привидится же чудище
В расселине дымов!
Убожество, приблудище
Из тайного и снов.
Холодный воздух лопает,
Как дынный мармелад,
И мокрой лапой шлёпает
Часам настенным в лад.
И пасть его ощерена,
По-волчьему полна,
В пустых глазах затеряна
Неполная луна.
Мои надежды нежные
Мол, жить ещё и жить
В объятия безбрежные
Готово заключить.
И чем душа в груди моя
Держалась бы в ответ,
Когда бы не любимая,
Лелеющая свет?
Лунатизм
Есть океан на левой стороне
Того, кто по ночам без света волен
И ходит высоко в глубоком сне
По крыльям крыш и рёбрам колоколен.
Есть океан и вечная тропа
На побережье тёплыми камнями.
Издалека на ощупь и слепа,
Всё видит ночь, летающая снами.
Есть океан и стаи пёстрых рыб,
И водорослей лес непроходимый,
И тёмный хоровод придонных глыб,
В парении медуз неопалимый.
Есть океан у спящих на ходу.
Вагон метро. Упала на пол книга
И острие несущегося мига
Горящей спичкой чиркнуло по льду.
Прощание с зимой
Утро взмыло и снова не промах,
Час-другой в темноте погодя.
И мерещится в мутных проёмах
В тихом омуте пламя дождя.
Закипает земля под карнизом
На веселье костру моему
Не спеша разгорается низом
Поджигающий холод и тьму.
Не спеша, полегоньку, помалу,
По молекуле как помело,
Отдавая судьбу опахалу
Ветру, марту, в песок и стекло.
Ладно, пусть под небесным пожаром
Паром, парусом вверх, невесом,
Монгольфьера невидимым шаром
Погляжу на покинутый дом
И готово. Поехали, братцы!
Атмосферы пронзая апрель,
Чтоб в открытом летать и скитаться,
А не прахом и порохом в цель.
Изображая Чкалова
Железа или зарева
По нотам зная звук,
Сквозь дерево и марево,
И под гору без рук
В чужой портрет пикировать,
Разинув юный рот,
И Пушкина цитировать
От дома до ворот!
С девчоночьими визгами
И смехом в разнобой,
Весны облиты брызгами,
Довольные собой,
Изображая Чкалова
На крыльях под мостом,
В великое из малого
В потоке золотом!
Могли б и до Америки
С крестом и без креста
На довоенном велике
И в шлеме «от винта».
Дворовая
Я дворовый зверёк. Не бесстрашен, но зайца храбрее.
Вот, как ветер, лечу по забора пожарной гряде,
И по пояс хожу за рудой в разъярённом пырее,
По колено в крови и гудроне, по горло в воде.
Под стеклом у меня золотые зарыты секреты,
Мусульманин, цыган и еврей в батальоне моём.
Оттого и свободны, и песенки наши не спеты,
Что по-русски мы хором заразные песни поём.
Кормим лошадь травой или хлебом, коли не без хлеба
Ах, хабиби ты мой! Кадерле, яв кэ мэ, мэхабэк!
Всё в песке да земле, а с устатку в открытое небо
Поглядим и видать: в облаках-то летит человек.
И ни камнем его из рогатки, ни серой с болтами
Не достанешь никак и с тугой синевы не собьёшь.
Может, он самолёт или шмель над густыми цветами,
Где лежишь от жары ни любви, ни потери не ждёшь
_________________
* хабиби любимый (турецкий)
** кадерле дорогая (татарский)
*** яв кэ мэ иди ко мне (цыганский)
**** мэхабэк обнимаю (иврит)
Гляжу и жду
Сквозь тёмное, неровное,
Сквозь дымное стекло
Гляжу на солнце кровное,
Чуть утром рассвело.
Гляжу и вижу в будущем
Детей моих детей,
Позёмку беспробудную
Рождений и смертей.
Гляжу и жду затмения
Сквозь дымные слова,
Но только на мгновение
Одно иль много два,
От той до той доплыть ещё
Обители теней,
Счастливее родителей,
Но сердца не умней
Чтоб мысли дно тяжёлое
С пути не увело
И чтоб из рук ольховое
Не выпало весло.
Ньюфаундленд
Утопи ты свои корабли
В этих водах слепых и угрюмых.
Не бросай якорей, не юли,
Не ищи себе ценного в трюмах.
Сухари и разбавленный ром,
Кипы чёрного мокрого джута
Утопи их под звёздным крестом.
Удиви своего баламута.
Всё на дно вместе с гневом твоим,
Как комар полуночный, писклявым.
Не суди, будто сам не судим.
Хватит плавать маршрутом корявым.
Снова солнце с луной потеряв,
Что ты делаешь там с парусами?
Ты не лев и тем паче не прав,
И дрейфуешь на запад частями.
Утопи все мосты и труды
И в хромой протекающей шлюпке
Правь туда без еды и воды,
Где границы морозны и хрупки
И звенят одиноко слова,
Повисая в белёсом просторе
Правь туда, где надежда мертва
И свинцово открытое море.
Только там и увидишь свою,
Как нигде, невозможно яснее
Только там, на отвесном краю,
В темноте и во льду цепенея
Вокзал, буфет
Ты сочиняешь «Книгу перемен»,
А за окном и льдом тебе знакомо?
Составом тёмным вылинявших стен
Маячит пароход родного дома.
Пятиэтажный долгий силуэт
В тумане зим и летнем балагане
Предъявишь проводнице свой билет,
А на перроне пёстрые цыгане;
Мундир на майке, курит отпускник;
Осталось три минуты остановки;
Мужчина в тапках и командировке
Бежит за лимонадом напрямик;
По радуге внизу мазутных пятен
Путеобходчик походя стучит
А проводница смотрит и молчит:
Ей твой билет просроченный невнятен.
Давай о Китае
Давай о Китае. Я верю в пекинское утро,
Где солнце касается светом изогнутых крыш
Ну ладно, я не был. Мне снилось, как будто, как будто
Такое бывает всё видишь, как будто не спишь.
И видишь, и дышишь, и гонишь полночную змейку
На небо, а небо такою грозит синевой,
Что крепко берёшь на балконе железную лейку
И льёшь поливаешь фиалку, пион и левкой.
Давай о Китае. С рассветом спешат на работу
Борцы, водоносы и дворник с лохматой метлой
Забудем про Гамбург. Давай по пекинскому счёту
Столкнём и оценим шмеля с неусыпной пчелой.
Давай о Китае, на память и смерть обречённый,
Зачем на земле мы короче дождя и травы?
Кровавому цвету границу рисует зелёный
И медленно пасть разевают бетонные львы
Послушник наставнику
Если бы ясно вначале мне Силы сказали:
Вот тебе небо и море, а после конец
Стал бы я спорить? Спросил бы у Бога в печали:
Где твоя лодка и где твоя птица, Отец?
Что мне за то полагается? Что мне за это?
Даром ли белое буду на свете терпеть?
По сердцу ль осень и лучше ли душное лето?
Весело ль будет метели испробовать плеть?
Кстати, зима. Может, хочется мне холоднее?
Или совсем отменить холода в Новый год
Утру ли вечера быть для меня мудренее?
Ночи ли ум неусыпный забрать в оборот?
Если бы воля дана мне была до рожденья,