Как, небрежной волею судьбы, я оказался здесь на поле битвы.
Как нашел затерявшегося Сталкера. Как, в конце концов, выживал на дуэлях. Но обо всем по порядку.
И начнем почти с самого начала: на моём пути в Толедо, второй столице средневековой Испании.
Тут ветер стих на возвышенности, расправленное полотно стяга устало обвисло. Превращая наш двукрылый штандарт, в траурную похоронную хоругвь. Я обернулся назад, обводя взглядом наше понурое войско.
Ещё одну атаку нам не выстоять.
Покажите мне того, кто останется сегодня живым из полка?!
Мало кто остался в шеренге стоять целым, и не раненым, в силах держать оружие в твердых руках. Почти никого. Из трех тысяч накануне в терции, в обречённом строю, всего не больше половины роты.
Замолк навечно герцог Альбукерка, наконец испустив дух на поле брани, успокоясь на командирском помосте.
Но в дрожащий от слёз, до рези в глазах дали, в растекающимся мареве битвы, в круговом расположение походных лагерей неприятеля, заплескались бесчисленно многие, белые прямоугольные кресты, предвестниками будущей победы, на ультрамариновых синих флагах и знаменах.
Ветер, как и изменчивая Виктория, подло сбежал в сторону сакральных изображений флёрделисов, так называемых королевских лилий Франции, обрамлявших кресты.
Ветер Вечного Времени
Начало мая 1643 от рождества христово.
* * *
Незаметно подкрадывался к завершению майский финал весны.
Велением природных богов, так случилось, что быть ныне весне ранней.
Но пустынно засушливой, маловодной и особенно безветренной наступившей сезонной погоды.
Колючая пыль просохшей земли недружелюбной дороги, от которой едко першило в горле, взметённая тысячами людских ног и подковами копыт лошадей кавалерии, густой взвесью клубилась над нескончаемыми фалангами испанской армии.
Пылила многотысячная колонна, пешая и кавалерийская, по узкой горной дороге, протоптанной предками меж низеньких альпийских горочек, кое-где покрытых ещё не растаявшими снежными шапками.
Пылил медленный войсковой обоз, перекатываясь на скрипучих колесницах и повозках, набитых нехитрым войсковым провиантом до отказа.
С упитанными вороватыми обозниками, меркантильными распутными маркитантками, мальчишкамимочильеро.
Как правило, они оставались без родителей и отчего дома.
В ту злосчастную пору по всей Европе, волнами прокатывались бесчисленные войны, прозванные хронистами периодом Тридцатилетней войны. Игры престолов огнем и мечом, выжигали людское население.
Всю Европу трепало в лихорадке, как при моровой чуме.
Погибали ни за что миллионы безвинных людей.
Умирали представители старых династий, и рождались на свет новые короли и кронпринцы единоличные наследники престолов. Заключались выгодные королевские браки и военные тройственные союзы.
Сходились вновь Объединения и Лиги.
Одновременно распадались Республики и Конфедерации.
На глазах рушился, и стоял на головах весь Мир.
Чехи протестанты, воевали против Католической Лиги, потом датчане и шведы бились с ними. Затем чехи против шведов.
И так по замкнутому кругу. Под конец локальных войн, сами католики из Лиги передрались между собой. То есть: Испания, Англия, и Франция.
Папа Римский Урбан 7, устал уже всех враждующих королей мирить и ушел на смиренный покой.
А вот сменивший его на посту Папа Иннокентий 10, напротив, хотел воевать! И постоянно требовал на аудиенциях, человеческой крови и жертв. Поэтому он даже предпринял самолично военный поход против маленького княжества Кастро в Италии, которое принадлежало семье Фарнезе. Город был захвачен, жилые дома и церкви в нём разрушены.
А земля, на которой он находился, присоединена к папским владениям.
И это святой человек, викарий самого Христа! Ну да бог ему судья.
Посему тысячи беспризорных пацанов, в пылу мальчишеской военной романтики, сбегали в армию, где прислуживали носильщиками оруженосцами для офицеров или помощниками лекарей.
Принестиподать, что-либо из аптечек на поле баталий: бинты там, свежей воды. Потом иди отсюда, не мешай большим дядям играться во взрослые игры. Пылили требушеты и пушки мортиры, ведомые на лошадиной тяге, еле плетущиеся позади в арьергарде.
Пылевое облако стояло мутным столбом, по капли песчинки одной, оседая на головы и щетинистые лица измученных людей многодневными переходами. По предательски выдавая путь на Север, к очередному покорению упрямой загадочной Фландрии, населенной непокорными фламандцами, проповедующей протестантство.
Я оглушительно чихнул, снова пугая коня подо мной, да так что он заржал, становясь на задние копыта, невольно тормозя маршевый строй.
Вот чертова пыль, от неё не спасало ничего.
И даже смоченный драгоценной водой из походной фляжки, подшейный платок, повязанный на манер палестинских авраамитов.
Да хоть бы ветерок задул на время, да снёс бы пылищу немного в сторону. Что за напасть такая? Уже который день воздух ни шелохнулся ни разу, как назло. Закон подлости: то сезон проливных дождей, то дышать невозможно проклятой пылью. В сотый раз я проклял всё подряд на свете: безветрие, поход, начальство, свою судьбу окаянную.
И снова по кругу полетели паршивые мысли.
Мельчайшие частицы пыли и песка сушили губы, скрипели гадской мукой, досаждая натянутым нервам, забивались в рот и нос.
И не вырваться никуда из общей колонны, куда нибудь в сторону: не имеем права такого на всякие вольности: командир пример для подражания.
Сегодняшний день походил на прошедший день, ни капли не отличаясь.
Да и неделю назад. Всё такое же: пыль да поход.
Только в кино так красиво рыцари скачут на конях со знаменами.
На самом деле, всё абсолютно буднично происходит.
Вот идет колонна армии. Ну допустим в 2040 тысяч голов.
Пешие гадят, рыцари тоже, лошади в три зада, и прочее, и прочее.
Сколько только навоза остаётся после завоевательных походов, никто не задумывался из диванных историков.
А зря! Такоё амбре стоит, что хоть вообще не дыши.
Это вам не морская, свежая кислородная амброзия при бризе, которой можно дышать полной грудью и не надышаться.
Тут мне вспомнился с чувством сожаления, раздольный морской переход из Барселоны в Геную, в морской порт на севере Пиреней. То бишь Италии, королевского союзника Испании. Да и сами итальянцы тоже присоединились к нам, хорошо пополнив совместную армию.
Под своим командованием итальянского графа Винсента.
А вчера еще между нами на вечернем бивуаке под бочковое винишко, когда языки развязались, говорили втихомолку: что вскоре присоединяться немцынордлинги. Имперский корпус генерала Бека, под началом которого находилось пять тысяч сабельштыков с небольшим лишком.
Весьма грозная сила, усиленная германской дисциплинированностью и педантизмом. Да много чего еще говорили болтали.
Ау, где вражеские шпиёны лазутчики?
Трепались о том, что возможно повернем и на Францию.
Она сейчас, как никогда ослабла, со смертью старого короля, дележа власти и короны. Ведь что твориться в головах высоких военачальников невозможно предугадать. Сегодня одно на уме, завтра другое. Большая политика, одно слово. И что я тут забыл, спрашивается?! Без меня, то есть без нас, надеюсь, обошлись бы. Вот и немцы есть на это дело, повоевать.
Как работать на однообразной работе.
А всё упрямый Виландия, будь он неладен, как попугай затвердил тогда в жарком споре: «Долг и честь, честь и долг. Надо помочь современникам, негоже нам так просто исчезнуть из нынешнего бытия».
И пришлось выступать в поход вместе с ним.
Куда теперь его одного отпускать? Никак нельзя.
Время и так у нас на исходе, чтобы оставаться здесь, а тут ещё эта напасть.
С досадой, свалившейся на мою голову за все прегрешения, я стегнул бедную конягу, понуждая выпрыгнуть из общего строя когорты на обочину старого тракта, пуская слегка в бег поразмяться.
Нарушая все правила марша.
На то они и правила, чтобы их нарушать.
Да и мне не помешало бы тоже, а то спина затекла и всё остальное, сутками сидеть в седле.
Пыльный туман полудня, разрезался несколькими десятками ударов стремительно сверкавший скьявоной в руке.
Имитируя кавалерийский, сабельный бой в седле с предполагаемым противником. Вытянутая скьявона из ножен приторочена к седлу специально, на случай импровизированных конных атак, или разведок на собачьем бегу. Такой одноручный, удобный клинокмеч, подобный кавалерийскому палашу, но имея защитную гарду, в виде корзины, хорошо защищавшей кисть руки. Существует ещё меч скьявонеска такое же оружие, только у неё хитрая гарда, в форме «S» сделана.
Чтобы зацепом выламывать клинок противника.
При себе также болталась на плечевой перевязи в ножнах, та самая памятная рапира. Как полагается по дворянскому этикету, всем порядочным испанским офицерам.
Только вот рапирой то, не больно нанесешь урон в бою многочисленной битвы. Здесь не романтическое кино аля «три мушкетера», где помахивая шпагойпрутиком и шляпой в перьях, гоняясь за какой-то юбкой.