Лирический вернисаж, или Рисунки словом - Валерий Красовский 4 стр.

В стремленьях, планах и делах
Я на позиции исходной;
Союзник время или враг, 
Определяют наши годы.

Я свел к нулю итог работ
И начинаю все с начала;
Так на войне, где пал весь взвод,
В атаку рота дружно встала.

Я будто падаю на дот,
Мгновенно пулями пронзенный
Чужая память Я не тот,
Я выживший, я им спасенный.
2004

Душевный свет воспоминаний
И мрак злосчастных амнезий 
Небытия и жизни грани.
Все не забытое вблизи.

Как затаенный молчаливый
Печаль, обиду ли хранит?
Какую страсти прячет силу
В душе безмолвной, как гранит?

Мусор сжигали. Со свалок
Едкий тянулся дымок.
Сотни горланящих галок
Блага нашли островок.

Сколько же мы натворили
Миру не нужных вещей,
Если они захватили
Грунт посевных площадей!

Гордая цель не для торга.
Непостижимого нет.
Жаждем мы бури восторга,
Высей, рекордов, побед.

Множится зло аллергии,
Запах плывет по дворам.
Мало природной стихии,
Творческой хочется нам.

Соцветий белых рой жасминный
Ограду сада украшал,
И мне казалось  дух старинный
Здесь как хозяин проживал.

Он совершал свои обходы,
Не нарушая почвы тлен;
Ему открыты были коды
Неотвратимых перемен.

Он сутью был воспоминаний
И даже, может быть, творил,
Когда,  вы посудите сами, 
Внушал, напутствовал, целил.

Высоты неба есть и в лужах
Без строгой правды веселей.
Изображенье зимней стужи
Рисует пух от тополей.

Он за скопленье у бордюров,
Был управдомом осужден.
На основании де-юре
Сменяет осокори клен.

Спешит следы ночного ливня
Убрать с обочин и листвы
Жара, ступая агрессивно,
По стеблям скошенной травы.

Крестьянин в боевом порядке
На поле копны строит в ряд
Не ратник он в небесной схватке,
Он просто свету солнца рад.

Небесная синь и озерная гладь,
да нивы
хлебов
колосистые,
и густо на поле полегшая рать,
и полосы в травах ребристые.

Без разницы молод ли ты, или стар 
приемлют всех алчно пожарища,
по выжженным
улицам
стлался угар,
дымились
сражений
ристалища.

Сквозь взрывы
не слышались
тягостный стон,
прощание с жизнью и нежностью.
Крестовым маршрутом вторгался тевтон
и встретился
с русской безбрежностью.

И шло ополчение
с вечных равнин,
С великих степей
и лесистостей
И въявь
оживали
герои
былин 
побед легендарные личности.

Я словно в точке равновесий,
В безмолвном эпицентре бурь,
Когда главнее всех известий
Высот бескрайняя лазурь.

С рассвета солнечный парад,
А накануне ветер-дворник,
Привычно получив подряд,
Сграбастал облачность проворно

И вместе с влагою унес
В места засушливых гонений.
В природе гармонично спрос
Не превышает предложений.

Жара квасные миражи
Упрямо шлет воображенью.
Средь наливающейся ржи
Ни шороха и ни движенья.

А над дорожным полотном
Парит опасностей минута,
Ждет отвлеченья за рулем,
Маневра, сделанного круто.

У съезда указатель сбит,
Стекла разбросаны осколки, 
И каждый весело блестит
Слезой смола в изломе елки.

Шоссе теряется вдали,
Колдует солнце над домами;
Природа гонит, и велит,
Но жертвуем собой мы сами.

Насыщенная звездами,
Светлела ночи мгла.
По чьим подобьям созданы
Небесные тела?

Когда и мысль  движение,
То где ж души покой?
Взаимопревращения 
Намек, что мир живой.

И, вечно совершенствуясь,
Презрев и тлен, и смерть
По мирозданью шествуя,
Жизнь держится за твердь.

Насыщенная звездами,
Светлела ночи мгла.
По чьим подобьям созданы
Небесные тела?

Когда и мысль  движение,
То где ж души покой?
Взаимопревращения 
Намек, что мир живой.

И, вечно совершенствуясь,
Презрев и тлен, и смерть
По мирозданью шествуя,
Жизнь держится за твердь.

Плодово-ягодным обилием
Встречает нас июль.
На солнце, как в Бразилии,
А в доме пар кастрюль.

Туда, сюда летает женщина 
Хозяйка, фея, дух;
Наверно так завещано,
Чтоб труд замкнулся в круг.

Неистощимыми заботами
Увлечена она,
Как композитор нотами,
Как паводком весна.

Варения-произведения
Отменны все вкус,
Но жизни побуждения
Уже меняют курс.

Как переливом самоцвета
Пленен бывает ювелир,
Так я тобой. Страсть  острие стилета,
Любовь же согревает мир.

И каждый познает входящий
И чудо бытия, и смерть.
Она рождений радостных не чаще,
Но и не редкостнее ведь.

Сапфир, рубин ли, лунный камень,
Неповторимый изумруд
Холодный блеск и недр горячий пламень
Соединяют и несут.

Тучи изгнаны все до одной.
Рассвет
воодушевлен
солнечно.
Проносится, как заводной,
Шмель
по трассе
лета
гоночной.

Заботы  на час не отнять
У крестьянина-пахаря.
Окрестных лугов благодать
На службе у местного знахаря.

Когда в проемах между туч
Являлись окна яркой сини,
В них прорывался солнца луч
С посланьем трепетным равнине.

Шептало лето на ушко,
Веселой шустрой стрекозою:
«Живите просто и легко
И не мрачите день слезою!»

И зажигались маяки
Рубином огненным тюльпанов,
Как указатели-буйки
По направленью к океану.

Где лес
березовою вспышкой
слепил глаза,
звенел листвой,
где бор
диванную одышку
лечил духмяною смолой,
там вид мне города являлся
с потоком множества машин,
который тек и не кончался
Над головою шум вершин,
повсюду солнечные пятна
И воздух чист,
и пахнет мятой.

Немало конкурсов на свете,
Но вот такого больше нет.
Пусть дни, плывущие по Лете
Веселья излучают свет.

Что по душе, здесь каждый встретит:
Театр, музыку, балет
Векам на памятной монете
Оставит Клио свой сюжет.

А сколько творческих миров
Являет Город мастеров!

Не суть победы и награды,
Где строят дружества мосты.
Пускай же праздника громада
Достигнет звездной высоты.

Дождь приближался, словно ощупью
Вначале капель авангард
И лишь затем широкой поступью
Он смело двинул вдоль оград.

Прошел по тротуарам плиточным,
Капели весело дробя,
И чтобы не прослыть избыточным
Он контролировал себя.

Жара сменилась негой свежести,
Усталый город, приняв душ,
Теперь своей делился нежностью.
Он был общению не чужд.

Вновь откровения волненья
Вы мне нежданно подарили,
А я искал успокоенья
В глухой укромной сельской были.

Слепнями был захвачен полдень
Какая жажда кровопийства!
Со штампом мнений строгий холдинг
Мое придерживал витийство.

Твоею милою улыбкой
Преобразован вечер в праздник,
И вдохновляющие скрипки
Уже звучат, влекут и дразнят.

Круша последний шарм дистанций,
Я ощутил твое дыханье.
Мир закружился в звездном танце,
Объединив свои мерцанья.

Проплыло облако галерой.
Был у июля бенефис.
Он с высоты своей карьеры
Себе позволить мог каприз.

Умолкла музыка Эола,
Не шелохнутся колоски,
Порою лишь цикады соло
Стучало пульсами в виски.

А в синеве, по божьей воле,
Гребцы вели вперед суда,
Минуя солнечное поле,
И пропадая навсегда.