День, второй, третий. Мы уже наверняка опоздали. Не хочу этого принимать. Пусть Рику повезет. Обыкновенный, такой же, как тысячи его собратьев, неотличимый от них внешне пусть он просто окажется везучим.
Доктор Васильева выступает с заявлением о противодействии со стороны государственных органов. В пример приводит мое интервью на радио:
Вот что бывает, когда такие серые, не выдающиеся люди получают власть над другими и начинают распространять свое невежество, она смотрит с экрана монитора: здоровенная, с буграми на лице и неопрятными седыми, плохо прокрашенными волосами. Я подозревала, что мои работы встретят непонимание, но такие нападки от человека, который совершенно не разбирается в проблеме женщина разводит руками и кривит губы в усмешке.
Да уж, комментирую я из-за плеча напарника, который и позвал меня глянуть интервью, если видеть такое в зеркале ежедневно поневоле захочется убивать.
Макс оборачивается, смотрит обиженно. Негатив по отношению к полным людям он постоянно, по поводу и без, принимает на свой счет. В другой день я бы извинилась, но сегодня слишком злая не до чужих комплексов. Найдем вот Рика, тогда, может быть
Я теперь в Министерстве даже сверхурочно. То и дело от начальства приходят запросы, и мне, «засветившейся» на радио и в деле с похищением Рика, теперь с рабочего места никуда.
Что ж ты так, Смирнова? заглядывает Ольга Дмитриевна из отдела кадров, моя бывшая начальница. Немаленького роста, широкая, затянутая в строгое черное платье, она распекает меня, как маленькую, качая головой с уложенными в высокую прическу волосами. В ее присутствии в нашем кабинете становится тесно. Умнее надо быть. Не высовываться. Теперь либо увольняйся официально, либо работай, как все: начальство интересуется, так что больше я тебя не прикрою.
Приходит рассылка от «Черной рыбы»: «Всех, кто хочет расслабиться, забыть об условностях, поиграть с воображением и ненадолго попасть в немного страшную, но очень веселую сказку, приглашаем на трэш-вечеринку! Приходить желательно лохматыми и в звериных шкурах! Иметь при себе дубинку!» Сообщение сдобрено кучей смайликов. В мелкой приписке о партнерах и спонсорах попадается на глаза название: «Лавка людоеда».
Кажется, это сегодня.
И Лидка пишет: «Идем-идем обязательно!!!»
А вечером звонит Костя. Ровным голосом диктует адрес.
Максим за рулем. Едем. Сворачиваем с проспекта в проулки-закоулки, машина подпрыгивает то и дело.
Молчим.
Фургон опергруппы Векшина ждет возле неприметной замызганной двери. Как во сне, я переступаю порог, иду. Что-то шипит вокруг, жарко, гудят под потолком дешевые лампы. И очень знакомо, до тошноты, пахнет кухней.
Дальше, коротко выдает Костя. Я делаю еще несколько шагов и останавливаюсь.
В углу следы крови. Длинная цепочка круглых, лучистых пятен. И мусорная корзина. Из нее свешивается серый рукав форменного комбинезона с нашивкой: «муниципальная собственность».
* * *
Возле картины «Скука» парочка в леопарде. Не шкура, конечно: платье, лосинки, шарф. Они оборачиваются на звон колокольчика, меняются в лице и едва не переворачивают граненые стаканы с темно-красным.
В соседнем зале шумно, людно. Разноцветные фонарики, кости на веревках как новогодние игрушки. Кости, кажется, искусственные, из тех, что в зоомагазинах продают. Хотя вон явно куриная
Рыжая Иванна тоже в леопарде. Идет ей. Поправляет очки, смотрит на меня растерянно.
Марта?
Снова звенит колокольчик. Максим хватает меня за руку.
Пойдем отсюда, пойдем. Не надо!
И замирает. Смотрит туда же, куда и я на заставленный круглый стол посреди зала. Ушки, пальчики весь ассортимент.
Ладонь Максима становится холодной и мокрой, но он все так же повторяет:
Не надо, пойдем отсюда, пойдем
И мелькает пестрое, яркое. Шум. Смех. Досадливое: «Это же просто шутка! Это по приколу!» Грохот, звон посуды. А потом крепкая рука на плече больно. Темнота, прохладный ночной воздух. Вода в лицо. И голос Кости:
Ну, успокоилась?
Когда я прихожу в себя неподалеку от входа в «Черную рыбу», внизу, в подвале, играет музыка, и снова шумно и весело, словно ничего не случилось. Пьют. Едят.
Там Лидка где-то, наверное. С ними.
Спасибо, Костя, негромко благодарит Макс. Я бы сам не того
Домой ее, понял? Доедешь? потом ругается и, слышу, кричит в сторону: Эй, Соломин! Довезешь?
Перед лобовым стеклом вереницы огней. Я понемногу прихожу в себя.
И отчетливо вижу теперь перепуганное лицо Лидки, ее круглый ярко-красный рот.
Что же я там натворила? Перевернула, кажется, пару тарелок, что-то разлила И ладно. Может, хоть кто-то из этих незамутненных с горящими взглядами, счастливых попасть в интеллигентное общество завсегдатаев «Черной рыбы», пошевелит мозгами, подумает о том, что он делает, к чему теперь будет «причастным»?
Хотя, кого я обманываю? Сейчас радостно пальчиками похрустят, кровушкой из граненых стаканов запьют и посмеются над «серыми и необразованными», которые не понимают их тонкого юмора.
И не подавятся же.
Плевать на них, если честно. Уже плевать.
Я в этой части города не очень, Соломин, невысокий светловолосый парень с конопатым носом, тычет в панель навигатора. Адрес продиктуйте, пожалуйста!
Диктую. Навигатор прокладывает маршрут, сообщает приятным женским голосом:
Через сто метров поверните налево.
О, другое дело, парень улыбается, но улыбка быстро сходит с его лица, и теперь он сосредоточенно смотрит на дорогу. У вас кровь на рукаве, бросает между прочим.
Кровь. Или вино цвета крови.
На заднем сидении тяжело вздыхает Макс, шуршит фантиком конфеты его до сих пор мутит. А у меня неожиданно громко пищит коммуникатор.
Марта, здравствуйте.
Это Аверина. В другое время я бы удивилась: звонит не на рабочий номер, на личный.
Анна Юрьевна, Рика нашли.
Нашли?
Мы не успели. Его больше нет.
С Авериной станется заметить, что я говорю о Рике так, словно он был человеком. И хотя я готова сейчас накричать на любого, кто напомнит об этом, но промолчу, наверное, а Анна Юрьевна будет права. И, в конце концов, жалеть скорее надо не Рика, а тех, кто считает все происходящее нормальным.
Лидку вот. Оправдывается за меня сейчас, наверное. Дура.
Но Анна Юрьевна вздыхает в трубку:
Понятно. И я не слышу раздражения в ее голосе. Я немного навела о вас справки и, знаете, так вышло, что обратиться я могу, наверное, только к вам. У меня плохие новости, Марта.
Огни красные и белые плывут перед глазами.
Слушаю.
Вы наверняка знаете, что в последнее время активно продвигается идея целевого выращивания гемодов, по типу фермерского хозяйства. Сегодня на совете директоров приняли окончательное решение, и, если будет подведена законодательная база, корпорация «Гемод» возьмется за этот проект. Это немыслимо! Это низводит всю нашу работу на примитивный потребительский уровень!
«Через триста метров держитесь правее», предупреждает навигатор.
Но я ничего не могу сделать, Марта. Может быть, получится у вас?
«Через пятьдесят метров держитесь Держитесь»
«Пожалуй, да: я жалею, что для эксперимента выбрала брата. Гемоды с его воспоминаниями получились такие Как бы это сказать? Жалкие. Вместо того чтобы понять правила и приспособиться, они до последнего убегали в фантазии, говорили себе, что все происходящее сон. А когда не получалось проснуться умирали. Чтоб вы понимали: это дорогостоящее производство, и каждое изделие стоит баснословных денег. Проект оказался под угрозой.
К счастью, несколько образцов выжили.
На первый взгляд они ничем не отличались от остальных. Поначалу плохо владели телом, путались в ногах, натыкались на все углы. И, когда думали, что их никто не видит и не слышит, повторяли вот это: Алексей Аверин, двадцать восемь лет
И кошмары у них были одинаковые на всех. Тела, готовые к пробуждению, находятся в капсулах, питательные вещества подаются по трубкам и в пищевод, и прямо в кровь. Продукты жизнедеятельности также выводятся через катетеры. Что любопытно: им всем потом эти трубки снились. Видимо, ощущение было очень ярким. Предположительно, потому, что это у них первое реальное ощущение, не из памяти Алексея собственное.
Однако есть и куда более любопытные факты.
Например, образцы помнили себя еще до того, как мы поместили мозг в подготовленное тело. То есть мозг запоминал ощущения, транслируемые через датчики, а также получаемые, как это ни странно прозвучит, напрямую. В основном осязательные, конечно, однако наши опыты по раздражению центров удовольствия, страха и прочие им тоже запомнились. Я подумываю о том, чтобы исследовать это явление отдельно, посвятить ему новый проект, и хотя с утилитарной точки зрения его ценность не столь очевидна для широкой общественности, надеюсь, мне выделят финансирование».