Юровский. Тут нельзя.
Гаврила. Тут, мил человек, теперь все можно, тем более тебе. Вот я тебя и спрашиваю, хочешь курить или нет?
Юровский. Хочу.
Гаврила. Ну, закуривай. (протягивает ему пачку папирос, Юровский закуривает) Чудные папиросы, еще с тех времен. Царские. (Юровский закашлялся) Да не дергайся ты! Английские папиросы, царь такие покуривал ага, тот самый царь, которого ты, как там у вас говорят? пустил в расход
Юровский. Но я выполнял приказ
Гаврила. Ну, так все говорят что, мол, я не я, лошадь не моя, всего лишь выполнял приказ, это они душегубы, а я ангел без крыльев
Юровский. Но я казнил государственного преступника.
Гаврила. Престу-у-упника Преступника он казнил Ну-ну А вот потом, может, и тебя кто преступником объявит так что, тебя тоже казнить?
Юровский. Но меня-то за что?
Гаврила. Ну, так я и сказал тебе! Не знаю за что, но ты, касатик, поверь завсегда найдется, за что! Такое уж у нас, дорогой ты мой, время.
Юровский. Но
Гаврила. Ну что ты все «но» да «но» Что я тебе лошадь? Ты мне лучше, касатик, душу облегчи. Душу-то облегчить завсегда верней. Убил царя так не кичись, а расскажи, как дело было. Может, и ты прав, а я не знаю чего, а, может, и еще кто виноватым найдется
Юровский. Какое сегодня число?
Гаврила. Второе. Второе августа.
Юровский. Тогда тоже было второе, но не августа Меня назначили возглавить отряд бойцов, которые охраняли царя и его семью в Екатеринбурге Через два дня я приехал туда, в тот дом Там было неспокойно у мальчика, Алексея, наследника, никак не затягивалась рана на ноге, и я сразу предложил наложить гипс.
(Затемнение, играет музыка)
КАРТИНА ВТОРАЯ
Из левой кулисы выходит Николай он одет по-простому, в военную офицерскую форму без погон. Из правой кулисы выходит Юровский, на нем штатская одежда, он выглядит значительно моложе и куда бодрей.
Юровский. Наложите мальчику гипс. Он не будет дергать ногой это успокоит рану, и уже через пару дней она затянется. Да и бегать вашему сыну с гипсом будет затруднительно, вот вам дополнительная гарантия, что ребенок себя не покалечит даже случайно.
Николай. Удивительно дельный совет. Вы врач?
Юровский. В некотором роде. Приходилось пройти через всякое, бывало служил и врачом тоже. А сейчас переведен сюда надзирать за бойцами, осуществляющими вашу охрану, Николай Александрович. (протягивает Николаю руку) Меня зовут Яков Михайлович, фамилия моя Юровский. Надеюсь, мы сможем договориться.
Николай (пожимает руку в ответ). Был бы рад этому.
Юровский. Есть ли жалобы на условия содержания?
Николай. В нашем положении жаловаться как-то не пристало Но есть ощущение, что у нас возникают некоторые перебои с едой Паек уменьшается неуклонно, и это наводит на разные мысли.
Юровский. Понимаю. Подворовывают я уже распорядился. В провизии недостатка больше не будет. Что-нибудь еще?
Николай. Пожалуй, что и нет. Благодарю.
Юровский. Не стоит благодарности, Николай Александрович. В этом наш долг, и мы неукоснительно его соблюдаем.
(Николай вежливо кивает и выходит. Слышится шум, входят весело болтающие Никулин и Медведев. Кажется, они немного навеселе и потому не замечают Юровского)
Медведев. Я тебе говорю огонь девки. Старшая понадменней, вторая же глазками все зырк да зырк. Младшие-то две так, девчонки совсем, а эти две ого-го, какие бабоньки
Никулин. Тебе бы, Пашка, все про баб да про баб Не наше это дело, они же царевны
Медведев. Да какие они царевны! Кончились те времена, когда они были царевнами. Таперича они, значит, гражданки нового мира, царей никаких нет, а вся власть принадлежит народу. Сами себе хозяева что мне, на девок нельзя смотреть, раз я сам себе хозяин?
Никулин. Вот дурной ты человек, Пашка! Ну, сам посуди об чем ты с ней разговаривать-то будешь?
Медведев. Да об чем с нею, с бабой, разговаривать? Пошто с бабой разговаривать? Что я, не понимаю, что с ней, с бабой, надо делать?
Никулин. Ты ее хоть по имени-то знаешь?
Медведев. Обижаешь! Всех выучил, еще с прежних времен. Старшая, значит, Ольга, а моя, стало быть Татьяна. Танька то бишь. Танюха!
Никулин. Уже твоя, стало быть?
Медведев. Ну а зачем дело стало? Я парень видный, уже в начальники охраны, сам видишь, выбился, непьющий, опять же
Никулин. Вижу я, какой ты непьющий. Четверть выкушал а все непьющий!
Медведев. Так не в одном глазу же!
Никулин. А смердит почище любого кабацкого забулдыги
Юровский (громко). Так-так Значит, четверть?
Медведев (испуганно). Товарищ комиссар, это ж я не про сегодня Это в отгул, на выходных было, как Бог свят говорю! Ну вот чтоб мне пусто было!
Юровский. Ты мне тут еще сто раз забожись все ж вижу по морде твоей. Попался умей признаться.
Медведев. Ага, попался, признаться Что ж мы, сами не понимаем? Да и не имел я в виду ничего такого
Юровский. Ты хоть понимаешь, кого стережешь?
Медведев. Вестимо, кого. Царя бывшего с семьей егонной.
Юровский. А ты соображаешь, дубина, насколько это дело серьезное?
Медведев. Нечто не понимаю! Понимаю, конечно. Чай, не простой фармазонщик, а царь, пусть и бывший.
Юровский. Это, Паша, дело уже всячески политическое. У царя пусть и бывшего за границей друзья имеются. Революция, она, Паша, не на всей земле победила. Есть еще страны и много их где правят такие же цари, как наш, а то и похлеще. И норовят они, Паша, власть рабоче-крестьянскую прекратить. Опять же, колчаковцы шастают на Востоке Обстановка, Паша, у нас политически сложная. Тут бдительность надо блюсти ни на минуту не ослабевая.
Никулин. Складно вы, Яков Михайлович, говорите, я аж заслушался. Прямо как товарищ Троцкий!
Юровский. А ты слыхивал, что ли, Троцкого-то?
Никулин. Случалось однажды, в Петрограде, проездом. Вот так же говорил, как вы вроде, все по делу, вроде, все слова понятные, человеческие, а вместе выходит, что как будто профессор какой говорит. Ажно уважаешь сразу. И понятно все, главное: колчаковцы там, победа мировой революции И сразу, знаете ли, действовать хочется. Вдохновляет, одним словом.
Юровский. И на что же ты вдохновился. Гриша?
Никулин. Да на что тут вдохновиться-то? Долг свой исполнять.
Юровский (тихо, вкрадчиво) А долг-то твой, Гриша, в чем? А то я что-то подзабыл. Может, напомнишь?
Никулин. Знамо, в чем. Царя стеречь.
Юровский (орет). Так вот и стереги, мать твою за ногу! И чтобы пьянку не разводили под трибунал отдам и лично шлепну! И кто сопрет хоть крупинку из царского пайка шлепну тоже! Ишь, развели тут, воровство на воровстве, все пьяные, главного узника революции чуть не прохлопали! По местам бегом марш!
(Никулин и Медведев убегают, Юровский одергивает одежду и тоже выходит)
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Девочки Мария и Анастасия играют во дворе. Рядом, за поленницей дров, за ними осторожно приглядывает Гаврила.
Анастасия. Я же говорю тебе пистолеты у них настоящие, как у солдат. Но вот только солдаты у папа всегда были настороже, а эти пьяные все время.
Мария. Если бы солдаты папа всегда были настороже ничего бы не было. И мы бы играли с тобой в царском селе, или катались с горок у Китайского павильона
Анастасия. А все равно, я знаю, солдаты подойдут и нас освободят!
Мария. Откуда ты это знаешь?
Анастасия. А вот не скажу! Знаю, и все тут!
Мария. Ничего-то ты не знаешь! Ты все выдумала!
Анастасия. А вот и не выдумала! А вот и знаю! Про это только три человека знают папа, мама и я, да и то папа и мама не знают, что я знаю, вот!
Мария. Ты что, подслушала что-то?
Анастасия. Почему это сразу подслушала? Узнала!
Мария. И как же ты узнала, если не подслушала?
Анастасия. А вот так и узнала! Папа говорил с мама а я просто была в соседней комнате.
Мария. Понятно. Подслушала.
Анастасия. Да хоть бы и подслушала! (обиженно) Ничего не буду рассказывать.