Синго действительно позавчера ходил со своей секретаршей в дансинг-холл.
Сегодня воскресенье. Значит, за вчерашний день эта Хидэко Танидзаки проболталась Сюити, а Сюити рассказал Кикуко не иначе.
Уже много лет Синго не ходил на танцы. И когда он пригласил Хидэко, та была поражена. Сказала, что, если она пойдет с Синго, в фирме начнутся пересуды и ей это будет неприятно. А мы никому не скажем, предложил Синго. И вот на следующий же день она поспешила рассказать обо всем Сюити.
Все выведав у Хидэко, Сюити и вчера и сегодня делал вид, что ничего не знает. А сам тут же все разболтал жене.
Сюити, наверно, часто ходил с Хидэко на танцы, потому-то Синго и решил пригласить ее. Он надеялся, что в дансинг-холле, куда он пойдет с Хидэко, возможно, будет и женщина, с которой встречается Сюити.
Однако, придя туда, Синго не смог определить эту женщину по внешности, а спрашивать не стал.
У Хидэко, когда она оказалась с неожиданным для нее кавалером Синго, словно бы закружилась голова, девушка стала вести себя неестественно, и Синго весь сжался, почувствовав в ней опасность для себя.
Хидэко всего двадцать два года, но ее грудь уже достаточно велика, чтобы наполнить ладонь. И Синго неожиданно стали вспоминаться порнографические открытки.
Вспоминать порнографические открытки в такой безумной толчее было смешно и даже как-то нелепо.
В следующий раз пойду с тобой, Кикуко, сказал Синго.
Правда? В самом деле, сводите меня.
Кикуко раскраснелась.
Интересно, догадывается ли она, что он пошел на танцы только из-за любовницы Сюити?
Синго совсем не волновало, что дома узнали о его походе на танцы, и растерялся он только от неожиданности, испугавшись, что Кикуко разгадает его тайное намерение увидеть любовницу Сюити.
Вернувшись на веранду, Синго прошел по ней в комнату Сюити и, стоя в дверях, сказал:
Обо всем выведал у Танидзаки?
Это ведь новость, которая касается нашего дома.
Подумаешь, какая новость. Когда ты снова пойдешь с ней на танцы, купи ей приличное платье. Ладно?
Ха-ха. Неужели, отец, тебе было стыдно?
Оставь, пожалуйста. Просто она была в кофточке и юбке, а это не годится.
У нее все есть. Только ты пригласил ее неожиданно, поэтому она была плохо одета. Если договориться с ней заранее, найдет что надеть, сказал Сюити и отвернулся.
Пройдя мимо Фусако, спавшей с детьми, Синго вошел в столовую и посмотрел на большие стенные часы.
Уже пять, пробормотал он, словно бы проверяя время.
Пламя облаков
1
Газеты писали, что двести десятый день пройдет, по всей вероятности, благополучно, но как раз в ночь на двести десятый день разразился тайфун.
Синго уже давно забыл, что видел эту заметку. Да ее, собственно, и нельзя было назвать прогнозом погоды. Впрочем, когда тайфун стал приближаться, появились и прогнозы, и предостережения.
Давай вернемся сегодня домой пораньше, торопил сына Синго.
Его секретарша Хидэко помогла ему одеться, а потом и сама стала поспешно собираться. Когда она надела белый прозрачный плащ, грудь у нее исчезла, точно ее раздавили.
С тех пор как Синго заметил на танцах невзрачную грудь Хидэко, эта грудь все время привлекала его внимание.
Хидэко быстро сбежала вслед за Синго и Сюити по лестнице и теперь стояла вместе с ними у выхода. Шел такой проливной дождь, что страшно было даже выглянуть наружу.
Тебе куда? начал было Синго и тут же осекся. Он задавал этот вопрос уже раз двадцать, но запомнить ответа не мог.
На вокзале в Камакура тоже стояли под навесом люди, сошедшие с поезда, и смотрели на бушующие потоки дождя.
Подойдя к дому, у которого росли подсолнухи, они услышали сквозь рев ветра и дождя песню из «Парижского праздника».
Какая она легкомысленная, сказал Сюити.
Они знали, что это пластинка Лиз Готи и поставила ее Кикуко.
Песня кончилась и тут же началась снова.
Примерно в середине песни послышался шум закрываемых ставней.
Потом они услышали, как Кикуко, захлопывая ставни, подпевает пластинке.
Из-за бури и песни Кикуко не заметила, что они вошли в прихожую.
Ужас какой! Промочил ноги, сказал Сюити, снимая в прихожей ботинки.
Прибежала Кикуко.
О, вы уже вернулись?! Ее переполняла радость.
Сюити протянул ей ботинки.
Наверно, отец тоже промок, сказала Кикуко.
Пластинка кончилась. Кикуко опустила иглу снова и теперь стояла, держа в охапке мокрую одежду Синго и Сюити.
Пластинка кончилась. Кикуко опустила иглу снова и теперь стояла, держа в охапке мокрую одежду Синго и Сюити.
Завязывая пояс, Сюити сказал:
Кикуко, твой проигрыватель на улице слышен.
Мне было страшно, вот я и сделала погромче. Я места себе не находила так за вас беспокоилась.
Кикуко действительно была весела и оживленна, словно в нее вселился тайфун.
Идя на кухню, чтобы налить Синго чаю, она все время напевала.
Сюити любил парижских шансонье и покупал их пластинки.
Он знал французский. Кикуко совсем не понимала по-французски, но Сюити научил ее произносить французские слова, и она пела, довольно хорошо подражая певцам. Например, Лиз Готи в «Парижском празднике» поет о девушке, которой так грустно, что она готова умереть. У Кикуко и в мыслях не было умирать она просто наслаждалась, неумело ведя песню своим слабым голоском.
Когда Кикуко выходила замуж, школьные подруги подарили ей набор пластинок с колыбельными песнями мира. И она первое время без конца ставила их. Если не было никого поблизости, она подпевала пластинке.
Синго очень нравились эти песни. Они, казалось ему, созданы в честь женщины.
Кикуко, слушая колыбельные песни, вспоминала свое девичество.
Когда я умру, поставьте на моих похоронах пластинку с колыбельной песней. Ладно? И никаких молитв, никаких надгробных речей не нужно, попросил однажды Синго невестку. Он говорил как бы шутя, но на глаза его навернулись слезы.
Кикуко до сих пор не родила ребенка, и колыбельные песни ей, по-видимому, наскучили Синго давно их не слышал.
Песня из «Парижского праздника» уже кончалась, но вдруг стала еле слышна, а потом совсем смолкла.
Отключили свет, сказала из столовой Ясуко.
Да, действительно, отключили. И сегодня света уже не будет. Кикуко сняла пластинку. Мама, давайте поужинаем пораньше.
Во время ужина ветер, пробивавшийся в щели, три раза задувал тонкую свечу.
Сквозь бурю слышался рев моря, и этот рев взвинчивал страх еще сильнее, чем вой бури.
2
Синго преследовал запах погашенной свечи.
Дом содрогался под порывами ветра, Ясуко нащупала коробок спичек, заранее положенный около постели, и встряхнула его, чтобы убедиться, что он не пустой, и чтобы напомнить Синго, что спички приготовлены.
Потом она нашла руку Синго. Она не схватила ее, а лишь слегка прикоснулась к ней.
Все в порядке?
В порядке. В саду может что-нибудь унести ветром, но выйти все равно невозможно.
Как ты думаешь, у Фусако тоже все в порядке?
У какой Фусако?
Синго забыл, о ком речь.
А-а, ну конечно, все в порядке. В такую бурю они с мужем, наверно, рано улеглись.
Ладно, давай спать, уклонилась от продолжения разговора Ясуко и замолчала.
Было слышно, как разговаривали Сюити и Кикуко. Кикуко ласкалась к Сюити.
Через некоторое время Ясуко заговорила снова:
Двое маленьких детей. Не то что у наших.
И у его матери с ногами плохо. Что-то нервное.
Конечно, конечно, и если она уйдет от Аихара, все заботы о матери ему придется взять на себя.
Она совсем не может ходить?
Нет, кажется, немного передвигается. В такую бурю Тоска там сейчас.
Синго было странно услышать от шестидесятитрехлетней Ясуко слово «тоска».
Везде тоскливо, сказал он.
В течение жизни женщина делает себе множество самых разных причесок об этом я прочла в одной газете. Это очень правильно.
В какой газете?
По словам Ясуко, с этого начинался некролог, написанный одним художником, который рисовал красавиц, и посвященный художнице, которая тоже рисовала красавиц.
На самом деле в статье все было наоборот, в ней говорилось о художнице, всю жизнь не менявшей прически. С двадцати лет и до самой смерти в семьдесят пять, больше пятидесяти лет, она неизменно закручивала волосы пучком и закалывала их гребнем.
Ясуко, видимо, заинтересовалась: как это может быть, чтобы женщина всю жизнь носила одну и ту же прическу, и, наверно, подумала, что, напротив, женщина делает себе множество самых разных причесок за жизнь.
Ясуко имела привычку складывать просмотренные газеты за несколько дней и потом перечитывать их. Поэтому, когда она пересказывала какую-нибудь статью, невозможно было определить, в какой газете она ее прочитала. Кроме того, она самым внимательным образом слушала по радио вечерний обзор новостей и иногда отпускала поразительные замечания.