В это время подскочил хозяин с кувшином Бургундского, поставил его перед Шарлем и с любезной улыбкой спросил:
Как всегда запечь на вертеле гуся?
Обычно Шарль только кивал, но на этот раз подал голос:
И моему другу тоже. И еще вина.
Хозяин удивленно покосился на Пьера и тут же исчез. «Вот это да? подумал Пьер. С чего он сегодня такой щедрый?»
Вскоре на столе появился второй кувшинчик Бургундского, и Пьер жадно припал к вину. Утолив жажду и отдышавшись, он благодарно посмотрел на Шарля. Шарль улыбнулся, хоть и одной половинкой рта, но как-то очень светло. Не глядя на Пьера, он произнес хриплым голосом.
Сегодня лучший день в моей жизни. Меня хочет видеть сама королева Марго. Сразу же после вечерней молитвы она будет ждать меня в Лувре.
Пьер едва не захлебнулся слюной от такого известия. Он вытаращил глаза, и крупная дрожь пробежала по его тощему телу.
Что? Ты сегодня будешь разговаривать с Божественной Маргаритой де Валуа?
Так же как с тобой. С глазу на глаз, усмехнулся Шарль.
Пьер, забыв о вине, оцепенел. О невероятной красоте Марго ходило много слухов, как впрочем, и о ее распутстве. Но в распутство королевы Пьер не верил, а слухи о ее красоте были сильно преуменьшены, потому что в действительности она оказалась гораздо прекраснее, чем простолюдины описывали на площадях.
Пьер видел ее лично. Специально для того, чтобы увидеть Маргариту, он ночью пробрался в собор Святой Марии и спрятался за кафедру.
Это был самый страшный грех, который только можно вообразить, прийти в святую святых ради похотливого желания увидеть распутницу. Но когда наутро Пьер узрел ее через щель дубовой кафедры, то понял, что все муки ада, которые ему предстоит перенести в грядущем, он пройдет с таинственной улыбкой на устах.
Это была невероятная женщина, за которую не страшно умереть. Роскошные светлые волосы упали на ее белый матовый лоб, когда она опустилась на колени перед иконой Богоматери. Королева как будто светилась изнутри, такой белизны была ее кожа. Вишневые губы, роскошный бюст, грациозный стан и невероятно тонкая талия. Но когда она подняла глаза, Пьер остолбенел. Они были такого пронзительно синего цвета, что все краски Парижа в один миг померкли навсегда.
Но зачем? Зачем ты понадобился королеве? спросил Пьер, выйдя из оцепенения.
Шарль перевел на приятеля свой убийственный взгляд, от которого обычно вздрагивают простые смертные (но Пьер его выдержал, потому что был сильно взволнован) и произнес:
Обычно меня ходят видеть только с одной целью: чтобы я отправил кого-нибудь в лучший мир.
Она хочет кого-то отправить в лучший мир? растерянно пробормотал Пьер, чем вызвал широкую улыбку этого мрачного человека. Но теперь улыбка убийцы не удивляла вора. И теперь его не удивлял этот странный свет в глазах Шарля.
Хозяина принес яичницу и два ломтя хлеба. Убийца неторопливо принялся за еду, а Пьер не мог проглотить ни кусочка. Он опять приложился к кувшину, после чего спросил у Шарля:
Но кого она хочет отправить на тот свет?
Думаю, свою собственную мать, равнодушно ответил Шарль, продолжая неспешно работать челюстями.
Мать? Екатерину Медичи? восхищенно воскликнул Пьер. Какая женщина А сколько она за это заплатит?
Шарль перестал жевать, и глаза его выразили недоумение.
Неужели ты думаешь, что я могу принять деньги от королевы Марго?
О да! Конечно. Ради ее величества убивают за один только взгляд.
В глазах Шарля мелькнула презрительная усмешка.
Я не собираюсь убивать за один только взгляд. В качестве награды я потребую ее тело.
Тело Марго? вскрикнул Пьер и почувствовал, как голова пошла кругом. Ты думаешь, она согласится?
Куда она денется? оскалился убийца.
Но потом тебя самого отправят к праотцам.
Туда мне и дорога, улыбнулся Шарль. Зато хоть несколько мгновений она будет моей.
Его глаза продолжали излучать тихий свет. А до этого в них было беспросветно. В глазах же Пьера читалось только одно: «Как бы я хотел быть на твоем месте».
11
Весь следующий день Трубников пребывал под впечатлением прочитанного отрывка из романа этого шизика. Глава издательства недоумевал, почему этот невзрачный текст, написанный далеко не мастерским языком, произвел на него такое сильное впечатление. «А вообще, подумал Трубников, если бы Колесников двигался в этом направлении, из него бы вышел толк. Его слог не особо красочный, не особо образный и не особо благозвучный, но в нем есть жизнь».
Когда вечером одноклассник снова навестил больного четвертой палаты, то не увидел в его глазах никакого безумства. Диман был таким же, как всегда: бодрым и жизнерадостным. «Может, у него прошло?» обрадовался посетитель.
Как себя чувствуешь? с порога поинтересовался Евгений, окидывая пустую палату взглядом.
Прекрасно себя чувствую! ответил с улыбкой Колесников. Это, он поднял перевязанную руку к верху, подживает. Вены уже срослись. А с жилами сложнее. Шевелить пальцами можно будет только через неделю.
Где твои соседи? спросил Трубников, описав подбородком полуокружность.
Телик пошли смотреть. Я тоже хотел пойти, но сестра сказала, что ты придешь.
Трубников двинул к кровати табурет и сел у изголовья.
Прочел я вчера твое сочинение. Ты знаешь, понравилось.
Глаза Колесникова радостно вспыхнули.
Серьезно? Прикалываешься, наверное.
Скажу более, солидно чмокнул Трубников. Если бы роман был написан полностью, я бы его издал в своем издательстве.
Но это уже свистишь! засмеялся Колесников. Твое издательство не издает художественную прозу. Да, и поэзию тоже. Одни только репродукции и рекламные проспекты.
Для тебя я сделал бы исключение.
Колесников молодецки закинул здоровую руку за голову и лег удобнее, польщенный похвалой.
М-да! произнес он мечтательно. Не плохо было бы издать.
Не плохо было бы дописать, вторил Трубников.
А что, может, еще допишу, подмигнул Диман. Но я не верю, что ты издашь. Пожалеешь денег. Литература вещь не прибыльная. Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. А когда-то, помнишь, мы мечтали создать свое издательство и выпускать только серьезные книги, в первую очередь, конечно, свои. А что в результате? Я ушел в бульварную журналистику, а ты стал хозяином издательского дома, добился-таки цели, но не печатаешь даже собственных стихов. Потому что не рентабельно. Скажи, десять лет назад мы думали о презренной рентабельности? И в мыслях не допускали! Мы думали только о великой литературе.
Возможно, я к ней еще вернусь, улыбнулся Трубников.
Не обманывай себя, зажестикулировал Колесников. Никогда ты уже не вернешься в большую литературу. Ты слишком для этого сыт. Посмотри на свое пузо, уже пиджак на пуговицу не застегивается.
Возможно, ты и прав, выпятил губы Трубников. Я уже никогда не вернусь к стихам. Да и ты уже никогда не допишешь свой роман. А жаль. Я бы опубликовал вопреки рентабельности. Честное слово.
Трубников замолчал, Колесников тяжело вздохнул и покачал головой. После некоторой паузы, Трубников подмигнул приятелю:
Королеву Марго, ты, конечно, писал с Маргулиной?
А что узнается?
Еще как.
А этого прохиндея Пьера писал с себя?
Но, почему же с себя? возмутился Колесников. Как прохиндея значит сразу с Димана! Кое-что, конечно, выдернул из своей личности, не спорю, но вообще это собирательный образ.
Понятно, кивнул Трубников, спрятав в кулак улыбку. А Мрачного Шарля писал с кого? Неужели с меня?
Брови Колесникова взметнулись вверх.
С тебя? Что за бред? В образе Шарля и близко нет твоего. Об этом перце я вычитал в энциклопедии.
Трубников надул щеки и задумался.
А с кого ты писал Э-э Трубников запнулся, да так и остался сидеть с открытым ртом и неоконченным вопросом.
Ну? нетерпеливо подтолкнул Колесников.
Ладно! Бог с ним, с романом, махнул рукой Евгений. Психиатр с тобой беседовал?
Сегодня у нас с ним был длинный разговор. Я ему залил про депрессию, но заверил, что подобное больше не повториться. Он поверил. Про убийство, конечно, ни-ни.
Трубников сразу нахмурился.
Ты опять за свое? Хватит чушь городить! Никакого Олега ты не убивал. Он живой! Ты понимаешь?
Колесников испуганно втянул голову в плечи и с ужасом прошептал:
Убивал! Еще как убивал! Ты мне не веришь? Я что, по-твоему, сумасшедший? Я хорошо помню, как всадил в него две пули. Одну в висок, вторую в лоб. Но в лоб уже потом, в машине.
Тогда почему он живой?
Не знаю. Я не уверен, что он живой. Возможно, это его призрак.
Зрачки Колесникова расширились, и глаза снова сделались безумными. «Зря я начал эту тему, с тоской подумал Трубников. Вот идиот, вбил себе в башку и ничем не выбьешь. Нет! Ему все-таки следует подлечиться».