Баббо заказал шампанское и устрицы на льду, и, как только официанты наполнили наши бокалы, он встал, отодвинул стул и костистыми пальцами ухватился за край стола.
Тост в честь Лючии! Танцовщицы и артистки, знающей несколько языков!
С голубыми глазами и фарфоровой кожей, подхватила мама, подняла свой бокал и вытянула шею, повернув голову так, чтобы ее было лучше видно.
Я вдруг подумала, что она завидует мне. Это была глупейшая, нелепейшая мысль, и продержалась она в моей голове не дольше мгновения, но что-то было в том, как она выгнула шею, подставив ее под свет люстры. Словно она пыталась дать всем понять, что своей внешностью я обязана лишь ей. Меня внезапно поразило как давно я не видела, чтобы баббо смотрел на нее с нежностью или слушал, застыв в своей обычной манере, переливы ее речи. Все это теперь доставалось мне. Я бросила взгляд через стол вот он, баббо, с бокалом в руке, часто моргает, переводя глаза со Стеллы на меня.
Между тем шампанское кипело в бокалах, от блюда с устрицами поднимался соленый, остро-свежий, как молодая зелень, аромат, облачка сигарного дыма зависали в воздухе, люди за соседним столом улыбались и хлопали мне. Эмиль прижал свою ногу к моей, уверенно и очень по-мужски. В этот момент мне казалось, что я буду счастлива целую вечность, до окончания времен, и никто никто на свете! не может быть счастливее, чем я. Я склонилась к Эмилю и незаметно для всех положила руку ему на бедро.
Где ты будешь танцевать в следующий раз, Лючия? Может быть, Жозефине Бейкер придется освободить для тебя сцену? Стелла поправила тюрбан, подцепила вилкой устрицу и изящно отправила ее в рот.
Ну уж и штучка эта миссис Бейкер. Танцевать голой в бананах! Какой позор! Мама взяла салфетку и с силой встряхнула ее, словно хотела одним махом отогнать все разговоры о Жозефине Бейкер, танцовщице, которая покорила Париж своими довольно фривольными выступлениями.
Говорят, она зарабатывает огромные деньги, заметил Джорджо и на мгновение прижал кончик языка к верхней губе. И вроде бы сменила юбку из бананов на совсем маленькую юбочку из розовых перьев.
То есть она танцует совсем обнаженной, если не считать перьев? Киттен в шоке распахнула глаза.
Потаскушка, вот кто она такая, бросила мама, и ее ноздри гневно затрепетали.
Современная молодая женщина и сама зарабатывает себе на жизнь. Молодец все, что я могу сказать, возразила Стелла и подняла бокал с шампанским, но быстро поставила его обратно, поймав яростный взгляд мамы.
У нее уже было двое мужей, а теперь, по слухам, еще и любовник. И как назвать такую леди, спрашиваю я вас?
Именно поэтому она и может танцевать на сцене в одних лишь перьях. Если бы она не побывала замужем, ей бы этого не позволили, тихо произнесла Киттен. Папа говорит, что брак это единственный способ для женщины обрести свободу, особенно в Париже. Все эти эмансипе вертихвостки папа утверждает, что в действительности они совсем не свободны.
Должно быть, танцевать в чем мать родила значит ощущать настоящее освобождение, фыркнул Джорджо и достал сигарету. Особенно если берешь за это несметные деньги. Можно ли быть более свободной?
Что за вздор! Стелла, с горящими глазами, ткнула воздух вилкой. Сейчас у женщин появилась настоящая возможность получить свободу. Посмотрите на парижанок они рисуют, пишут, танцуют. И не все они замужем.
Браво, Стелла! воскликнула я и захлопала в ладоши.
Стелла была, по словам мамы, «языкастая». Еще одна ее черта, которой я восхищалась и завидовала. Мне захотелось рассказать всем о своих взглядах и опыте, о том, какой свободной чувствуешь себя, когда забываешь обо всем и танцуешь, словно растворяешься в движении, и не важно, бедна ты при этом или богата, одета или раздета но Джорджо меня опередил.
А еще говорят, что она каждый день получает сотни предложений руки и сердца. Может, мне тоже стоит попытаться? Что скажешь, Эмиль? Он повернулся к Эмилю и хлопнул его по плечу.
Я согласен с Киттен. Брак это тот фундамент, на котором строится наше общество, и это в самом деле единственный путь к свободе. Так считаем мы, евреи. Все держится на браке. Но я не уверен, что это относится к женитьбе на миссис Бейкер. Рука Эмиля нашла под столом мою руку, и он пощекотал ее большим пальцем. А вы что думаете, мистер Джойс?
Краем глаза я увидела, что мама ерзает на стуле, уставившись на свой бокал с шампанским. Баббо рассеянно гладил бороду, снова и снова проводя по ней пальцами, и так же, как мама, задумчиво смотрел на блюдо с пустыми устричными раковинами.
Краем глаза я увидела, что мама ерзает на стуле, уставившись на свой бокал с шампанским. Баббо рассеянно гладил бороду, снова и снова проводя по ней пальцами, и так же, как мама, задумчиво смотрел на блюдо с пустыми устричными раковинами.
Брак, религия обычаи и условности. Это оковы, которые должны быть сброшены.
Не обращайте внимания на Джима. Много он знает об оковах. Мама коротко вздохнула, словно гнев и раздражение совсем лишили ее сил.
Я вопросительно взглянула на Джорджо, но он рылся в карманах в поисках зажигалки; в его губах торчала незакуренная сигарета.
Нельзя сказать, что свобода женщины и институт брака несовместимы. Но также нельзя отрицать и главенствующую роль семьи. Взять хотя бы вас, Джойсов. Стелла взмахнула рукой над столом, который был уже в полном беспорядке: полупустые бокалы тут и там, скатерть усыпана крошками хлеба и пеплом. Вы женаты уже так много лет и беззаветно любите Лючию и Джорджо. Были бы они столь же талантливы и умны, если бы вы не поженились?
Мы бы гнили в сточной канаве. Джорджо подавил зевок, прикрыв рот кулаком, и подмигнул мне. Но вместо этого мы восходящие звезды сцены, не так ли, Лючия?
Ну, мое мнение такое: эту миссис Жозефину Бейкер следует запереть где-нибудь, и покрепче. В Ирландии-то она уж точно сидела бы за решеткой. Мама отодвинула бокал и упрямо покачала головой.
Я придерживаюсь того же мнения, Нора. Абсолютно согласен, пробормотал баббо в узел галстука так тихо, что его услышала лишь я.
Эмиль вскочил со стула.
Довольно этих разговоров о тюрьмах и сточных канавах! Предлагаю еще один тост в честь нашей прекрасной, талантливой Лючии! Он поднял бокал, и все остальные последовали его примеру, на разные лады выкрикивая мое имя.
В то мгновение я и увидела его. Он стоял на улице, так близко, что его нос почти касался стекла, и заглядывал в окно. Его глаза горели от любопытства. Поначалу мне показалось, что он смотрит на баббо, но очень скоро его взгляд переместился на меня. И в эти доли секунды случилось нечто поразительное. Когда наши глаза встретились, между нами будто пробежала искра. Нет, не искра, а мощный поток электричества. Мое сердце яростно дернулось в груди. Затем он склонил голову, чуть сгорбился и исчез в темноте бульвара. Я почувствовала, что Эмиль снова опустился на стул и прижал свою ногу к моей.
На что она уставилась? Лючия? Лючия! Мы тут все пьем за твое здоровье, а ты глазеешь в окно, и вид у тебя как у одержимой. Мама в отчаянии закатила глаза.
Баббо нахмурился и вскинул ладонь.
Тише, Нора. У нее момент ясновидения. Тише все! Моя Кассандра что-то узрела.
Просто кто-то смотрел на меня через окно, неловко объяснила я, все еще изумленная и оглушенная тем, что произошло, пронзительным взглядом этих глаз, тем, как скакнуло мое сердце. Я с деланым пренебрежением махнула рукой и обернулась к Эмилю в надежде, что это отвлечет папу о разговорах о Кассандре.
Это один из твоих новых поклонников, я уверена! воскликнула Киттен, рассмеялась и стиснула мое плечо. Придется тебе теперь терпеть их, Лючия. Не сомневаюсь, что у входа уже выстроилась очередь за автографами.
Будет ли он стоять у дверей? Мужчина с яркими, как у птицы, глазами, и носом, похожим на клюв, и острыми, как ножи, скулами? Нет. Он растворился во тьме. Я очнулась. Все смеялись над какой-то остротой баббо все, кроме Эмиля, который шептал мне в ухо:
У тебя будут тысячи поклонников! Тысячи!
Баббо завел речь о неоспоримой связи между танцами и ясновидением и рассказал о некоем неизвестном африканском племени, члены которого танцевали до тех пор, пока им не являлось будущее. Я чувствовала на себе его взгляд, но не могла сосредоточиться на словах.
И спорю на что угодно, они тоже пляшут полуголыми, вполголоса добавила мама, и все снова расхохотались.
Но я думала только о мужчине, что смотрел на меня с улицы. Странное ощущение беспокойства овладело мной будто внутри у меня что-то сдвинулось и в душе поселилось какое-то непонятное мне самой предчувствие.
Сейчас, вспоминая об этом здесь, в Альпах, где воздух так холоден и чист, я понимаю, что была права. Тогда все это казалось невероятным, но где-то глубоко, в солнечном сплетении или еще глубже, и принялся разматываться этот клубок. Все началось в ту самую секунду.
Глава 2
Ноябрь 1928 годаПариж