Не сразу, но заметила, как из-за стойки за мной с любопытством и тревогой наблюдает девочка лет восьми. Мягко улыбнулась, от чего малышка отважилась подойти ближе. Она держала в руках небольшую доску и кусочек угля.
Привет, малышка. Как тебя зовут?
Иллария, леди. Вы очень, очень красивая! Как моя мама.
Спасибо. А где твоя мама?
Ее забрал Отец заступник, два года назад, малышка горестно вздохнула, опустив синие, как морская волна глазки. Лакрия во мне почувствовала ее боль. Сильнейшую пустоту в сердце. Мама для этого маленького создания заменяла целый мир. Проклятая лихорадка Можно я вас нарисую? Чтобы смотреть на рисунок и вспоминать мою маму?
Непроизвольно положила ладошку на грудь, стараясь не поддаваться чувствам.
Конечно, дорогая, позволила я и мягко улыбнулась.
Заметив, как девочка уселась за столик знатных господ, хозяин трактира поспешил осадить дочь. Девочка, слегка высунув язык, чертила на доске мелом закорючки.
Иллария, не отвлекай гостей от трапезы. Простите, леди, вы очень похожи на мою усопшую супругу, вот малышка и не удержалась.
В этом нет ничего предосудительного, господин
Отец заступник с вами, леди. Я Самуил Трактирщик, теребя фартук, извинялся мужчина.
Самуил Трактирщик? удивилась я и обратила взгляд на лорда.
Крестьянам не положено иметь фамилии, подтвердил он. Сложно в это поверить.
Как же в таком случае, обращаются к вашей дочери?
Иллария, дочь Самуила Трактирщика, пояснил он.
Уму непостижимо.
В трактир зашло еще несколько путников и, откланявшись, трактирщик поспешил обслужить господ. Одеты бедно, но справно. Не из благородного сословия. Толчок под столом вывел меня из задумчивого состояния и, уставившись на лорда, я выразила недовольство.
Лорд, перестаньте.
Вы о чем, миледи?
Толчок повторился. Да что он себе позволяет, еще и глядя мне прямо в глаза?
Об этом! зашипела я, когда почувствовала третий толчок и, нарушив правила приличия, нагнулась, чтобы заглянуть под стол. Лорд действительно был ни при чем. Увлекшись рисованием, девочка зарывала свои босые ноги в моих многочисленных юбках. Видимо, чтобы согреть их. Я выпрямилась и непонимающим взглядом уставилась на Илларию.
Дитя, где ваша обувь?
Сегодня очередь Санни. Потерпите, Леди, еще немного осталось.
В каком смысле очередь Санни?
Вчера я носила ботинки, а сегодня носит она, не обращая на меня внимания, она заправила за ушко прядку пшеничного цвета и, смочив уголек, продолжила рисовать. И щебетала таким тоном, словно это само собой разумеющиеся вещи.
У вас что, одни ботинки на двоих? шепотом, как бы стесняясь своего предположения, спросила я.
Нам еще повезло, леди, она, наконец, подарила мне взгляд. Слишком осмысленный для восьми лет. Взгляд человека, который прошел через куда большие трудности, чем я. Ни один ребенок не заслужил страданий. Ни один. Мой долг как королевы сделать так, чтобы каждый подданный имел возможность заработать себе на достойную жизнь. Вот у моей подруги, Лельки, дочери Михайлы Бояниста, он вон в углу играет, вообще в семье ботинков нет. А нам от мамы достались.
Ты очень любила свою маму? в груди разлился раскаленный свинец боли. Я чувствовала страдание девочки и осознала собственное.
Очень, леди, смахивая слезу, девочка улыбнулась. Какая выдержка. Какая храбрость! Как дается такому маленькому человечку подобная жизненная стойкость?
Если позволишь, я отойду на минутку. Хочу сделать тебе подарок.
Девочка улыбнулась и, проводив меня взглядом, продолжила рисовать. Лерой хотел подняться и сопроводить меня, но я жестом показала, что не нужно. Нашла уборную, привела себя в порядок и сняла туфли. У меня маленький размер, а девочка скоро вырастет и сможет их носить. Подложив тряпочку, сможет носить уже сейчас. Без каблучков я стала ниже, и подол платья опустился до самого пола, скрывая босые стопы. Грубые деревянные доски неприятно холодили ноги. Сделав пару шагов по залу, сморщилась, поймав занозу, но, стиснув зубы, прошла к столу. Лорд Найтингейл, увидев в моих руках мои же туфли, сдвинул брови, но смолчал. Я присела перед девочкой на колени. Не как королева, но как мать своего народа.
Можешь дать мне свою ножку, Иллария?
Девочка, не раздумывая, оторвалась от рисования и протянула ногу. Грязная, с кровавыми ранками и множеством заноз. Сердце сжалось. Как она может ходить с такими ногами и даже не морщиться от холода и боли? Я только что посадила занозу и едва сдерживалась, чтобы не застонать.
Можешь дать мне свою ножку, Иллария?
Девочка, не раздумывая, оторвалась от рисования и протянула ногу. Грязная, с кровавыми ранками и множеством заноз. Сердце сжалось. Как она может ходить с такими ногами и даже не морщиться от холода и боли? Я только что посадила занозу и едва сдерживалась, чтобы не застонать.
Тебе не больно? я накрыла ладонью ноги девочки и теплая энергия, защекотав кончики пальцев, заструилась вниз.
Я привыкла, хмыкнула она и звонко рассмеялась. Ой, леди, щекотно-то как.
Знаю, малышка, потерпи, улыбнулась, поглаживая ее стопы. Вот и все.
Ранки и синяки девочки затянулись. Удивленно глядя то на меня, то на лорда, девочка хлопала глазами.
Вы волшебница? болтая здоровыми ногами, удивилась она.
Почти. И вот тебе обещанный подарок, я надела на ледяные стопы Илларии туфли. Они оказались почти впору.
Серьезные синие глаза глядели на меня с непониманием. А потом маленькие ладошки погладили по лицу и девочка, сдерживая изо всех сил слезы, улыбнулась.
Вас моя мама послала, да?
Да, дочка. Меня послала твоя мама и просила передать, что ты очень отважная девочка, положив руку на грудь малышки, я впитывала ее боль, оставляя в памяти лишь светлую грусть. Наполняя пустоту потери светом пережитой любви. И она гордится тем, какой ты стала.
Спасибо, очень осознанно и серьезно произнесла Иллария и протянула мне доску. Похоже получилось? Правда, она красавицей была?
С доски смотрел большой круг лица с двумя точками глаз и длинным полукругом улыбки. Ниже несколько палочек: ручки, ножки и треугольник юбки.
Да. Она была красавицей, согласилась я.
У вас дырочка на платье. Хотите, зашью? Я очень хорошо умею зашивать, правда. Вот, смотрите, она продемонстрировала аккуратный шов на своем платьице. Руки маленькой девочки зашивали ошибки моего отца.
Дорогая, нам с лордом пора отправляться в путь, мягко сказала я.
Доброй вам дороги, леди, девочка поцеловала меня в щечку и убежала к отцу хвастаться обновкой, смешно переставляя ножки в туфлях, больших по размеру.
Сердце сковала невыносимая боль. Любая магия имеет цену, даже та, что течет по венам. Я не уничтожала чужую боль, а забирала ее. Девочка любила мать также сильно, как я любила отца, и теперь мир казался мне пустым и разбитым. Пустота внутри росла, осознание, что больше никогда не посмотрю в его глаза, не обниму, не почувствую тепла шершавых ладоней, раздирала душу.
Лорд, голос дрожал, но я старалась сдерживаться. Возьмите в дорогу хлеба. Он мне понравился. И щедро рассчитайтесь с Самуилом Трактирщиком.
Вы очень похожи на своего отца, наконец мужчина прервал свое молчание, глядя на меня то ли с удивлением, то ли с восхищением. Собиралась выйти на улицу, но развернулась и осталась.
Каким он был?
Добрым. Слишком добрым. Всеславия оказалась недостойна такого короля.
Тогда как он это допустил?
Лорд не успел ответить. Трактирщик, сжимая в руках мои туфельки, подбежал к нам.
Леди, мы не можем принять такой подарок! девочка выглядывала из-за полных ног отца и испуганными глазами смотрела на меня.
Можете. И примите. Не забывайте, что перед вами леди, которая может приказать. А мне бы не хотелось пользоваться властью, дарованной титулом. К тому же, возвращая в руки малышки туфельки, я улыбнулась. Это мой подарок лично Илларии, а не вам. У меня полно туфелек, а у малышки и пары нет. Как так получилось? Неужели таверна совсем не приносит дохода?
Приносит, виновато сминая фартук, трактирщик опустил глаза, явно не желая мне рассказывать. Положила руку мужчине на грудь и заглянула в глаза
Отвечайте все, как есть, ничего не утаивая, энергия муравьиными лапками заструилась по венам и поглотила сознание трактирщика.
Год назад король издал указ, который обязал все крестьянские таверны платить дань. Половину от заработанного.
Это ложь, спокойно заметил лорд.
Он не может врать под заклятием. Известно ли вам, что согласно действующему закону, все крестьянские таверны до пяти столов не облагаются податями?
Так было раньше. А потом закон отменили, зачарованно протянул мужчина.
Кто вам сообщил об этом?
Лично граф Кернуэл.
Мы с лордом переглянулись. Сжав кулаки, я молча вышла из таверны и, зайдя за угол, облокотилась о влажное дерево, изо всех сил сдерживая слезы. Получалось плохо. Меня душили гнев, обида, негодование и боль потери. В ноги впились сотни ледяных иголок осеннего холода и мелкие камушки. Я не привыкла ходить босиком. И не привыкла видеть страдания народа. Моего народа. Едва хватая ртом воздух, изо всех сил пыталась взять себя в руки.