Вскоре жена подала на развод и уехала. И вот теперь, вспоминая ту давнюю историю, он впервые задумался. А, может, и в самом деле он живёт не так, как следовало бы. С кем-то боролся, кому-то что-то доказывал. Кому и что? Теперь в тех же самых кабинетах сидят вроде бы другие чиновники. Но они те же самые по сути. Только ещё наглей и бесцеремонней. Но и тем, и этим новым, правда не нужна. А уж справедливость тем более.
А он? Чего он добился в жизни? Семья распалась. Друзья разбежались. Даже, казалось бы, самые преданные. Бывшие спекулянты и фарцовщики теперь уважаемые люди. Элита. Они во власти. Строят теперь новое светлое общество капитализм. Они сыты и довольны. Они расстреливают парламент. А то, что треть населения страны в нишете, их нисколько не волнует.
Как-то сын с Урала прислал ему письмо, в котором были горькие слова: «Ты, отец, учил нас честности, порядочности. Но не научил нас приноравливаться к обстоятельствам, притворяться, предавать. Ну и что в сухом остатке? Где она твоя правда и справедливость? И я потихоньку стараюсь исправиться, чтобы не оказаться, как ты, на обочине. И тебе, папа, пора смириться. Вон дядя Федя, твой закадычный дружок, теперь у нас глава района. Не подступиться. Я пытался к нему пробиться, надо было решить кое-какие проблемы. Так не принял он меня, будто и не знал раньше. А ты всё донкихотствуешь. Завязывай с этим делом, пока не поздно. Вот и мама такого же мнения».
По ночам ему не спалось. А в полудрёме, когда удавалось чуть-чуть уснуть, приходили к нему герои его обличительных статей и фельетонов. Они чего-то требовали от него, что-то хотели. Он открывал глаза, понимая, что это был не сон, а нечто другое, застрявшее в его мозгах. Ивана Ивановича по-настоящему стала мучить бессонница. Он пил лекарство. Не помогало. Он закрывал глаза, и полчища московских крыс бегали вокруг него и скалили зубы.
Как-то ему вспомнилась московская старушка, очень интеллигентная женщина, встретившаяся на одной из узеньких улочек в Сокольниках. Он искал тогда старую церквушку времён тридцатых годов, где, возможно, его крестили две сестры его мама и тетя Поля. Узнал об этом Иван Иванович уже после смерти мамы. Он тогда на её поминках посетовал, что живёт нехристем.
Это ты-то нехристь? возмутилась тогда тетя Поля. Крещённый ты! Мы вместе с Леночкой, тайно, конечно, мы же комсомолочки были, в Сокольниках тебя, в маленькой церквушке окрестили, священник совершили над тобой православный обряд.
И вот в один из своих приездов в столицу Иван Иванович и отправился на поиски того небольшого храма, и старушка подсказала ему дорогу к той церквушке.
Но в тот раз, хотя и нашел он, где был тайно крещен, не решился войти внутрь маленького церковного сооружения, чудом уцелевшего в круговерти уничтожения православных храмов. С Богом общаться он тогда был ещё не готов. А потом опять жизнь его завертела.
«Может быть, потому я оказался в этой раскольничьей глухомани? вдруг пришла к нему той ночью запоздалая мысль». Та старушенция ему тогда не только подсказала, где искать место его крещения, но как-то очень пристально глянув на него, назидательно произнесла: «Жить без Бога нельзя. Видишь, что в нашей Москве творится. Поклонись храму, сынок». И она ушла, обдав его ароматом каких-то старинных духов, напомнив ему маму.
Письмо сына не выходило из головы. То, что Павел решил приспосабливаться к новой жизни, было и понятно, и закономерно. Как говорится, хочешь жить, умей вертеться. Многие теперь пытаются приноровиться к иным, чуждым его пониманию, правилам, диктуемым новыми властями страны. Но вот то, что сын призывал отца смириться, это его покоробило и оскорбило. Знает ведь, что его родитель никогда ни перед кем голову не гнул.
С кем и с чем, Павлуша, мне смириться? мысленно спорил он с сыном. С теми, кто ухватился за власть ради собственной выгоды? Постой-постой, вдруг укорил он сам себя. А что раньше таких ретивых чиновников не было? Тех, кого он, несмотря на цензуру, умудрялся обличать? Много их было и тогда. И они жестоко мстили всем, кто пытался с ними сражаться. Но ведь были и такие редактора, которые печатали его басни, фельетоны, едкие заметки. Как-то он написал статью о первом лице города, который был нечист на руку. Статью, конечно же, не пропустили, а самого Смирнова жестоко избили некие «хулиганы», которые прошипели ему в разбитое лицо:
Убирайся из города. Не то
Ну, вот, вместо утешения сказала тогда ему супруга. Хочешь, чтобы и сына нашего?.. и расплакалась.
Они перебрались в другой город, и он устроился в городскую газету в отдел писем. Поначалу вёл себя тихо: копался в архивах их древнего сибирского городка. Писал о декабристах, о разном всяком. Но надолго его не хватило
И вот сегодня у власти те же чиновники, бывшие коммунисты. Теперь они в других партиях. И всё повторилось. А таких, как он, расстреляли в Белом Доме.
Когда Смирнов всё же приехал в Москву и посетил своих бывших собратьев по перу, они встретили его недружелюбно. Иван Иванович решил, что его бывшие коллеги не могут простить ему того, что он не захотел работать в их оппозиционной газете.
Зря ты, Иван, сказал ему тогда новоиспечённый редактор. Бежишь от трудностей? Боишься?
И это ты говоришь мне? озадаченно глядя на старого приятеля, спросил Смирнов.
Ну, то, что тебя при советской власти притесняли, знаем, глубокомысленно изрёк он. А мы построим новое общество. В нём будут править демократы.
А что тебе, Веня, лично плохого сделала советская власть? с иронией глянув на бывшего приятеля, хмыкнул Иван Иванович. Тебя, как меня, выгоняли с работы? В чём-то уличали? Ты, помнится, такие восторженные статьи писал. Хвалил.
Причём всё это?
А не причём. Советская власть не причём. А вот чиновники да. Они меня и истязали. И эта власть будет не лучше. Что касается новой страны, демократии, знаешь, поживем-увидим.
И вот теперь, глядя на сумрачные лица бывших друзей по перу, Иван Иванович догадался, что именно их злит: он уехал тогда, а они вынуждены были приспосабливаться.
И эту его мысль подтвердил Лёнька Молокоедов, с которым они когда-то работали на Урале.
Понимаешь, горячился он, стреляли по Белому дому! По парламенту. Весь мир это осудил.
И вы, надеюсь, об этом написали в газете? перебивая его взволнованную речь, спросил Смирнов.
А кто ж нам позволил бы? усмехнулся Молокоедов.
Что, так уж и запретили?
Да никто не запрещал, загалдели, сидящие в комнате. Но ведь мы за Ельцина были.
А он в ваши демократичные души картечью, картечью! съязвил Смирнов.
Все обиженно замолчали. Иван Иванович ушел, понимая бессмысленность дальнейшего разговора.
С тяжёлым сердцем возвращался он к себе в Углово. Смирнов понимал, что был несправедлив к своим бывшим коллегам. И люди они в принципе неплохие. И пером владеют. Поверили в демократию? А кто ж мог предполагать тогда в девяностом, что за ним последует девяносто первый, и рухнет Советский Союз, и вот она развязка девяносто третий. И потом, не все же готовы идти на амбразуру. Вот и Лёнька такой он, какой есть.
Да, нехорошо, что он не сдержался. Может, потому у него и друзей не осталось, что слишком уж резок и категоричен Но что же дальше? Сам-то забился в своё Углово и превратился в обыкновенного обывателя. Страна куда-то катится, а он в ней лишний? Кто знал, что Ельцин выкинет такой фортель. Хотя в истории России были и Ленский расстрел, и другие кровавые события. Но это были другие времена, другая власть. Впрочем, и при советской власти такое случалось. Хотя бы в том же Новочеркасске. Значит, всё закономерно? Эти мысли будоражили его психику, и бессонница не давала ему покоя.
И в одну из таких ночей, после долгих размышлений о смысле жизни, о том, с чем смириться, кого простить, он вдруг внезапно уснул. И явился к нему сам Иван Грозный, царь-батюшка. Вошёл в его холостяцкую хату, оглядел её и хмуро посмотрел на него, холопа:
Ну, что, борзописец, загнал себя в деревню к раскольникам? Русь гибнет, а ты отсиживаешься тут? Царь укоризненно покачал головой и вышел из избы.
Иван Иванович соскочил с кровати, откинул крючок на дверях, и чуть не свалился с крыльца, коснувшись голыми ступнями стылой земли.
Но он словно не замечал ничего, и только напряжённо вглядывался в даль, где темнел лес, почти вплотную подступивший к деревне. Будто хотел убедиться, что не сон это был, а явился в Углово сам царь Иван Грозный. А деревья вдали, чуть колыхаемые ветром, о чём-то перешептывались друг с другом. Заканчивался 1993 год
Невольный убийца
Представьте себе, жил в одном селении человек. Назовем его Сидором. Имя у него, конечно, другое, но не в этом суть. Зачем тревожить его кровоточащие раны. Сейчас он, наверное, благодаря амнистии или ещё какому-нибудь судебному решению, вышел или скоро выйдет на волю. Может быть, и не прочитает этих строк. И всё же Другие прочитают и что-то, как говорится, ёкнет в их душах. Или вспомнят подобную историю.