Поэтому, оторванный от своих тяжелых размышлений голосом из Башни, Мастема непозволительно долго медлил перед дверью-водопадом, бездумно глядя на стекающую вниз воду. Наконец он вытянул перед собой руку на перчатку налипла пыль с нижних уровней, как знак скорби и коснулся еле заметного выступа справа от двери.
Башня встретила его сменой музыки: вместо певучей протяжной мелодии, что смутно слышалась через дверь, на Мастему навалилась басовитая какофония. Хоть он и был сыном Хранителя, его желаний Башня не выполняла напротив, усиливала его муку, вместо того, чтобы успокоить.
Рядом с Хранителем виднелась еще одна фигура. Историк. Она встретила его презрительным взглядом седая, невообразимо старая на вид высокая женщина, закутанная в одежды, напоминающие клочья облаков. Ее облик никогда не менялся. Увидев Мастему, она еле кивнула ему.
Хранитель стоял спиной к входу. Мастеме вдруг показалась, что он сейчас обернется, и у него не окажется лица только смутный контур вместо различимых черт. Когда Хранитель испытывал гнев, его лицо дрожало, как горячий воздух, ежесекундно меняясь. Оторвать взгляд от этой бесконечной мозаики было невозможно. Говорили, что в лице Хранителя живет память обо всех лицах, когда-либо появлявшихся в Цитадели.
Забавно, что у безликих с нижних уровней и Хранителя была эта общая черта: отсутствие своего лица. Получая ключи от Башни, Хранитель прощался со своим именем и лицом, символически отказываясь от своей личности во имя Цитадели как бы растворяясь в ней. Этот ритуал повторялся очень редко (чаще всего Хранители живут долго), но каждый раз после него Цитадель как будто укреплялась: каждая линия, каждый камень становились вибрирующе-живыми, даже слишком реальными, вплоть до рези в глазах.
Мастема вдруг подумал, что Хранитель может показать ему лицо сестры. Эта мысль одновременно отталкивала и притягивала так манит людей большая высота, обещая сладкое падение вниз.
Однако Хранитель, очевидно, думал вовсе не о том, как бы усилить и без того ужасные душевные терзания Мастемы. Без предисловий, продолжая начатый на расстоянии разговор, он коротко и резко сказал:
Ты знаешь, что некоторое время назад Садовники создали новый мир.
Он сделал небольшую паузу, ожидая вопроса, но Мастема почтительно молчал.
Они решили объединить усилия. Мы чувствуем в этом мире намерения троих возможно, самых сильных Садовников. И тем не менее, они снова начали с сада.
Да, подала голос Историк. Она умела упрекать, даже соглашаясь. Они всегда начинают с сада. Это их идеал.
Мы решили дать тебе шанс, сын. Я поручаю тебе отправиться в этот мир сейчас там действуют Леонард и его Рыцари. Он скажет тебе, что делать.
Я была против этого решения, заметила Историк. Мастеме нельзя поручать сколько-нибудь важное дело. Я сомневаюсь, что ему можно поручить даже телегу с камнями когда Рыцарю, отвечающему за дороги, его предложили, Гаап поспешно отказался.
Слушать это было унизительно, но Мастема по-прежнему молчал, подумал только: «Мне повезло, что мой отец Хранитель».
Приступай к делу, закончил мысль Хранитель. Если ты справишься, прошлое будет забыто. Полностью. И мы вернем тебе право участвовать в Игре, конечно.
А ее вы не сможете вернуть? Мастема сразу же пожалел, что сказал это, но было поздно. Хранитель поглядел сквозь него и ответил:
Рыцарю Холодной Короны подобает держать себя в руках. Наш разговор закончен.
Историк ухмыльнулась и развела руками. «Вы же видите, что он безнадежен», говорил ее жест.
Мастема сделал ритуальный поклон рука идет к губам, потом к сердцу, глаза опущены в пол и покинул Башню.
Хранитель смотрел ему вслед совсем недолго. Музыка превратилась в марш. Историк, продолжая ядовито улыбаться, подобралась поближе к Хранителю и тихо, но страстно заговорила о чем-то.
Глава 1. Гвардия и Шуты
Выходя из дома, трудно было не споткнуться. Три каменных ступеньки, ведущие вниз, к дороге, давно расшатались и если наступать не в середину, а на края, камень опасно балансировал под ногами. «Зато мы заранее услышим, если ночью придет кто-то чужой, смеялась мать Анны. Наступит на краешек и упадет». Впрочем, такая же судьба ждала и доброго гостя, но в последнее время в этом доме совсем не бывало гостей. Да и в соседних домах редко слышались звуки праздников.
Лето было необыкновенно жарким. Земля, хоть и привыкшая к солнцу, совсем рассохлась и покрылась трещинами. Ночами тоже висела душная тишина. Анна ложилась спать с закатом, выигрывая таким образом пару часов прохлады перед рассветом было бы хорошо использовать их для молитвы, но и другие дела торопили, не ждали. Впрочем, хотя бы четверть этого времени она все равно тратила на разговор с Богом без этого днем все валилось из рук, а то и нападал беспричинный страх.
В тот вечер и сон к ней не шел, несмотря на усталость. Анна смотрела в окно на плохо выбеленную стену соседского дома и слушала звуки засыпающей улицы. Медленно проехала повозка судя по жалобному скрипу, тяжело нагруженная. Тут же, едва затих скрип быстрые мелкие шаги. Наверное, женщины спешат домой, подметая краями одежды дорогу.
Следующие звуки было не спутать ни с чем. Солдаты уверенные, тяжелые, ритмичные шаги. Идут, выполняя приказ, а не возвращаются обратно после задания в ритме шагов и в молчании чувствовалась решимость. Отец Анны тоже был солдатом; она едва помнила его лицо, но могла хорошо представить себе, как он идет по таким же пыльным улицам. Только где-то не здесь, где-то в чужих краях. Возможно, и сейчас где-то там, идет по разбитым дорогам, под солнцем, может быть, рядом с друзьями.
Сюда! раздалась команда. На стене соседнего дома зашевелились тени. Видимо, у них с собой факелы, успела подумать Анна, удивленно приподнимаясь на локте.
Дверь соседнего дома затряслась от нетерпеливого, требовательного стука. Закричала женщина.
Анна бесшумно подошла к окну и выглянула на улицу. Всего пять человек, но присмотревшись к ним в неровном свете факелов, она отпрянула от окна, зажимая рот руками. Гвардия Ангелов. Гвардия Ангелов на нашей улице. Ей захотелось вернуться в постель, свернуться комочком, не видеть и не слышать. Но это было бы такой трусостью.
Она не раз желала, чтобы кто-нибудь окоротил Ребекку и ее мужа, но не так же. Если к ним пришла Гвардия Ангелов их часы сочтены. Анна поспешно встала на колени и попробовала помолиться, но в сердце смешивались страх и месть, как мутная вода, не пропуская чистых мыслей. Анна попросила о милосердии для этой семьи, сказала, что прощает их, повторила это еще и еще раз бесполезно, слова звучали неискренне, плоско. За окном снова послышался крик на этот раз мужской голос то ли требовал, то ли умолял.
Анна накинула на плечи плащ и вышла на улицу. В конце концов, мне-то нечего бояться, подумала она, и устыдилась этой мысли.
Один из Гвардии невысокий плотный тириец с горбатым носом и короткими черными волосами тащил наружу упирающуюся, рыдающую Ребекку. Ее муж уже стоял на коленях прямо на улице перед остальными. Ребекка, шатаясь, остановилась, испуганно оглядываясь.
На колени, приказал тириец и небрежно, одной ладонью, толкнул ее. В доме дети, Шемхазай, обратился он к командиру. Что делать с ними?
Пока что ничего, подожди.
Ответивший перевел взгляд на Анну, и она от страха наступила не в середину ступеньки, а на край, и чуть не упала. «Ангел», подумала она.
Отличить ангела от человека было проще простого только в неверном свете факела сначала можно было ошибиться. Ангелы легко принимали любые облики, но от них исходило сияние. Иногда невидимое, оно все равно казалось золотым. Главный в этой группе возмездия был ангелом.
Ангел стоял, обнажив меч, и продолжал смотреть на Анну. Она опустилась на колени, едва сойдя с крыльца. Ангел и так близко.
Все знали, что в мире есть ангелы, что они ходят среди людей. Иногда их называли Стражами или Следящими эти слова напоминали о том, что ангелы прямое продолжение воли Бога, Его руки и глаза на земле. Слово ангела было непререкаемым законом для всех, кроме отступников. Любой разговор с ангелом пересказывался сотни раз.
У тебя есть дети? спросил ангел.
Нет, виновато ответила Анна.
Неважно. Иди и забери детей из дома, уведи к себе.
Анна послушно поднялась и заторопилась к двери, обойдя по широкой дуге и солдат Гвардии, и Ребекку с мужем, застывших в униженных, умоляющих позах.
Уговорить плачущих детей выйти на улицу было трудно; к тому же, Анна боялась, что они совсем раскричатся, увидев родителей. Дети могут не понимать смысла происходящего, но близость смерти они почувствуют. А в том, что Ребекку с мужем ожидает смерть, Анна не сомневалась.