Тогда среди студенчества, и не только, ходили слухи, что эту книжку написал Генеральный секретарь не сам, а вот всю премию забрал себе. Хотя, казалось бы, мог и поделиться с теми, кто помог ему сочинить книгу. А вот я, например, не мог взять в толк, как такой солидный человек, политический деятель и главный начальник нашего передового отряда коммунистической партии, мог вот так запросто присвоить себе чужой труд. Это что же получалось? Что, может быть, он не сам воевал там, на Малой земле? Но факт оставался фактом: на Малой земле Леонид Ильич не только воевал, но и проявлял мужество, героизм и отвагу, чем снискал уважение подчинённых и авторитет среди товарищей. И очень возможно, выражаясь словами героя одного сверхпопулярного фильма, «свой офицерский паёк под койкой не доедал». А раз так, то и книгу написал он сам! Или, почти сам.
Скорее всего, надиктовывал воспоминания, а секретарша печатала на машинке. Мне представилось, как Леонид Ильич неторопливо прохаживается по кремлёвскому кабинету в синем шерстяном спортивном костюме с надписью «СССР» на груди, и диктует свои воспоминания, покуривая сигаретку «Новость», и, возможно, попивая чаёк, как на фронте «со спиртиком». Хотя, может быть, это происходит на загородной правительственной даче Генсека: «после слова поехали, поставьте точку, пожалуйста. или, может быть лучше восклицательный знак?»
Ну, что приумолк, комсомолец? донёсся до меня, словно издалека голос моей строгой, но всё ёщё не вполне трезвой наставницы. Я встряхнул головой и сказал, как можно спокойнее:
Тань, да что тебя так завело? Ну да, у нас все комсомольцы, и даже есть несколько коммунистов. И предмет есть партийно-политическая работа. Но у меня специализация культурно-просветительная работа.
Марксисты-ленинисты, значит Онанисты! Татьяна снова опьянела и стала злиться. Глаза сузились в щелки, что, значит и ты людей дурить будешь?
Вот тут я вскипел, наверное, впервые со дня нашего знакомства. Но как-то так тихонечко вскипел, примерно, как вода в стакане с кипятильником.
Ну почему сразу «дурить людей»? У нас же социализм. Развитой! Мы много чего достигли, и продол
Татьяна закрыла мне рот ладонью.
Ты смотрел фильм «Кавказская пленница»? Там есть замечательная фраза: «В моём доме не выражаться». Совсем вам мозги загадили всякой ерундой. Открой глаза, юноша! Уже давно никто не верит, ни в социализм, ни, тем более, в коммунизм. А знаешь почему? Потому что ваш Ленин был лжецом! Он обманул народ и натворил таких дел, что мы до сих пор живём как нищие. Зато ваши партийные начальники жируют. Жрут в три горла! А ты дружок давай, проводи свою политработу, может быть, поумнеешь, годам к сорока!
Я решительно поднялся с тахты, и начал одеваться. Татьяна молча наблюдала за мной. Потом ледяным тоном проговорила:
Если ты сейчас уйдёшь, то больше никогда сюда не вернёшься.
Я замер. Потом посмотрел на часы, было без четверти три. Конечно, мне уходить не хотелось, но я впервые ощутил всю тяжесть давления, которое может оказать эта, хрупкая на вид, маленькая женщина.
Ну всё, хватит дурачиться, уже немного мягче и спокойнее сказала Татьяна, у меня сегодня выходной, и я не собираюсь его портить. Да и ты мог бы денёк пропустить в своей бурсе. Раздевайся и иди сюда. Немного отдохнём, потом ты сходишь и скажешь там, что тебя сегодня не будет. Соври что-нибудь, мол, надо навестить больную тётю. Устроим культурно-просветительный «семейный» выход.
Я быстро разделся, и лёг рядом с Татьяной.
Утром, пока Татьяна досматривала сладкие сны (я надеялся, что сладкие), я сбегал в общагу. Народ уже успел принять, так называемые «водные процедуры», и готовился к завтраку. Я разыскал Богатова и попросил его прикрыть меня на занятиях, если будут спрашивать. Второй парой у нас должен был быть семинар по «Научному коммунизму», и я к нему готовился. Но теперь обстоятельства изменились.
Ну и как там, твоя подружка, Андрей сально усмехнулся и хитро подмигнул, только что слюни не потекли.
Нормально. О тебе не спрашивала, приветов не передавала. Так прикроешь? Скажи, что записался в офтальмологический кабинет, или, что ликвидирую последствия наводнения-землятрясения. В общем, соври что-нибудь.
Я не зря обращался к Андрею, он ведь всё же был старостой нашей учебной группы и, также как и куратор, отвечал за явку и наличие студентов на занятиях.
Нормально. О тебе не спрашивала, приветов не передавала. Так прикроешь? Скажи, что записался в офтальмологический кабинет, или, что ликвидирую последствия наводнения-землятрясения. В общем, соври что-нибудь.
Я не зря обращался к Андрею, он ведь всё же был старостой нашей учебной группы и, также как и куратор, отвечал за явку и наличие студентов на занятиях.
Пять рублей, просто сказал он, и широко зевнул, и можешь гулять хоть до послезавтра.
Да ты что, братан! Это же грабёж средь бела дня! практичность моего друга поставила меня в тупик, до «степухи» ещё две недели, даже сигареты не на что купить!
Андрей Богатов был невозмутим, впрочем, как и всегда, просто я этой невозмутимости раньше у него как-то не замечал. Мы же ведь считались друзьями.
Так, я о чём же ж и говорю, улыбнулся он в ответ, мне сегодня идти к Иришке вечером, даже цветы не на что взять, да и конфеты тоже нужны. Но учти, я вхожу в твоё положение, мы же ведь, друзья. Поэтому так: с тебя два пятьдесят сейчас, и гуляй, Вася. Остальные потом отдашь.
Ну ты и муфлон! бросил я ответ, впрочем, безо всякой злобы.
Потом вытащил из-за обложки своего студенческого билета заначку сложенный вчетверо «трояк».
Андрей взял деньги с видом бармена львовской «Вежи», которому дают на чай. И сказал:
Слушай, брат, сдачи совсем нет, и усмехнулся, ладно, все расчеты потом.
Я махнул рукой и бросился в умывальник. Нужно было побриться, и в общем, привести себя в порядок.
На автобусной остановке, неподалёку от своего дома по улице Стрыйской, стояла Татьяна и держала за руку нарядно одетого мальчика, лет пяти-шести. Сама она была одета в роскошное, видимо заграничное, тёмно-зелёное пальто, лаковые сапожки жёлтого цвета на высокой платформе, на голове кожаная ковбойская шляпа. Всё это смотрелось совсем не по-советски, и очень стильно.
Татьяна, Вы прекрасны сегодня с утра, это был мой неловкий комплимент, и я протянул руку мальчику для приветствия.
Поздоровайся с дядей Алексом, Игорёша, улыбнулась Татьяна, и показалась мне ещё более привлекательной Я ведь считал, что уже любил её, это мой нет, наш друг. Надеюсь, Вы подружитесь.
Мальчишка посмотрел на меня, как мне показалось, не очень доброжелательно, но руку в ответ, всё же протянул.
А я вынул из кармана маленький швейцарский перочинный ножик с множеством лезвий (единственная ценная вещь, которая у меня была на тот момент, и я его специально прихватил с собой), и протянул мальчику.
Это тебе. Только будь осторожен, он очень острый.
Игорёк присвистнул от восхищения («Ух ты!»), и тут же, умоляюще посмотрел на Татьяну.
Вот ещё! А если порежешься?! Александр, Вы в своём уме? Вы что себе позволяете?
Но по выражению её лица и тону я понял, что попал, как говорят, в самую «десятку», потому что она была удивлена, и ещё больше смущена этим маленьким таинством знакомства двух мужчин, что происходило у неё на глазах.
Я улыбнулся.
Каждый, уважающий себя мальчик, должен иметь свой ножик. Первый, может быть, в жизни, я попытался быть как можно более убедительным, а Игорь уже большой мальчик, уже почти что мужчина. Вы позволите, Татьяна.. м-м-м
Александровна, подсказала Татьяна. Ну что с вами поделать Мужики есть мужики!
Подъехал автобус, и я, взяв за руку Игоря, сделал к нему движение, но Татьяна придержала меня за рукав.
Я не пользуюсь общественным транспортом, сказала она, и тебе не советую. Сейчас придёт машина.
Буквально тут же около нас притормозила «Лада», цвета «кофе с молоком», и водитель помахал нам рукой.
Привет, Гурген, улыбнулась Татьяна. Она уселась рядом с водителем и чмокнула его в щёку. Мы с Игорем заняли задние сидения.
Кинь нас в центр. Как Наташа?
Наташа очень хорошо, ответил Гурген с сильным кавказским акцентом, сегодня улетела в Ленинград к родителям, ауф Вот, слюшай, никак нэ хотят сюда перебираться! Сколько я говорил! Вот все вы, русские одинаковые, вах!
Татьяна рассмеялась, вынула из пачки сигарету, закурила.
Гургенчик, лапа! Мы одинаковы лишь в том, что очень сильно вас любим, настоящих мужчин! Куда же мы без вас?! А в новую квартиру уже переехали?
Рэмонт, слюшай, Тэт! Я уже сколько бабок в неё вложил, слюшай! Ай, нэ спришивай! Аравай-вай-пэрвомай!
Гурген высадил нас в центре, недалеко от памятника Адаму Мицкевичу, и пообещал передать привет Наташе, когда она будет сегодня вечером звонить.