Но разве так бывает? Не поверила я. При жизни я пахала с утра до ночи и имела утлую конуру.
Я ж говорю, Ангелина. Все земное на небе не имеет цены. Терпеливо повторил Лев.
А что имеет цену?
Любовь. Только любовь. Лев легко приобнял меня за плечи. Ну что, заказываем дворец?
Нет, нет. Не хочу! Решительно запротестовала я. Хочу конуру. Хочу, к себе домой.
Не успела я вымолвить эти слова, как поняла, что мы со Львом сидим в моей крохотной комнатушке, за столом, друг против друга. Окно распахнуто. Утренняя свежесть обильно наполняет мою холупку.
Забыла закрыть окно, когда уходила. С тяжестью в сердце подумала я.
Мы договорились Заметив мою печаль, пресек меня Лев. Когда-нибудь ты сможешь стать человеком.
Договорились.
А теперь мне пора. А ты, Ангелина Скороходова, пообещай мне, что перед сном обязательно почитаешь.
Обещаю. Сказала я. Мы обнялись и Лев растаял.
Я открыла Книгу о Былом.
ЧАСТЬ 2
МАМА МАРИША
Глава 1
Я увидела себя. Еще до рождения. Вот моя мама Марина Скороходова, тоненькая, с короткой стрижкой. Почти девочка. Она работает в сиротском приюте для детей-инвалидов, в Бараке, кухонной рабочей.
Папка пьет. Скандалит и хорохорится. Поэтому на работу Марина ходит как на праздник: в больнице «тепло, светло, и мухи не кусают».
Марина часами чистит картошку «синеглазку», нежно подернутую бардово-фиолетовой кожицей; режет буханки ржаного и пшеничного хлеба, моет посуду и все это с легким сердцем. Работа ей не в напряг.
Но вот однажды, она потрошила на кухне минтай. Ножом обрубала головы, вытягивала из брюха связку холодных кишок. Вдруг Марина почувствовала неладное, волна тошноты подступила к горлу. Мама бросилась в туалет. Бледно-серые безмолвные рыбины, выпучив ледяные глаза лежали в ведерной кастрюле, и удивлялись.
Ты что это, девка, от рыбы нос-то воротишь? Спросила Марину, румяная, сто двадцати килограммовая повариха Надька по прозвищу Бомбовоз, когда та вернулась обратно, истерзанная рвотой, обессиленная и больная. Рожать собираешься?
Ой, не дай Бог, простонала Мариша. Мне ребенок сейчас не нужен. Мужинек- то мой пьет. Работу терять не хочу.
А ты аборт сделай. Присоветовала Надька.
Сделаю, если надо будет.
Глава 2
Аборт действительно понадобился. Марина без раздумий, отправилась к врачу, за направлением. Ко мне, к своему будущему ребенку, Марина не чувствовала ни любви, ни жалости. Наоборот, ей хотелось как можно скорее избавиться от ненужного плода, и зажить по прежней простой схеме: дом, приют, пьяный муж.
Однако, именно пьяный муж внес свои коррективы, случайно наткнулся на серый больничный листок с надписью: направление на аборт. Распластал его в мелкие клочья. И результаты анализов тоже.
Марина, увидев содеянное, разревелась. Тогда в голове ее тюкнула мысль: «Может родить?».
Ты дура что ли? Услыхав новость, крутанула пальцем в висок пораженная Бомбовозиха. У тебя мужик алкаш. А работа хорошая. Где ты такую в Бараке потом найдешь?
А что мне делать? Тоскливо спросила Марина. Стыдно у врачихи снова направление просить, она на меня в прошлый раз «ушат помоев вылила», я потом целый день обтекала. А сроки то совсем поджимают.
А ты выкидыш сделай. Посоветовала Надька.
Как это?
Ну, можешь меня на загривке потаскать Довольно гоготнула Бомбовозиха. Денек потаскаешь и скинешь.
Да ну? поразилась Марина.
Ну да. Сама увидишь. Заверила ее Надька.
Ну, ладно, давай потаскаю, «хватаясь за соломинку», нерешительно вызвалась Мариша.
Ты мне потом спасибо скажешь, повиснув могутной тушей на Маринкиной хрупкой спине, довольно прихрюкнула Надька.
Глава 3
Но Надьке спасибо говорить не пришлось. Я очень хотела жить и народилась-таки на свет божий.
Когда мама привезла меня из роддома, имени у меня еще не было. Марина никак не могла мне его придумать.
В те дни в наш сельмаг завезли большую куклу. Очень красивую: с золотистыми, модно закрученными, короткими волосами, с большими светло-карими глазами и черными пластмассовыми ресницами. Одета она была в цветочно-зеленое шелковое платье, и сшитый из такой же ткани, летний берет.
На полке, под стоящий в полный рост игрушечной девочкой, значился ценник «Кукла Ангелина. 5 рублей 20 копеек».
А что? На мою-то вон как похожа. Разглядывая куклу, подумала мать и назвала меня Ангелиной. Попросту Гелькой.
Я росла. Мама Марина заботилась обо мне. Вкусно кормила. Красиво одевала. Но приласкать ей меня было трудно. Ее тяготило мое присутствие, с робкими приставалками о том, чтобы вместе сходить в магазин или посидеть, посмотреть по телеку мультики.
Мама говорила, что очень устала, что всегда занята, что ей в приюте все нервы вымотали сиротские больные дети, а дома я постоянно ною и пристаю с капризами.
Мой отец был, хоть и пьющим, но очень добрым человеком. Помню, как он меня маленькую садил к себе на колени и весело вопрошал: «Ну что, Ангелинка, настроенье каково»?
«Во»!!! Верещала я, выпятив вверх большой палец правой руки.
Когда мне исполнилось три года, отец как-то вечером, изрядно выпив, пошел к реке, ловить рыбу. Утром его нашли мертвым. Он плавал в прибрежных камышах вверх спиной, одетый в сапоги и фуфайку.
Шли дни, за ними годы. И я уже не помнила папкиного лица. Когда по телевизору показывали поющего Льва Лещенко, мне хотелось думать, что это он, мой отец. Я мысленно со Львом разговаривала и мечтала, что когда-нибудь с ним познакомлюсь, что Лев возьмет меня за руку и скажет: «Привет, Ангелина».
Глава 4
Мама Мариша совсем уж было забыла про то, как таскала огромную Надьку Бомбовозиху, да видно, ничто не проходит даром.
А что это ты рисуешь? Как-то склонилась надо мной, пятилетней, вернувшаяся с работы, усталая Марина.
Но притянув к глазам альбомный листок, она вздрогнула.
Гелька, кто это? С ужасом вглядываясь в рисунок, оторопела мать.
Это папуля. Спокойно мусоля во рту черно-угольный карандаш, объяснила я. Папуля умер и в гробу лежит.
Зачем ты его нарисовала? Твой отец давно умер, и не нужно его тревожить! Рассердилась Марина. Нарисуй лучше зайчика или лисичку. Зачем ты покойника нарисовала?
Не хочу лисичку. Капризничала я, зашвыривая в угол черный карандаш.
С тех пор, со мной сладу не было. В садике воспитатели сильно нервничали.
Ваша дочь использует лишь черный и коричневый цвета, жаловались они, вручая Марине очередной мой «шедевр». Сегодня кладбище нарисовала. Кресты. Могилы. Жуть!
Марина очень переживала. Но справиться со мной она не могла.
И вот однажды, войдя в комнату, женщина увидела, как я размашистыми движениями что-то штрихую в альбоме. СИНИМ ЦВЕТОМ! Марина, подбежала ко мне, с нетерпением выхватила рисунок.
Я нарисовала море.
А это кто? Не помня себя от ярости, ткнула пальцем в погружающуюся на дно, сквозь толщу вод, девушку с длинными желтыми волосами.
Это утопленница. Спокойно ответила я.
Так. Море оставь, а утопленнику ластиком сотри! Приказала мне рассвирепевшая мать. Сейчас же сотри!
Не буду. Надулась я. Без утопленницы некрасиво.
Ах так! Рванула меня за руку Марина, вытягивая из-за стола. Тогда получай!
Марина стащила с ноги тапок. И ударила меня им по лицу.
Глава 5
Аборт хотела сделать? В упор глядя на меня, спросила у мамы Марины бабушка Павла, когда Мариша, совсем уж отчаявшись, приняла-таки крайние меры.
Бабку Павлу в Бараке почитали. Говорили, дескать, она Бога знает: перед иконами усердно молится, постится, и, нам, безбожникам, как может помогает.
Хотела. Вздохнула мать.
Грех это, милая, бережно складывая в матерчатый мешочек пучок сухой пахучей травы, назидательно молвила Павла. Самый страшный грех. Видно бог тебя отвел Человеческий зародыш он все помнит. Только не сказывает. И твоя Гелька помнит, как ты хотела ее в абортарии погубить. Потому и покойников повсюду видит. Сама одной ногой в другом мире болталась. Надо бы окрестить дите.
Да где ж я церковь-то возьму? Психонула Мариша. Да и попа у меня нет Если только ты возьмешься крестить.
Святитель Златоуст говорит, буравя маня голубыми выцветшими глазами, отвечала Павла, совершать таинство крещения никто не имеет права, кроме священника. Но с одной оговорочкой: бывает, что человек тяжело болен, или при смерти, а священника рядом нет. Тогда человека может погрузить в воду православный христианин, тот кто живет по заповедям, соблюдает все посты и молится Девка твоя душой больна. Возьмусь, погружу ее. Но думай, как дите свое по всем правилам окрестить. Не жди бед да напастий.