***
Вдоволь налюбовавшись этим растением, и надышавшись его чарующим запахом, я пошла домой.
Жгучая жажда знать: что же за цветок я нашла на морском берегу, не давала мне жить спокойно. Волнение от его созерцания, не покидало меня.
Я «занырнула» в википедию.
***
Оказалось, что цветок называется «Лилия Шарона».
Это один из цветов, упомянутых в Библии.
Это библейский цветок.
Люди давным-давно заметили его чрезвычайную любовь к жизни.
Все «тельце» этого крохотного растения покрыто тончайшим слоем воска, который защищает его от соленого бриза.
А семена закупорены в «сосуд» из пробки. Они способны плыть по морю (как письмо в бутылке) и месяц, и два, пока ветер не прибьет их ветром к берегу.
***
А потом случается волшебство.
На песчаном берегу, в самый разгар Средиземноморского лета, начинают цвести белые лилии.
Венчики цветов открываются ближе к вечеру. И наполняют ночь пьянящим ароматом.
Местные жители называют такую ночь «свадебной».
Лилии прекрасны, словно юные таинственные невесты.
***
Лиза, ты, конечно, поняла, почему я рассказала тебе эту историю?
Когда я в первый раз увидела лилию там, на берегу, я увидела тебя.
За твоей внешней красотой, легкостью и благородством, кроется необычайная сила и стойкость.
На сцене театра ты трепетная балерина, от созерцания которой (как аура от духов) в душе еще долго таится не тающее теплое облачко; но, внутри ты стойкий оловянный солдатик, прячущий латы под балетные тюлевые пачки.
***
Как жаль, что мы находимся в разных точках земного шарика (слишком далеко друг от друга расположенных) и я не могу теперь видеть тебя на сцене.
Знаешь, я теперь глубоко сожалею, что пропускала твои выступления. Надо было ходить на каждое!!!
Жаль, жаль Но у меня есть воспоминания от того, что я видела. И они поистине драгоценны.
***
В конце письма, все же хочу сказать тебе «спасибо», что прочитала мою книгу.
Если не трудно, закинь, пожалуйста, свой отклик (тот, что ты мне написала) в отзывы издательства.
Это моя просьба.
А пожелание такое: хочу, чтобы в твоей жизни настала ночь, которую все вокруг назвали бы «свадебной».
А ты в ту ночь была бы похожа на белую лилию: юную, таинственную и волнующую.
Кафешка.
Рассказ.
В мае прошлого года один знакомый дал мне ключи от своей квартиры в Болгарии.
Ты кастрюльку купи. Там кастрюли нет Все остальное, вроде, есть. В общем жить можно. Сказал хозяин моего предполагаемого жилища и вложил мне в ладонь примитивный ключик с зеленой пластиковой биркой, на которой гелевой пастой, слегка расплывшейся от влажности рук, корявым почерком был выведен номер квартиры. Счастливо тебе отдохнуть.
***
В пожелании хозяина жилища прозвучало слово «тебе», однако оно требует уточнения. В Болгарию я отправилась не одна, а с двумя детьми-погодками, младшеклассниками, которые заслышав радостную новость о поездке на родину Киркорова, в тайне от меня, раскрасили наш дорожный чемодан канцелярской гуашью в оптимистичные цвета Болгарского флага.
В пермском аэропорту пришлось чемодан запеленывать в пленку, дабы он не заляпал своих безмолвных натруженных собратьев по путешествию своим навязчивым кричащим настроением.
***
В Бургасе нас встретил Сталемир, управляющий комплексом, куда мы ехали селиться; крупный дородный болгарин, который ловко, и даже остроумно жонглировал фразами на русском и, Бог весть для чего, отрастил длинный некрасивый ноготь на правом мизинце.
Охо-хо Выруливая на трассу на расхлябанном красном автомобильчике, картинно вздохнул Сталемир. Болгария из вас спартанцев сделает.
Что так?
А, сама увидишь, Нажал на газ мой провожатый. Справа сине-серой тяжелой гладью блеснуло Черное море, и пускаться в докучливые объяснения Сталемиру, похоже, было лень.
***
Ну вот. А я что говорил? Управляющий распахнул передо мной двери квартиры с номером, указанным на пластиковой бирке. Условия так себе.
Я огляделась вокруг. Комнатка оказалась совсем крохотной. Задумывалась она, вероятно, для какого-нибудь одинокого художника. Что еще делать в стране миллиона роз, как не очаровываться их красотой и писать натюрмортов?
Композитор, ищущий уединения, наверное, смог написать в этих стенах волнующий вальс.
Но нас-то трое!
Но да ладно
Но да ладно
***
Комнатка хоть и была очень маленькой, зато казалась, весьма уютной. Стены, нежно салатовые, со вкусом украшенные незамысловатыми пейзажиками с рамках, очень освежающе действовали на нас, усталых путников. А бутылка дорогого шампанского, услужливо оставленная хозяином жилища на коротконогом журнальном столике, и вовсе придавала жилищу оттенок респектабельности.
Нармально, Сталемир. Распахнула я двери на балкончик. Снизу мне подмигнул бирюзовым глазом бассейн. Здесь мило. Очень мило.
Ладно. Я тогда вам телек и раскладушку приволоку. Сказал Сталемир.
Раскладушку волоките. А телек не надо.
***
Несколько часов спустя, когда мы с детьми вдоволь надышались бризом Черного моря и пришли домой, то увидели, что внутри комнатки, у стенки стоит раскладушка, а на журнальном столике по циклопьи выпучив один гигантский квадратный стеклянный глаз, повелительно глядел на нас допотопный ламповый телевизор.
Циклоп возмутил ненужностью. Зрелищ в тот день хватило сполна. А вот о хлебе насущном следовало подумать.
***
Как ни странно, но кастрюлька, о которой так хлопотал в своем напутствии хозяин квартиры, имелась. В шкафу нашлась и сковородень, и чайник и даже спиральная плитка «Злата».
«Злата» на вид была совсем новенькой, ее алые змейки светились ярко, не подустав, не закоптившись в несщадной работе. Из чего я сделала вывод, что спиральные плитки еще не списаны с производства.
«Злата» служила нам верой и правдой, предоставляя к столу, столь же нехитрые кушанья, как и она сама: то яичницу с помидором, то гречку с большим кусочком сливочного масла, то кисель, то компот.
***
Когда я уставала от «Златы», а «Злата» от меня, мы с детьми отправлялись в кафе. Эту кафешку нам порекомендовал Сталемир, назвав ее «витриной с горячим».
По сути это была обычная столовка, где задешево можно было купить тарелку куриного супчика, гуляш с макаронами; в угоду русским в меню присутствовал «Зимний» салат и «Селедка под шубой».
Но самыми вкусными считались блюда, приготовленные на гриле: черноморская барабуля, жирная скумбрия, свиные ребрышки, разные колбасы и прочие вкусности. А чесночные горячие лепешки и вовсе считались хитом этого места.
Поэтому в любой час в кафе было полно народа.
***
Всю голодную туристическую ораву обслуживали трое девчонок-болгарок, вчерашних школьниц, очень бойких, изворотливых и проворных.
Моя дочка-первоклашка называла их «кафешницами».
Свою барабулю мы ели под треск шлепок о голые пятки. Это самая стремительная из троицы, девчонка, прям «огневушка-поскакушка» какая-то, сновала туда-сюда, разнося едокам горячие лепешки, сгребая со столов грязную посуду, рассаживая по местам зазевавшихся посетителей. О том, где находится ее тощее тельце, сновавшее то там, то сям, оповещал попеременный треск ее красных резиновых шлепок. Резкое мелькание красной обувки создавало впечатление, что пятки «кафешницы» горят в огне.
Вторая «кафешница» из ведерных кастрюль разливала по тарелкам борщи да рассольники. От быстрой стремительности девчоночьих движении, большой палец ее левой руки, придерживающей миску, бывало, окунался в суп. Поэтому суп я никогда не заказывала.
Третьей же девчонке-кассирше мы так примелькались, что она при виде нас, постоянных клиентов кафе, не особо усердно утруждалась в четкой ревизии блюд, стоящих на наших подносах, выкатывая счет на одно и то же количество лев (болгарских денег).
***
Я любила это кафе, чувствуя себя свободно среди этой кухонной, многоязычной, беспомповой суеты. Мне нравилось наблюдать, как люди едят, смеются, разговаривают. И чесночные лепешки нравились тоже.
***
Тем временем настал июль. Термометр уж неделю, как зациклился на цифре 36.
Однако в один из дней, хлипкое облачко, рано утром наметившееся на горизонте, к концу дня приволокло за собой целое полчище тяжелых туч, суля прохладу, дождь и желанное облегчение.
Может, в кафе поужинаем? спросила я у детей.
Вроде бы, дождик капает. Вглядываясь в водную гладь бассейна, заприметили ребятишки первые, пока что первые, редкие капли дождя.
А, не сахарные. Не растаем.
***
Мы преодолели большую половину пути, когда небо разверзлось. Упругие ливневые струи хлестали по голым плечам, щекам, наказывая нас за небрежное отношение к буйству природы. Обратного ходу не было. Мы ринулись в кафе.