Берег детства
Истории о том, как мы жили когда-то
Мария Адамчук
Художник Елена Озерова
Редактор Марина Зубакова
© Мария Адамчук, 2018
1
Мария, что ты опять пялишься в это окно? Что ты там изучаешь? Наверное, что-то интересное? Ну давай, расскажи, нам всем очень любопытно, не правда ли, дети?
Я вздыхаю и неохотно возвращаюсь мыслями в класс. Господи, Нина Петровна, как же вы мне надоели-то с вашим сарказмом. Было бы чего там изучать, в этом окне, ей-богу. Десять лет мне уже. Десять! И три года из них я пялюсь в осточертевшее окно, на чахлую сиреньку за ним, на очертания унылой пятиэтажки, которую сиренька тщетно пытается прикрыть собой. Весной у нее это даже немного получается бедный кустик, поднатужившись, производит на свет несколько листочков и десяток блеклых цветков. Пять лепестков там даже не пытайтесь найти, я пробовала бесполезно, счастья нет
И еще это дурацкое «Мария»! Да, у Нины Петровны такая привычка, она всех нас, третьеклашек, называет полным именем. Даже Венечку. Венечка вечно ноющий, ябедничающий, плачущий, в любое время года развешивающий на своем носу сопли бахромой Так вот, этот Венечка, представляете, у нее получается Вениамин. Оборжаться. Вениамин! Ну а я Мария. Хотя какая из меня Мария. Так, Маня всего лишь. В лучшем случае.
Я большая уже, мне десять лет, я говорила вам? Самостоятельная вполне, кстати. Однажды папа дал мне два рубля, велев купить колбасы. Любительской, с кружочками жира, вдавленными в серо-розовую мокрую мякоть. Бррр, ненавижу! Такую даже болгарский томатный соус в бутылочке с красной крышкой не спасет, а он, как известно, может спасти какое угодно блюдо. Но делать нечего, раз папа сказал надо идти и покупать. В общем, пошла я в магазин, но до него не добралась. На моем пути вдруг обнаружилась внушительная очередь. Ее начало терялось где-то в невообразимой дали, и было совершенно невозможно определить, за чем эта очередь змеится. Но если все стоят значит, это кому-нибудь нужно, решила я и встала тоже.
Прошло минут двадцать и наконец выяснилось, что стоим мы все за клубникой. Я обрадовалась, поскольку клубника это вам не какая-нибудь колбаса, это хороший продукт, полезный и красивый, к тому же у меня есть три рубля, и приобретение клубники на все деньги будет выгодным и правильным решением. Купила в итоге пять килограммов. Родители уже вышли с фонарями меня разыскивать, а я тут как тут. И клубнику несу. Ели всей семьей, пока крапивницей нас не засыпало по самые уши. Но съели же? Значит, я добытчик? О том и речь.
Ладно, вернемся к Нине Петровне. И к природоведению. И к сиреньке за окном. О чем я, говорите, думаю? А на календарь взгляните! Там черным по белому написано 23 мая. А значит, через неделю вся эта тоска закончится и начнется настоящая жизнь.
Жизнь для меня это лето. Обычно я провожу его в палаточном лагере на берегу одного подмосковного водохранилища. Моя мама работает в каком-то, как она выражается, «ящике». Хотя я была у нее на работе никакой это и не ящик, обычное здание, миллион комнат, в каждой сидит по сто человек и чертят параболическую антенну (не спрашивайте, я понятия не имею, что это такое). Но антенна меня не волнует. Важно другое: этот их «ящик», для того чтобы сотрудникам и членам их семей хорошо отдыхалось летом, взял на свой баланс в незапамятные времена кусок земли полянку, обрамленную лесом на берегу водохранилища. Закупил шесть лодок и пару катеров, два виндсерфинга, несколько пар водных лыж и сказал: «Отдыхайте, ибо кто хорошо отдыхает, тот потом весело и задорно чертит параболическую антенну на радость врагам мирового империализма».
Не знаю, как там с антенной, но летний отдых в лесу сотрудники полюбили всем сердцем. Построили на отведенном участке земли столовую, кухню с печкой, достали где-то по большому блату пять огромных армейских палаток, в каждую из которых легко входило на постой по двадцать человек, сделали пирс, привязали к нему катера и лодки, назвали все это «Водно-спортивная база «Волна» и зажили полной и насыщенной летней жизнью.
Я там родилась. Ну, то есть не совсем там, конечно. Родилась я в роддоме. Но когда начала хоть что-то соображать, ходить и говорить я уже была там. Поэтому никакой другой жизни, кроме водной базы, я себе не представляю. И вот сейчас пялюсь в окно на угол пятиэтажки, а мыслями там. В лесу. И отстаньте от меня уже, Нина Петровна, с вашим природоведением.
С трудом досидев до конца уроков, я вырываюсь за пределы школы и несусь домой. Иду сквозь свой родной двор, представляющий собой круглый пупырь земли, утоптанной до консистенции бетона, зажатый со всех сторон пятиэтажными домами. На этом пупыре растет одинокий тополь, под ним песочница, изгаженная кошками. Рядом ржавые качели, под которыми в пыли дерутся два пацана, стараясь с помощью грубой силы выяснить, кому в этот раз качаться первым. Через неделю в это время я уже буду, навьюченная огромным рюкзаком, трястись в электричке, привычно считая, сколько остановок до конца маршрута, потом пройду два километра по обочине шоссе, через поле, через перелесок, вдыхая запах близкой воды. Через неделю наконец-то начнется настоящая жизнь!
2
«Следующая станция «Трудовая», гнусит машинист электрички, и для меня это лучшие звуки во вселенной. Слезайте, граждане, приехали, конец. Конец нашим мучениям, урокам, пыльным улицам, стояниям в очередях за батонами по 17 копеек и за молоком. Конец затхлым подъездам и малюсеньким квартиркам, окнами выходящим на бетонный забор. Наконец-то мы в лесу. Мы дома.
Мы это целая толпа разнокалиберных взрослых от восемнадцати до шестидесяти лет. И трое детей. Я, Леночка и Лёнька. Со мной вы уже более-менее знакомы. Мои друзья тоже, как и я, родились здесь, мы знаем друг друга с рождения, вместе прошли огонь и воду, и не по одному разу, даже не сомневайтесь. Мы всех знаем, все умеем, плаваем, как рыбы, лазаем по деревьям, как мартышки, ориентируемся в лесу, как мыши, слышим за километр, видим в темноте, можем не напрягаясь добыть себе воду из колодца и еду из закрытых на висячий замок шкафчиков с продуктами.
Леночка девочка. Нет, ну то есть я тоже, конечно, девочка, но меня с ней даже сравнивать в этом отношении нельзя. Взрослые рассказывали: когда мы с ней были совсем крошечными то есть уже ходили, но еще мало что соображали, я затеяла игру, которую сама назвала «Черное море». Игра заключалась в следующем: я лежала пузом в том месте, где накануне полночи пылал костер, прямо в центре этого пепелища, и изображала заплыв в черном-черном море. Я зачерпывала золу руками, грудью как бы рассекала волны и даже нырять пыталась. Леночка принимала в игре живейшее участие сидела на корточках на максимальном отдалении от плывущей меня (белые туфельки носочками строго на границе пепла и золы, ни на миллиметр не заступают в грязь) и аккуратненько одним пальчиком тыкала в черный уголек. На Леночке было белое платье и бант. На мне Ну в общем, на мне была какая-то одежда, но после заплыва ни цвет ее, ни фасон определить уже никому не удалось.
С тех пор прошло много лет, но мы практически не изменились. Леночка по-прежнему состоит из больших наивных глаз, чистого тренировочного костюма и длинных локонов, которые сами собой укладываются в ровные колечки (даже после дня ожесточенных купаний в мутной коричневой воде нашего водохранилища). На ногах у нее кеды «два мяча» где уж ее родители отхватили такой дефицит и почему позволяют ей носить его в лесу, леший знает. Впрочем, ей-то что? Она легко может проносить кеды три месяца, вырасти из них и передать по наследству младшему брату, а выглядеть они при этом будут как новые. То ли дело я, которая в прошлом году доносила свои кроссовки неизвестного производства до дыр и в августе уже подвязывала подошву веревкой уж очень неудобно было бегать по лесу в обуви, столь откровенно просившей каши.
Я, в отличие от Леночки, состою из одежды неопределенного цвета и фасона, разряда «шоб не мялась», и волос, цветом и консистенцией напоминающих солому. Мама стригла и с завидным упорством продолжает стричь меня «под горшок». Знакома вам такая технология? Это когда на голову человеку надевается кастрюля и все, что из-под нее торчит, отчекрыживается к чертям собачьим. В течение лета прическа периодически дорабатывается ножницами по металлу отрезается от челки все, что лезет в глаза. Очень практичный подход. Расческу я теряю в начале июня и до августа о ней не вспоминаю.
Даже виды спорта, которыми мы занимаемся, принципиально разные. Леночка фигуристка. У нее юбочки, конёчки в цвет платья, «пистолетики», «фонарики» и прочие изящные девичьи упражнения. А у меня все ладони в кровавых мозолях, я кручу «солнце» на турнике и подтягиваюсь столько, что взрослые мужики рыдают от зависти, глядя на меня. А все потому, что я занимаюсь спортивной гимнастикой, а это спорт суровый и сантиментов не терпит. В общем, несмотря на то что нет на свете людей, более непохожих друг на друга, мы дружим с рождения и останавливаться не собираемся.