Любви не меркнет свет один
Ю. Бернадский
Владимир Леонов
© Владимир Леонов, 2019
«Любви не меркнет свет один»
Читать лирику Бернадского о любви, это все равно, что носиться в древних «волнах седых» Анакреонта «пьянымот жаркой страсти и без ума, и в разуме», ожидая чуда Пигмалионовой пылкости или воли «под царем восточным, православным», как будто воду родниковую пить после сильной жажды или смотреть в звездное небо: чем дольше смотришь, тем больше видишь звезд и чувствовать «как лава древней крови //По Вашим жилам разлилась» М. Цветаева:
Но снова я вопросом вечным маюсь:
Что заставляет Душу вновь и вновь
На землю возращаться, воплощаясь
В людях несовершенных?
Лишь Любовь. Ю. Бернадский.
Нежный лирик, много мятежных вопросов решающий, воспевает любовь, как притяжение магическим «венком навкратидским»: о нем говорят, но мало кто его видел:
Лишь души, любили которых,
Лишь те, что способны любить,
Услышат неслышимый шорох,
Увидят незримую связь Ю. Бернадский.
Его лирика, как песчинка у воды, полностью омыта свежестью и блестит ахматовским сентиментом: «Настоящую нежность не спутаешь». Мысль рождается, как прилив сказочной волны Цветаевой: «Мне нравится, что Вы больны не мною». Звучит по силе воздействия камертоном, настраивающий в общем чувствительном хоре основной тон бессмертие, освещенное признанием Лермонтова: «удивлённый свет Благословит С моим названьем станут повторять Твоё», и утверждением Гете: «Кто перестал любить и делать ошибки, тот может похоронить себя заживо».
Поэт, приобщающий нас к внутреннему освобождению, со своим чувственным восприятием мира, не приемлющим любые формы несвободы: « Кто не знает, что такое мир, не знает, где он сам» М. Аврелий:
Я Земля. Ты вода.
И по Млечному рву
Сплетены наши корни и узы» Ю. Бернадский.
Любовь и Женщина сопутствуют авторской жизни как истина, не имеющая даты рождения. И это не произвол субьективной воли поэта, а заданный жизнью смысл, одним из самых «умиротворяющих» факторов для творческого самочувствия Бернадского: ясные предчувствия обгоняют жизненный опыт, находят адекватные словесные выражения, говорящие о чувствительности самой темы поэтического призвания: «В день Татьянин взойдет,// полыхая, светило Пусть приснится на счастье созвездие Пса //Деревенской наивной девчонке» Ю. Бернадский.
Женщина для Бернадского загадка: краска и мольберт; лесть и батога; заклинатель и кобра; мир и война: «Чудилась, что ты тетрадка, // Не заполненная мною». Она появляется « как чудо, внезапно.// Как колдовская сила»И смех твой чистый, как глоток воды..// И распустишься робко сережкой ольхи». Всепоглощающий жар перевоплощений и испытаний, эссенция естества, сопоставимого с пушкинским чудным мгновением, когда женщина явилась « как мимолетное виденье, ка гений чистой красоты», или когда ты строчка за строчкой переживаешь с Блоком его мечты о Прекрасной Даме, или испытываешь неколебимое постоянство М. Цветаевой: «Быть нежной, бешеной и шумной», а то спускаешься в чистилище вместе с Симоновым:
В рай, наверно, таких отчаянных
Мало кто приведёт с собой,
Будут праведники нечаянно
Там подглядывать за тобой.
Для Ю. Бернадского Женщина поэтическую звезда, в которой есть некая тайна, притягивающая и завораживающая как южная ночь до восхода луны; горячая и крепкая, как объятия; горькая, как разлука: «И, вся полна глубокой муки, //Ты прокляла, ломая руки, //Тебя опутавший порок» Н. Некрасов:
Весна. Все определено
Лишь ты грустна и непонятна:
То шепчешь о любви невнятно,
То смотришь холодно в окно. Ю. Бернадский
И он добавляет в Женщину свои колдовские чары запах мечты, глоток любви, порцию счастья, и будто солнце среди звезд неожиданно блеснуло, Женщина открывает читателю (зрителю) свои волшебные стороны, трогательно описанные Лермонтовым: «Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, //Про любовь мне сладкий голос пел». Солнечная палитра идеалов и миражей, утонченных чувств и мечтательной неги, разлитая поэтом в стихах, придает Женщине несказанную привлекательность: «Все полно мира и отрады // Вокруг тебя и над тобой» (Лермонтов):
Она становятся для него сладким и дерзким, как поцелуй украдкой; вдохновенным и изысканным как высокая поэзия; обволакивающая негой как восточная музыка; красивой и нежной как цвет черемухи по весне; яркой как цвет вишневых садов, овеянных первой оттепелью; романтичной и волшебной как прогулка по местам детства; мечтательной как ранняя юность; томительной как предчувствие перед вхождением в рай и неопределенным, ускользающим послевкусием как неразгаданный намек: «Взлетаешь ввысь от взгляда неземного// Завидуешь своим глазам они // Не видели пока еще такого! //Ее душа как яркие огни!»:
Из неведомых сказок
волшебным узором
Разукрасит окошко
крещенский мороз
Я твоим околдован
бесхитростным взором,
Где ответ на не заданный
вижу ответ. Ю. Бернадский.
Мир Психеи, сердечных женских переживаний лирой Бернадского предстает перед нами полетом чувствительной бабочки, вобравшей в свой окрас все цвета и оттенки намеков, аллюзий, аллегорий, сравнений, эмоциональной спонтанности, переломов настроений: «Я думаю об утре Вашей славы,//Об утре Ваших дней, // Когда очнулись демоном от сна Вы //И богом для людей» М. Цветаева.
Полет как самоотречение от жалкого тривиального «суета сует» «Зари слепой и бесполезной» (в понимании М. Волошина), алмазных пыток безликой повседневности, и как попытка поймать неуловимое и ускользаемое, любовь, ту «пленительную тайну страстный бред» (В. Брюсов), оплодотворяющее смысл нашего существования. Подходят слова А. Франса: «Даже вечность мы рисуем каждый по-своему, в своем вкусе. У абстрактного, как и конкретного, есть свои краски»:
И легкое твое прикосновенье
Способно даже камень оживить
Как спирт,
аорту обжигая,
пью до дна. Ю. Бернадский.
В партитуре гармонии ласкающей, под страстным чувственным сводом привольно разместились Аполлон с лирой сладкозвучной, Амур, «заимствующий стрелы у глаз прекрасной», Купидон, льющий воду на пылающее сердце, которое «Ему никогда его не потушить». все ущелины сердца поэта купированы «каплями масла с лампадки Психеи» немой, тайной, но не слепой Вожделенной Любви, той, которая всегда стоит на пороге нашей души и ждет, чтобы ее впустили, как сказку среди зимы, и которую никакими притворствами не скрыть, не утаить: «Скажи мне, ветка Палестины://Где ты росла, где ты цвела?//Каких холмов, какой долины Ты украшением была?» Лермонтов:
Она с рождения в крови.
И даже солнце без любви
Про нас забыло бы или дотла сожгло» Ю. Бернадский.
Кажется, после любовной лирики Бернадского еще больше и дольше хочется ликовать, страдать, тосковать в разлуке, ревновать. Быть верным часовым у святыни у Женщины. Так поэт всемогуще, по-царски, и как простой смертный, доступно передает выразительным художественным словом свое состояние любви, обжигающей нутро искрами смятений Гефеста, прознавшего о страсти между Афродитой и Аресом, что мужчина однажды произнесет:
«Аве Мария! Святое провиденье! Ты мой изумруд! Чистый прохладный водопад! Чудесная, райская и прекрасная. Изумительная, сказочная. Нежная и волнующая. Ты владеешь вечной юностью моей! В твоих глазах растаяла вся моя грусть. Ты улыбаешься. Ты рядом со мной. Душевное наслаждение! Видя тебя, возбуждающую, душа просто улетает на небеса. Вырастают крылья для полета в рай, души соприкоснулись, и сердца нежностью наполняются, освещаемые символом любви: «У двух любящих одно сердце, // Они вместе живут и оба вместе умирают» (из древнего песенника):
Мир без любви безмолвней льдин.
Любви не меркнет свет один.
Тот, от которого
и под землей светло. Ю. Бернадский.
Слова проникновение! В них «Душа одна любовь одна» (З. Гиппиус). Нежная вязь! Эоловы арфы звучащие лишь тогда, когда по их струнам ударяет буря: « И вновь мечтала я о той далекой воле, // О той далекой стране, где я была с тобой» (А. Ахматова).Чарующее тремоло, звуки как мелодии, которые могут тронуть звезды: «Преклоняю я колена, Артемида, пред тобой». Душевная наполняемость, развитие и продолжение магии Цветаевой: «О любовь! Спасает мир она!// В ней одной спасенье и защита».