Тащите, тащите! закричал Родригес. Теперь всё равно! Я больше не могу держать!
И, только ноги пострадавшего оказались на свободе, руки мужчин ослабели и дерево, зашумев оставшимися на нём ветвями, упало на своё прежнее ложе.
Мигелю даже показалось, что оно облегчённо вздохнуло, улёгшись на старое место.
Девушки, обхватив спасённого с двух сторон, аккуратно, стараясь не причинить ему вреда, выбирая путь между камнями и лежащими в беспорядке деревьями, потащили его. В некоторых местах им пришлось, меняясь местами, перетаскивать лежащего без сознания мужчину через валуны и валявшиеся деревья. Для их слабых женских сил он был достаточно тяжёл. С большим трудом им удалось дотащить его до более-менее свободного места, и из последних сил опустить на землю. Тяжело дыша, они присели отдохнуть.
Ты знаешь, кто это? спросила Мария, внимательно рассматривая спасённого мужчину.
Да, его все знают! ответила Хуанита, поморщившись, и отвернувшись, стала смотреть в сторону приближавшегося мужа.
Ааа, я узнала его! Это, это же Сильвио! Он живёт на нижней стороне деревни, да? полувопросительно, полуутвердительно сказала Мария.
Да. Он шьёт всем мокасины и разные там пояса, ножны и упряжь для лам, нехотя подтвердила Хуанита.
Вспомнила! Он и мне мокасины шил. Правда, давно
Мария, ты что это? В воспоминания ударилась? Давай, вставай! Понесли дальше. Ну и тяжёлый же он! пробормотала Хуанита, пытаясь поудобнее взяться за раненого. Мария, держи крепче, не отпускай, а то уроним!
На помощь к девушкам подоспели мужчины.
Хуанита, дай-ка я сам! И Игнасио, наклонившись, как ребёнка подхватил лежащего без сознания раненого мужчину на руки, и пошёл в сторону от каменно-деревянной реки.
Девушки, Родригес и Мигель с Хосе, молчаливой группой последовали за ним.
* * *
Выбравшись к кромке, теперь не страшного потока, Игнасио положил спасённого на ровное место и приступил к осмотру. Он быстро и уверенно ощупал его и, видимо придя к какому-то решению, задумчиво покачал головой, а затем, посмотрев на стоявших в безмолвном ожидании и наблюдавших за его действиями людей, начал давать указания:
Мария, сходи и попробуй в чём-нибудь принести воды. А ты, Родригес, пойди, выбери среди поваленных деревьев ровную ветку, лучше пару, длинной около пяти футов, и хорошенько очистив от сучков, принеси мне.
Слышишь, Родригес! Тебе говорю! И, смотри, чтобы были обязательно ровные, без веток и сучков. У этого парня, кажется, в двух местах сломана нога.
А вы, повернув голову к Мигелю, Хосе и Хуаните, продолжил он, постарайтесь найти среди валунов и деревьев достаточно ровную площадку, чтобы мы все, и раненый тоже, могли в ней разместиться на ночлег. Да, не забудьте обложить это место камнями и ветками вокруг скоро ночь! Нам нужно укрытие и защита.
Каждый, получив своё задание, быстро принялся за работу. Все прекрасно понимали, чем быстрее управятся с порученным делом, тем безопаснее пройдёт ночь.
Мария, не найдя подходящей посуды для воды, просто принесла её в руках, сложенных ковшиком.
Лей потихоньку ему в рот! приказал Игнасио, и осторожно попытался разомкнуть раненому плотно сжатые зубы.
Когда это ему не удалось, он, плотно держа его голову другой рукой, вставил находящемуся в бессознательном состоянии мужчине между зубов кончик мачете.
Мария, уже успевшая во второй раз принести воды, была наготове.
Лей!
Когда вода попала раненому в рот, он пошевелился, а затем, сам раскрыв рот, начал с жадностью глотать целительную влагу. По-видимому, его давно терзала жажда, и Мария ещё несколько раз приносила воду.
Получив так необходимую ему влагу, раненый, придя в себя, открыл затуманенные болью глаза. Он долго всматривался в лица склонившихся над ним людей, затем, видимо узнав пришедших ему на помощь, с трудом двигая пересохшими губами, прошептал:
Игнасио, спасибо! Век не забуду твоей помощи! Я уж думал мне конец.
Ты ещё попрыгаешь, старый ворчун! ласково проговорил Игнасио. Ты лучше, если можешь, скажи, что у тебя болит?
Мне, кажется, у меня, по-моему, сломана нога. Так ноет! Так ноет!
А больше нигде, ничего не болит?
Грудь немного. Когда воздух вдыхаю.
Я, думаю, у тебя, кроме ноги, ещё и пару рёбер сломано, покачал головой Игнасио.
Вот незадача. Как же мне быть?
Ничего, Сильвио! Живы будем не помрём! уверенно произнёс Игнасио и, усмехнувшись, продолжил, сейчас Родригес принесёт нам парочку ровненьких палок, вот мы тебе ногу ими и подремонтируем.
Ничего, Сильвио! Живы будем не помрём! уверенно произнёс Игнасио и, усмехнувшись, продолжил, сейчас Родригес принесёт нам парочку ровненьких палок, вот мы тебе ногу ими и подремонтируем.
Какой Родригес? Уж не сын ли нашего кацика? и губы раненого иронически скривились.
Ты бы поменьше болтал! одёрнул его Игнасио. Ишь ты! Ожил! Лежи спокойно.
Раненый немного помолчал, а потом, также шёпотом, при каждом произнесённом слове непроизвольно хватаясь за грудь, спросил:
Много наших уцелело?
С вами пока семеро, ответила грустно Мария.
Сильвио, прикрыв глаза, надолго замолчал.
Появился Родригес с более-менее ровными палками, и Игнасио приступил к «ремонту» ноги раненого. Мария, как могла, стала помогать ему.
Игнасио быстро и ловко обложив поломанную ногу деревяшками, замотал её оторванным куском ткани от платья Марии, и завязал узел.
Сильвио, стиснув зубы и закрыв глаза, терпел боль, но иногда, когда было совсем уж невмоготу, он издавал стон и скрипел зубами.
Ну, вот! Через месяц нога срастётся, и ты будешь опять как новенький! пошутил Игнасио, закончив работу.
Спасибо тебе!
Даа, не за что! Выздоравливай! ответил «знахарь», и стал смотреть в сторону, разрушенной до основания, деревни.
Игнасио! Мария! послышался голос Мигеля, куда запропастился этот чёртов лентяй, Родригес? Нам одним не управиться до темноты!
Родригес, Мария! Пошли! Надо помочь Мигелю, поднимаясь с колен, приказал Игнасио.
Было уже совсем темно, когда они, перенеся раненого, укрылись в импровизированной крепости.
Голод всё настойчивее давал о себе знать, а потом и холод. Пока они работали, он не донимал их, а сейчас
Сейчас я съел бы даже, Мигель на мгновение прикрыл глаза, и перед его взором тут же предстал кусок поджаренного мяса пекари и печёная картофелина
Как есть хочется! услышал он жалобный вздох одной из девушек.
До утра придётся потерпеть, начал их успокаивать Хосе, а утром
Утром придётся перебираться на другую сторону, поближе к огородам, вступил в разговор Игнасио, может, на наше счастье, не всё смыло, а сейчас отдыхайте! Утро вечера мудренее!
Изгои немного повозились, чтобы поудобнее устроиться на набросанных толстым слоем ветках и, наконец-то один за другим, притихли.
То с одной стороны импровизированного лагеря, то с другой, нет-нет, да раздавались тихие вздохи. Каждый из находившихся здесь людей, случайно или преднамеренно пощажённых природной стихией (Богу об этом лучше знать), наверное, представил себе завтрашний день. И задумался о своём будущем: и, конечно же, у всех на уме был один вопрос что стало с моими родными отцом, матерью, братьями и сёстрами? Страдали они, погибая под натиском стихии, и как сильно? Но ответа не было мёртвые не могут говорить.
Мигель сидел рядом с Марией, примостившейся у него сбоку и о чём-то еле слышно вздыхавшей, тоже думал о завтрашнем дне. Иногда в голову приходило воспоминание, как он помогал Марии избавиться от яда гадюки, и слабая улыбка нежности к ней, к любимой девушке, ложилась на его лицо.
Так, с мягкой, счастливой улыбкой на губах, чувствуя рядом тепло девичьего тела, он и задремал.
Когда его захватил в свои объятия «Морфей», он не мог вспомнить, но очнувшись и открыв глаза, понял спал крепко, без сновидений.
Над головой первозданной голубизной сияло небо. Из-за горизонта, где говорят, есть большой-большой океан, появились первые лучики солнца. Они окрасили в бледно-розовый цвет лежащую перед ним и уходящую до самого горизонта равнину, поросшую травой с кое-где торчащими древовидными мимозами. Лишь только, рассекая равнину почти пополам, полоса камней и вырванных с корнем, покорёженных, с перепутанными ветвями деревьев, портила этот вид, И, уходя не известно на сколько сотен, а может быть и тысяч ярдов вдаль, она напоминала о трагедии.
Приняв разные позы, вокруг него спали его товарищи по несчастью. Рядом, прижавшись к нему и сжавшись комочком словно котёнок, посапывала носиком Мария. И на нежном, окрашенным чуть заметным румянцем лице её, блуждали тени какого-то, по-видимому, приятного девичьего сна.
Постепенно, то один, то другой, лишившийся крова и своих близких, человек, потягиваясь и разминая затёкшие мышцы, отходил ото сна и принимался будить других. Не прошло и получаса, как все были готовы вступить в новый, неизвестно что обещающий им, день.