Покалечить, избить, подхватываю я. Надеюсь, убийство в терапевтических целях еще не предлагается?
Вместо того чтобы отшутиться и опровергнуть, ведущая теряется.
Я хотела бы напомнить, что, раз гемод не является живым существом, то и полное лишение его функциональности не может считаться убийством, выдает она, наконец.
Совсем как Рик!
Тогда и я хотела бы напомнить, что человек является существом социальным, и не должен преступать некоторые границы, такие как убийство себе подобного. За исключением случаев самообороны, при прямой угрозе жизни и здоровью, разумеется. В темной студии мы одни, если не считать звукорежиссера за стеклом, но я вдруг осознаю, что в это время наш разговор слышат тысячи. Может, преувеличиваю: кто в наше время слушает областное радио, где говорят мелодичными голосами уютные женщины и благовидные дядечки? Но пока возможно сказать то, о чем почему-то молчат, я попробую. Узаконенное, а еще хуже поощряемое насилие в отношении гемодов, в конце концов, размывает эти границы, и уже легче будет просто так, потому что захотелось, ударить кого-нибудь или даже убить.
Насколько я знаю, Александра теребит распечатку, с распространением универсальных помощников преступность существенно снизилась.
Так и есть, но
Вот видите! Значит, есть смысл
Процесс преодоления табу всегда требует времени. А в нашем случае речь идет не об одном конкретном человеке, а о целом обществе.
То есть, вы не согласны с выводами доктора Васильевой?
Я не могу быть согласна с ней или нет, потому что не читала ее статью. Но я против насилия над гемодами.
Что ж, понимаю. Вы, как сотрудник ведомства, которое занимается искусственными организмами вплотную, вряд ли можете иметь иную точку зрения, Александра Валерьевна улыбается примирительно ей, видно, хочется уйти от острой темы. Напоминаю нашим слушателям, что они могут звонить и задавать вопросы в эфире
Она диктует номера, потом предлагает пообщаться о работе ведомства. Во время разговора подает знак, чтобы я взяла наушник: на линии появился слушатель.
Хочу поблагодарить Марту Игоревну за ее работу, за то, как она всегда внимательна, всегда выслушает и подскажет, что делать. И, конечно же, полностью разделяю ее мнение
Я слушаю и вижу ее: сидящую в моем кабинете, сжимающую в пальцах трость с набалдашником в виде птичьей головы.
За ней мужчина, вроде немолодой. Его голос дребезжит от возмущения:
Это что же прикажете, кукол этих за людей? Нет в них людского! Нет божественной искры! Нет души!
Где-то я это уже слышала, да.
Снова мужчина, голос высокий и какой-то мяукающий:
Наука на протяжении веков ищет пути к продлению человеческой жизни, к бессмертию, а люди вроде вас, необразованные, малограмотные, пытаются распространить свои пещерные представления
После передачи мы с Александрой Валерьевной пьем чай в ее комнатушке.
Жестко вы, осторожно замечает она. Звонков было много, не все удалось принять. Может, еще одну передачу сделаем, если запрос будет.
Отчего жестко? В студии я замерзла, отогреваюсь теперь. Пиджак в машине, но у Александры есть плед. Часто пригождается, наверное. По-моему, я не сказала ничего такого Вот подумайте сами: смогли бы вы убить? Не человека гемода, который бы ни в чем перед вами не был виноват, стоял бы себе и не сопротивлялся.
Убить? на лице женщины мелькает гримаса отвращения. Зачем?
А если бы вам врач сказал. Выместить негативные эмоции, к примеру.
Она подпирает полной рукой подбородок и, уставившись на завешенную дипломами стену, задумывается:
Не знаю даже. От ситуации зависит. Если уж врач
Рик, ожидавший в холле, поднимается мне навстречу. Ради такого дела Макс отправил его за мной на машине.
В Министерство? уточняет.
Ага, я окидываю взглядом его фигуру в сером форменном комбинезоне с нашивкой «муниципальная собственность». А ведь рациональный Рик, вероятно, нашел бы идеи доктора Васильевой обоснованными, а «терапевтическое» насилие оправданным. Сам ведь повторяет: «гемоды не люди». И не испытывает к собратьям ни малейшего сочувствия.
Машина ждет недалеко от крыльца. Солнце уже высоко. Жарко. А у меня мурашки до сих пор не отогрелась. Рик обходит авто, а я останавливаюсь и, запрокинув голову, щурясь, смотрю, как на фоне по-весеннему голубого, яркого неба золотятся листья клена. И в который раз думаю: как же стало возможным для нас, людей, жить в таком прекрасном мире и так ненавидеть саму жизнь?
Удар в плечо мигом возвращает в реальность. Парень в спортивном костюме бежит к стоящим неподалеку высоткам. Сжимая в руке мою сумочку с оторванным ремешком.
Стой! бросаюсь следом, но на каблуках быстро не побегаешь! Стой! Рик, держи его!
Рик несется за ним, скрывается в арке, а я, проклиная свои невысокие, но совершенно неприспособленные для бега каблуки, прыгаю следом. Под арку, во двор Никого. Ни воришки, ни Рика. Скрывается за углом дома серый фургон, а я растерянно и беспомощно оглядываюсь.
Рик! Рик, ты где?
И едва не падаю, споткнувшись о собственную сумочку.
Нет, номера не успела Передатчик же Что? Глушат? Черт! Костя, пожалуйста, скорее! Найди его, я очень тебя прошу!
Туфли болтаются в руке. Вместе с сумочкой. Черт, ну как я могла так глупо? Черт!
Оббежала весь двор ни следов, ни свидетелей. Время такое: кто на работе, кто на рынке, кто в домашних делах. Есть надежда, что видели в окно, да вряд ли номера запомнили. А серый фургон и я заметить успела. Толку, правда
Макс, это я! Рика украли! На уши всех, слышишь? Пригрози, что он гостайну выдаст какую-нибудь Да знаю, что не выдаст! Придумай что-то, пусть ищут! Давай, давай скорее, ну!
Как я могла так попасться? Ведь помню же, бабулька с тростью рассказывала точно такую же историю: у нее сумочку вырвали, гемод погнался за вором.
Анна Юрьевна, это Марта, из отдела. Рика украли. Только что. Сделайте, что можно, у вас ведь приборы и да, понимаю. Простите. До связи.
Дойдя до машины, прислоняюсь к дверце спиной, голыми плечами нужно перевести дыхание.
Передо мной возвышается старое здание радиостанции. Камеры! Тут же наверняка есть камеры!
Вахтер сам выскакивает навстречу.
Простите, вы э
Только что украли моего гемода. Нужны записи с ваших камер наблюдения. Срочно.
Я э не имею права.
Протягиваю руку с «браслетом».
Имеете.
Он смотрит с сомнением и опаской. Ну да: растрепанная, босая, по колено в пыли. Но считывает удостоверение и, наконец, ведет меня в свою будку. Отматывает запись на фронтальной камере минут на двадцать. И я снова вижу, как пробегает мимо парень в спортивном костюме, пряча под капюшоном лицо. И как глупо, по-бабски, я бросаюсь за своей бесценной сумочкой. Отправляю за ней Рика.
Черт. Хочется ее вышвырнуть теперь, только это уже не поможет.
Дальше отмотайте, дальше
Спустя час я забираюсь в авто. Привычно, на переднее пассажирское. Упираюсь неподвижным взглядом в лобовое стекло.
Новостей никаких: ни от Кости, ни от Макса, ни от Авериной.
Вот как можно было так глупо? Как?
Вздохнув, перебираюсь на место водителя. Пододвигаю кресло, подстраиваю зеркала. Надеваю туфли. Только тут замечаю, что где-то ободрала коленку кровь засохла темными потеками на пыльной коже.
Куда теперь? К Векшину? Только мешать буду.
Значит, в министерство, за протоколы, опросы, фотографии с мест преступления может, откопаю что-то? В конце концов, большего я сейчас, наверное, сделать не смогу. Разве кататься по городу в поисках серого фургона. Но что-то же надо делать, хоть что-нибудь! Потому что если мы не найдем Рика сегодня
В сердцах бью руль, и гудение клаксона прокатывается по пустой улице, распугивая воробьев. Я давно не водила, ну да ладно: движение в это время спокойное, машин мало. Доеду.
* * *
Точно, именно так и было: вырвал у меня сумочку и давай убегать! А я, глупая, отправила его гемода за ним, голос в динамике ненадолго умолкает, а потом я слышу осторожное: Значит, вашего тоже украли?
Да Это ведь вы звонили на радио? Спасибо.
Записи с камер в окрестностях проверены, сотрудники радиостанции опрошены Векшиным и его ребятами.
Ни-че-го.
Мы ищем, Костя, перехваченный мною на проходной, серьезно смотрит в глаза. Его темные волосы отливают медью под солнцем, а рваная полоса шрама на скуле белеет, не тронутая загаром. Смирнова, ты ведь понимаешь, что мы можем не успеть? Это всего лишь гемод, обыкновенный гемод. Не убивайся так, поняла?
Да я не обыкновенный, да.
День, второй, третий. Мы уже наверняка опоздали. Не хочу этого принимать. Пусть Рику повезет. Обыкновенный, такой же, как тысячи его собратьев, неотличимый от них внешне пусть он просто окажется везучим.
Доктор Васильева выступает с заявлением о противодействии со стороны государственных органов. В пример приводит мое интервью на радио: