Телефон напомни домашний, велел Рукавишников.
Морозов написал на листке семь цифр и подвинул бумагу секретарю.
Все, ступай, сказал тот. Понимаю так, что до первого октября должен сдать ты свои «хвосты».
Да это без проблем! с преувеличенной бодростью воскликнул Сергей.
Уже в дверях секретарь окликнул его:
Морозов!
Сергей обернулся. Рукавишников сидел за столом, все такой же круглый, довольный жизнью, с копною русых волос, но к мальчишескому блеску в глазах добавилось еще что-то, тревога какая-то, запоздалое сожаление.
Неожиданно Морозов почувствовал взгляд незнакомой девушки.
Соседом будешь, сказала она с каким-то собственническим чувством в голосе.
Студенты оторвались от слепленного на ватмане коллажа и окинули Сергея ревнивыми взглядами. Он проигнорировал и девушку, и всех ее кандидатов. Он ждал, что скажет Рукавишников.
Ты вот что, Морозов, ты повнимательнее с Леонидом Павловичем, секретарь поднял указательный палец. Морозов, ты смотри! Там шуток не любят. Ты там все правильно сделать должен.
Дмитрий Алексеевич! Разве я подводил вас когда-нибудь? с наигранной обидой воскликнул Сергей.
Надеюсь на тебя, строго сказал секретарь.
К мальчишескому блеску в глазах Рукавишникова добавилось сомнение, словно на ответственное задание за отсутствием лучшей кандидатуры посылал он такого, как Морозов.
Глава 2
Он вышел из лифта, услышал телефонную трель, поспешно кинулся в квартиру и, бросив дверь открытой, сорвал телефонную трубку. Величественный голос спросил Сергея Морозова.
Это я.
Сергей, это Леонид Павлович, голос смягчился, но звучал так, словно звонивший сидел не у аппарата, а в президиуме партийного собрания.
Да, Дмитрий Алексеевич сказал мне, выдал Сергей.
Я из райкома партии Кировского района, продолжил собеседник. Сережа, ты будь добр, загляни сегодня ко мне, я до вечера у себя. Кабинет 416. Буду ждать.
Последние слова Леонид Павлович произнес медленно, чтобы Сергей успел возразить, случись, он сегодня на целый день приглашен в горком партии или куда повыше. Иных причин отклонить просьбу быть не могло. Сергей сразу же отправился на улицу Милашенкова, в самом конце которой особняком возвышалось кирпичное здание исполкома и райкома КПСС Кировского района города Москвы.
По пути он пытался представить себя в райкоме партии как войдет в кабинет, как ответит на непременно крепкое рукопожатие, но воображение отказывало и вместо того, чтобы проиграть в уме предстоящую встречу, рисовало благостную картину. Он видел себя лежащим в траве на крутом берегу Волги, рядом, опершись на локоть, полулежал Леонид Павлович. Сергей видел его так же ясно, как случайного попутчика в вагоне метро. Леониду Павловичу чуть больше шестидесяти лет, у него высокий лоб, густые, белоснежные от седины волосы зачесаны назад, белая рубашка, верхняя пуговица расстегнута, красный галстук приспущен, черный пиджак небрежно брошен в траву, величественный голос раздается над рекой. Леонид Павлович рассказывает о себе, рассказывает Сергею, человеку, про которого твердо знает, что случись тому родиться в двадцатые годы, так и он в семнадцать лет удрал бы на фронт, прошел бы войну и записал бы свое имя на стене рейхстага, а потом трудился бы на заводе, а поздними вечерами при свете керосинки наверстывал бы отнятое войной зубрил бы учебники, а потом его непременно б заметили и перевели бы на партийную работу, и он поднимал бы целину но вот случилось так, что родился Сергей намного позднее. Леонид Павлович умолкает, глаза его наполнены светлой грустью, он покусывает стебелек, смотрит вдаль и за рекой видит новые заводы и красивый город, который построит Сергей и в котором будут жить счастливые люди.
#
Морозов поднялся на четвертый этаж. Налево от лифта находился свободный вестибюль, а правое крыло отгораживали двойные двери с красной табличкой. Сергей двинул налево, обошел по кругу и понял, что искомый, четыреста шестнадцатый кабинет расположен за двойными дверями. Он вернулся и прочитал на табличке «Комитет народного контроля Кировского района города Москвы». Сергей переступил порог.
Он нашел четыреста шестнадцатый кабинет, постучал в дверь, приоткрыл ее внутри никого не было. Одна из стен оказалась целиком заставленной шкафами. Сергей окинул их взглядом и закрыл дверь, оставшись в коридоре. Он сел на кушетку, оббитую красным кожзаменителем, с тоской огляделся по сторонам. Коридоры пустовали, спросить, где можно найти Леонида Павловича, было не у кого.
Прошло около двадцати минут. Неожиданно хлопнули двери, и появился молодой мужчина в джинсах и белой рубашке, которую вместо галстука украшали солнцезащитные очки. У него были иссиня-черные волосы, длинные, прикрывавшие уши и шею, но аккуратно постриженные. Он шел уверенно, хотя и выглядел чужеродно в вестибюле райкома партии.
Мужчина остановился напротив четыреста шестнадцатого кабинета, посмотрел сверху вниз на Морозова и, ткнув большим пальцем правой руки на дверь, спросил:
На месте?
Нет, отошел куда-то, ответил Сергей. Вот, тоже жду.
Мужчина хмыкнул, плюхнулся на банкетку рядом с Морозовым и задрал ногу на ногу.
Давно ждешь? спросил он.
С полчаса, сказал Морозов.
А-а! Появится сейчас, должен быть на месте, успокоился незнакомец и поинтересовался у Сергея: Сам откуда?
Студент, обронил Морозов.
Он утомился от ожидания, но отчего-то не имел желания общаться.
Студент? с некоторым удивлением повторил мужчина и спросил, явно не ожидая ответа от собеседника: Студент-то зачем?
Они сидели молча. Незнакомец время от времени менял позу, закидывая то одну, то другую ногу, оглядывался по сторонам, хмыкал и сопел, недовольный вынужденным ожиданием. Прошло минут десять. Вдруг он обратился к Морозову вполне дружелюбным голосом:
А ты бывал здесь или впервые?
Впервые, односложно ответил Сергей.
А ты в шкафу-то смотрел? спросил незнакомец.
В шкафу? удивился Морозов.
В шкафу! повторил мужчина. Он же в шкафу сидит!
В шкафу не смотрел, признался Сергей.
Вот елки! подпрыгнул незнакомец.
Он открыл дверь, прошел внутрь и распахнул дверцы стенного шкафа они оказались дверьми в следующий кабинет.
Вот же он! В шкафу сидит! по-свойски сказал мужчина и жестом пригласил Морозова. Проходи!
Ну, может быть, вы, Сергей решил в знак благодарности пропустить незнакомца вперед.
Да не-е! Давай-давай! Подожду, великодушно отказался мужчина.
#
Леонид Павлович сидел спиной к окну. Был он моложе, нежели рисовало воображение Морозова, не намного, но очевидно, что на фронт если и удирал, то мамка ловила его у калитки. Волосы у него были жидкие, а редкие проседи только прибавляли неказистости. Леонид Павлович зачесывал их назад, но они не слушались и свисали на лоб слипшимися сосульками. Смотрел он в бок, в пустое место на стене, много ниже портретов членов Политбюро.
Вы?.. протянул заглянувший в проем Сергей.
А, Морозов! откликнулся хозяин кабинета. Проходи, садись.
В голосе не было прежней уверенности, словно между телефонным разговором и встречей Леонид Павлович лишился чего-то важного, что составляло смысл его жизни. Морозов прошел вдоль стола и сел справа от собеседника. Тот подал руку, они поздоровались.
Сергей, ты с завтрашнего дня идешь в магазин работать, сказал Леонид Павлович, и в его слабом голосе зазвучали доверительные нотки. «Овощи-фрукты», на Сущевском Валу
Иду, кивнул Морозов. Но только на один месяц. Вместо «картошки».
А что же на «картошку» не поехал? спросил Леонид Павлович.
Да так, дела кое-какие в Москве, вот Дмитрий Алексеевич помог
Дела это хорошо, одобрил хозяин кабинета. Вот и у меня к тебе дело будет. Ты же в финансовом институте учишься. Значит, разберешься. К сожалению, Сережа, в торговой сфере у нас много несознательных элементов что ли Сам знаешь, немаленький. Нужно этих людей перевоспитывать. Иначе, тут Леонид Павлович повысил голос, мы коммунизм никогда не построим!
На секунду Сергей испугался, в голову пришла мысль, что ему поручат проведение политинформаций для сотрудников магазина по утрам перед началом работы. Он к стыду своему до сих пор не приучил себя к регулярному чтению газет. «Заголовки меня пугают!» отшучивался он в ответ на упреки, что он, студент гуманитарного института, в части политграмотности хуже троглодитов из технических ВУЗов.
Прочитать с утра передовицу и пересказать несознательным теткам дело нехитрое. Но до того ли ему, когда и без газет такое ярмо на шее курсовая и экзамен по бухучету.
Однако отказать Леониду Павловичу Сергей не мог. В райком приглашают не каждый день и не каждого! Может, за всю жизнь другого случая отличиться не представится. В семнадцать лет на фронт он не убежал, а в восемнадцать хотя и пошел в армию, но от добровольной службы в Афганистане малодушно уклонился. Совершать подвиги хотелось исключительно в мирной жизни.