Кровь и вода. Допотопное фэнтези - Федорова Анна Игоревна 6 стр.


Уговорить плачущих детей выйти на улицу было трудно; к тому же, Анна боялась, что они совсем раскричатся, увидев родителей. Дети могут не понимать смысла происходящего, но близость смерти они почувствуют. А в том, что Ребекку с мужем ожидает смерть, Анна не сомневалась.

Они вышли из дома в самое неподходящее мгновение  как раз тогда, когда слова «Отступники умрут» еще висели в воздухе.

По крайней мере, Ребекка и ее муж умерли быстро  Гвардия, как говорят, никогда не использует пыток и не затягивает казнь. Меч в руке ангела сиял ярче факелов. От золотого света ночная темнота испуганно расступалась, а лица солдат выглядели почти прекрасными.

 Помолитесь за спасение их душ,  приказал ангел и снова посмотрел на Анну. Она прижала детей к себе и закрыла им глаза ладонями.

 Оставь детей у себя до утра.

Анна молча кивнула, боясь говорить. Страх сдавил ей горло, как ошейник. «Ангелы  Его руки и глаза», вспомнила она.

 Постой,  вдруг сказал ангел и оказался рядом с ней, так близко, что его сияние обжигало, хоть и не оставляло следов.  Ты боишься?

Он смотрел ей прямо в глаза. А дети перестали плакать и прижиматься к Анне, когда ангел приблизился к ним. Девочка засмеялась и протянула к нему руки. Мальчик смотрел широко открытыми глазами, засунув палец в рот. На лицах обоих читался чистый восторг  и никакого страха, словно и не было казни их родителей.

 Дети все чувствуют,  улыбнулся ангел, правильно понимая изумление Анны.  Дети безгрешны. В их душах совсем нет Тьмы. А в твоей? Чего ты боишься?

Он помолчал.

 Не скорби о смерти этих людей. Это не казнь, а возмездие. Мы стоим на пути Тьмы, мы  единственные, кто преграждает ей дорогу. Оставайся чиста и не бойся.

Он слегка прикоснулся к ее плечу, и страх наконец отступил. Одеревеневшие мышцы расслаблялись  Анна даже смогла улыбнуться. Только теперь, вблизи, она чувствовала, что сияние ангелов прекрасно: в этом золотом свете ей было легко и волшебно, как бывает в детстве или в счастливом сне. Ощущение неумолимой силы осталось, но теперь эта сила казалась доброй.

 Не нужно,  сказал ангел, когда Анна снова начала опускаться на колени.  Иди с миром, Анна.


Мать разрыдалась, когда Анна вернулась в дом, ведя детей за руки.

 Я думала, они и тебя убили,  всхлипывала она.

 Гвардия Ангелов не убивает просто так,  возразила Анна с неизвестно откуда взявшейся уверенностью.

 Да, но откуда мы знаем, как они судят? Что они видят? Как ты думаешь, Ребекка заслужила смерть?

Анна хотела ответить «нет» и осеклась. Если ангел приказал убить  значит, да. Но неужели не было надежды на их исправление, раскаяние?

«Мы стоим на пути Тьмы»,  вспомнила она. В голосе ангела звучала не просто уверенность  в нем звучало знание. Откуда нам знать, кто и что помогает Тьме? Ангелы знают лучше.

Но Ребекка, глупая, самодовольная Ребекка, обманывавшая людей по мелочам, смеявшаяся над нищими, предсказывавшая Анне, что та состарится в одиночестве  заслуживала ли она смерти на пороге собственного дома?

Засыпая, Анна попыталась вспомнить о Ребекке с добром, пожалеть ее. Но стоило ей отвлечься, перед внутренним взором вставало золотое сияние, и в нем  совершенное, дышащее силой лицо ангела. И лица детей, доверчиво смотрящих на него.


На следующий день все только об этом и говорили. Оказывается, Анна была не единственным зрителем казни  то есть возмездия. Старик-кузнец тоже видел все от начала до конца, в том числе и то, чего не видела Анна. Пока она разговаривала с ангелом, она не задумывалась, как это выглядит со стороны.

  и благословил ее,  закончил кузнец свой рассказ.

Люди начали смотреть на нее по-другому. В глазах одних появилось новое доверие  раз уж она выдержала испытание (как известно, ангелы видят след Тьмы, даже самый слабый, мгновенно). Другие смотрели на нее завистливо и с опаской. Возможно, подозревали, что Анна попробует свести какие-нибудь старые счеты с помощью Гвардии. Восхищенно или со злобой, но Гвардию боялись все.


Во-первых, они были неуязвимы для человеческого оружия.

Во-вторых, они отреклись от своих прежних семей  чтобы сохранять беспристрастность.

В-третьих, они владели магией. Не той магией, использование которой карается смертью. Та магия, говорили, вся была замешана на проклятиях. Другой  не менее, а более убийственной, но и это еще не все. Через несколько лет после вступления в Гвардию Ангелов человек мог убивать, едва шевеля пальцами, и ясно видел Тьму в любой душе.

Когда-то они сражались с отступниками  с целыми армиями проклятых  в других, далеких землях, в тех странах, с которыми родная страна Анны вела войны, но эти войны, увы, все закончились поражением. Кольцо Тьмы сжималось все плотнее, пока не подошло к границе. Сейчас стоит пересечь пустыню  и окажешься в жутких местах, где на площадях городов стоят жертвенники, темные от засохшей крови, а правители и сыновья древних родов соревнуются в том, кто лучше угодит бессмертным, жестоким слугам Тьмы, занявшим место богов.

Тут у них все было по-другому: правитель молился Творцу, но Тьма расползалась, как зараза, по темным щелям, по скромным домам и дворцам, по душам простых людей и душам придворных, и Гвардия сражалась с Тьмой где угодно  там, где настигнет. Например, в доме Ребекки.

Матери не знали, радоваться им или плакать, если их сын или дочь оказывались достойными Испытания, предшествующего вступлению в ряды этих совершенных солдат  Гвардии. С одной стороны, лучшего доказательства чистоты не было. С другой стороны, это означало навсегда потерять ребенка  из Гвардии не возвращались. Кое-кто утверждал, что ангелы дарят им бессмертие. Или, по крайней мере, они точно попадают в рай.

Ночью тириец назвал ангела по имени. Шемхазай, правая рука Бога. Ангел, легенд о котором больше, чем капель в море. Великий воин, воплощение справедливости и возмездия.

Уже сейчас полузнакомые люди заговаривали с ней, жадно задавали одни и те же вопросы: «Как он выглядел? Что ты чувствовала, когда он говорил с тобой?» Не привыкшая быть в центре внимания Анна смущенно отвечала, досадуя: с каждым пересказом история будто теряла краски, расходясь по чужим умам. А Анне  она призналась себе в этом  хотелось сохранить ее для себя.

Ни на следующий день, ни днем после никто не пришел за детьми Ребекки. Мать Анны принялась искать родственников  оставить обоих детей у себя они не могли: чем их кормить? Дети, правда, вели себя непривычно тихо и не вспоминали о родителях, как будто прикосновение ангела навсегда излечило их от боли: и настоящей, и будущей.

Улица жила прежней жизнью; разве что все стали запираться в своих домах еще раньше. И, может, более чутко слушать шаги. После истории с Ребеккой почтение и страх перед Гвардией Ангелов еще усилились  никто, по крайней мере, не показал и тени сомнения в справедливости приговора. Если же что-то и говорилось за закрытыми дверьми  никто не знал об этом, кроме самих отступников.


А один странствующий пророк  он пел песни, лечил болезни и учил праведной жизни  называл Гвардию не иначе, как «Кровавая Гвардия». Мать Анны любила слушать его  по воскресеньям он всегда собирал вокруг себя маленькую толпу на заросшем травой пустыре поодаль от домов.

Вопреки обыкновению, пророк был не сед, а юн. Совсем юн  не больше шестнадцати лет, что не мешало ему говорить со страстью, впечатляющей седых стариков. Он утверждал, что Гвардия приносит в мир больше зла, чем все, с кем она расправилась, вместе взятые. «Нельзя творить добро пылающим мечом!»,  почти кричал он, крепко стоя босыми ногами на высохшей земле и протягивая к толпе руки. Потом его голос падал почти до шепота, и он говорил другое: «Это мир создан Творцом, создан для нас. Для нас, а не для ангелов. Только мы и можем решать, кто из наших братьев и сестер достоин наказания, а кто  награды. Если же мы ошибемся, Бог исправит это. А Кровавая Гвардия в своей гордыне берет себе право судить жизнь и помыслы людей почему мы позволили им это?»

Он еще говорил: «Поэтому они и проиграли: и в стране монахов, и в Братстве Свободных Воинов, везде. Это добро на острие окровавленного меча отталкивает, а не зовет покаяться».

Мать Анны опасливо удивлялась: почему этот пророк все еще жив? Вместе с ней удивлялись и другие, а некоторые даже боялись говорить о нем: кто знает, не сочтут ли отступниками и тех, кто слушает? В старые времена, конечно, человек мог слушать любые речи, не опасаясь возмездия: имели значения мысли и слова, а не круг знакомств. Но сейчас-то мир изменился.

Анна, конечно, не помнила старых времен, но чувствовала, что пророку действительно ничего не грозит. Его слова дышали искренней, самоотверженной верой, в нем самом, очевидно, не было и тени зла; боль людей была его болью; он видел, как скорбят по погибшим от рук Гвардии, наблюдал, как после очередного суда люди расходятся по домам подавленные, испуганные. Он старался, как мог, выразить это в своих речах, и он ли виноват, что они превращаются в бесконечный ряд обвинений? Гвардия сурова, но отличает свет от тьмы.

Назад Дальше