Гурген высадил нас в центре, недалеко от памятника Адаму Мицкевичу, и пообещал передать привет Наташе, когда она будет сегодня вечером звонить.
Субботний октябрьский день выдался тёплым и солнечным. Затяжное львовское «бабье лето» было в самом разгаре, и, несмотря на прохладу, чувствовалось, что осень, как следует, ещё не началась. Мы немного побродили по центру, пока не обнаружили кинотеатр, сеанс в котором начинался через десять минут. На афише значилось, что фильм называется «Мио, мой Мио», советско-шведского производства, и конечно, больше всех фильм захотелось посмотреть Игорю.
После просмотра, когда мы оказались на улице, Татьяна усмехнулась:
Пожалуй, это фильм для вас с дядей Сашей, в самый раз.
Фильм мне понравился, и я был несколько разочарован оценкой Татьяны, поскольку считал, что фильм далеко не только для детей.
Мы зашли в маленькое уютное кафе, где нам подали горячие чебуреки и сухое вино. Мягко и очень завораживающе звучали тихие саксофонные импровизации, посетители вполголоса переговаривались между собой. Всё было мило и пристойно, а главное, на нас никто не обращал внимания, что было очень даже комильфо.
Чтобы о чём-то поговорить, я со смешком, и в лицах рассказал Татьяне, каким образом мне удалось «сачкануть» с сегодняшних занятий. Татьяна сначала сдержанно посмеялась, потом нахмурилась.
Ну и порядки у вас, в вашем заведении культуры, заключила она, а ты говоришь, социализм, да ещё и развитой жлобы проклятые!!!
Потом раскрыла сумочку и достала купюру в двадцать пять рублей.
На, отдай ему, пусть подавится, скотина. Игорёк, лапочка, не слушай маму. Мама очень недовольна! Мама сегодня очень сердится, моё сердечко! А будешь мороженое? Фруктовое, с кленовым сиропом?
В это время, Игорь очень внимательно изучал ножик, и возможности, которые открывались с его обладанием. Он как раз пробовал главным большим лезвием что-то выцарапать на крышке стола.
Татьяна выхватила ножик из рук Игоря, и строго посмотрела на меня.
Вот! Это то, о чём я предупреждала! Всё, не хныкать, дома получишь. Вместе с соответствующими инструкциями!
Я не знал, что делать с «четвертаком», который до сих пор сжимал в руке. Для меня, как студента, это были большие деньги больше половины месячной стипендии!
Спрячь деньги, Алекс! Рассчитаешься с этим мерзавцем, и выбрось его из своей жизни. И я больше не хочу ничего о нём слышать. Понял?!
Я попытался объяснить, что уже рассчитался, что всё это, в общем-то наша, студенческая шутка, но Татьяна и слушать не хотела.
Пусть подавится, подонок! рявкнула она мне в лицо. Потом залпом махнула фужер сухого вина, и со словами, «не слушай мамочку, мой маленький», погладила по голове Игоря.
Подали мороженое, и мы насладились прекрасным фруктовым вкусом, с кленовым сиропом, а потом ещё выпили с Татьяной по бокалу сухого вина. Мне было хорошо, и хотелось, чтобы этот день никогда не заканчивался. Или, хотя бы, не очень скоро.
Потом мы ещё немного погуляли по центру. Выкурили по сигарете в скверике, неподалёку от памятника Мицкевичу. Справедливости ради, должен сказать, что Игорь оказался очень воспитанным мальчиком. Он, насколько мог, деликатно не мешал нашему общению, и открывал рот лишь тогда, когда Татьяна его спрашивала о чём-то.
Разговор как-то незаметно перешёл в плоскость моих ответов на вопросы Татьяны. В этот раз её интересовало: кем был мой папа, где и когда служил, кто и где из родственников ещё имеется, кроме собственно, мамы, и собиралась ли замуж мама после смерти папы. Её, казалось, интересовало, буквально всё, что касалось меня и моей семьи и не только. Я же, обо всём (о чём знал) рассказывал, в том числе и о девушках, с которыми встречался в разное время, или даже, был влюблён.
А о том, чтобы жениться, не думал? неожиданно поставила прямо вопрос Татьяна.
Я сказал, что не думал, поскольку, считаю, что рано, мол, ещё мне об этом думать. И ещё так считает моя мама.
Об этом думать никогда не рано, и никому не поздно, Татьяна снова процитировала «Кавказскую пленницу». И добавила. Воображаю, что бы сказала твоя мама, если бы ты задумал жениться на мне.
Сначала я замялся, а потом промямлил что-то неопределённое, потому что, конечно, не знал, каким образом должен реагировать на мысль, которую озвучила Татьяна. Мне тогда было просто невдомёк, что таким образом моя любимая прощупывала почву для дальнейшего развития наших отношений. Осознание пришло ко мне лишь через несколько лет, когда я вспоминал об этом дне и об этом разговоре. Когда я был уже в другом месте, другом времени и практически в другой реальности.
Немного погодя, мы сели в такси, и поехали домой. По пути меня высадили около нашего общежития. Когда я выходил из машины, Татьяна шепнула:
Сегодня, в двенадцать. Попрошу без опозданий.
Я хотел её поцеловать, но не решился. Из глубины машины на меня очень внимательно, и несколько отчуждённо (хоть мы уже были почти лучшими друзьями), смотрел маленький Игорь.
Я не могу сказать, любил ли я Татьяну в действительности, или же мне просто казалось, что влюблён. В «физическом» смысле всё было не просто хорошо, а замечательно. Она однажды сказала, что обучит меня тонкостям интимной близости, и это у неё здорово получилось. Когда мы бывали близки, я не сомневался в том, что люблю Татьяну. В другое время, не очень. Мысль о том, что и в дальнейшем она будет отдавать мне указания, и не только в постели, меня тревожила. Собственно, инициатива в наших отношениях с самого начала принадлежала ей. Это, конечно, освобождало меня от всякой ответственности и создавало некую иллюзию плотной защитной оболочки От чего? Наверное, от попадания в определённые и не очень приятные ситуации, в которых может оказаться любой молодой мужчина, у которого ещё шумит ветер в голове и, особенно, в карманах. К этому можно добавить, что я не опасался того, что Татьяна, может, например, забеременеть, поскольку в наличии уже имелся Игорь, а Татьяна представлялась мне хоть и раскованной, но очень даже практичной женщиной. Она вовсе не собиралась «залетать» от студента, с которым не всё вполне понятно. К тому же, меня не тревожили и другие возможные неожиданности, которые могут таить в себе отношения между мужчиной и женщиной, встречающихся, лишь для взаимного удовольствия. И, конечно, я во многом ошибался, хотя бы в силу своего возраста. Татьяна, всё же, кое-что планировала, и эти планы, конечно, касались меня, но делала это незаметно и так, что я ни о чем не смог бы догадаться. Я к тому, что очень возможно в это же время в её жизни, кроме меня, существовали мужчины, гораздо определённее и круче меня в смысле «умения жить».
Однажды, когда мы отдыхали после очередного бурного, и весьма своеобразного сеанса наших любовных развлечений, Таня, как бы вскользь поинтересовалась, куда я могу попасть по распределению после окончания института. Дело было в том, что на собеседовании, мне предложили поехать в Кострому, в один из Домов Культуры. Там требовался специалист с базовым образованием, и я почти уже дал согласие. Кострома, это было не так уж и плохо, если учитывать, что меня могли «разослать» по всему Советскому Союзу, в любой райцентр, или мелкий городишко, типа Советска, в необъятных просторах Калининградской области.
И я сказал Тане, что в общем, скорее всего мне «светит» Кострома.
А ты очень хочешь туда ехать? Татьяна приподнялась на локоть и пристально посмотрела мне в глаза.
Не знаю. Ну в общем, наверное, неплохо, всё же, областной центр. Некоторые ребята едут
Меня не интересуют «некоторые ребята». Все ребята меня не интересуют, кроме одного, который сейчас рядом. А знаешь, у меня в обкоме партии есть один знакомый. Он большой начальник. Очень даже большой. Я могла бы с ним поговорить, и тебя бы оставили во Львове. И место работы у тебя будет то, что нужно!
Мне захотелось уточнить: кому нужно? Ведь наверное, Татьяна имела в виду место, к которому стремятся люди, умеющие жить, и ради этого «вертеться». Но проблема заключалась в том, что я был из другого теста. Я тогда считал, и был уверен в том, что должен, просто обязан трудиться и приносить пользу обществу, нести культуру в массы там, куда меня определит партия и правительство нашей Родины.
Я молчал, и Татьяна тоже ничего не говорила. Пауза затянулась, и стала неловкой. Наконец, Татьяна спросила. Спросила жёстко, холодно и требовательно:
Ты хочешь остаться во Львове, со мной? Или не хочешь?
Таня. Любовь моя я не могу сейчас сказать. Мы ведь ещё так мало знаем друг друга. Я пока не очень разобрался. А ещё у нас будет зимняя практика, а потом
Пошёл вон.
Сначала я не понял, что меня просят уйти. Я хотел сказать, что после практики в Калининградской области, куда нас направляют на два месяца (декабрь и январь), можно будет обо всём подумать и всё обсудить. Но, если быть искренним, то было ещё и то, о чём я не хотел говорить. О другой девушке, моей симпатии из торгово-экономического института, с которой мы были знакомы уже два года, и периодически встречались у них в общаге. И которую я, до встречи с Татьяной, рассматривал в качестве будущей невесты. Кстати, её тоже очень интересовал вопрос, куда меня отправят по распределению. Я хотел что-то сказать, но она меня жёстко перебила: