Танкист перестал вещать и, не ощущая никакой реакции со стороны своего слушателя, спросил:
Ты, что, уже спишь?
Нет, отозвался собеседник, все еще слушаю эту урбанистическую чушь.
Почему чушь? Ну, почему чушь!?
Да потому, что специалисты и в первую очередь архитекторы, обязательно скажут и об искаженных пропорциях, и о смазанной перспективе, и о перегруженности пространства и еще массу умных слов придумают. И всё! И твой проект, тю-тю, испарится.
Я об этом думал и от нечего делать смастерил бумажный макет Марсова поля в масштабе 1:100, так на нем все выглядит очень даже здорово. И оба обелиска не мешают друг другу.
Смотри-ка ты! Болезнь-то зашла глубоко!
И никакая это ни болезнь, а просто интересно.
А, кроме специалистов, нужно спросить граждан города. И еще неизвестно понравиться ли им такая модернизация или нет. Вон демократы пошли без спроса переименовывать, переставлять, демонтировать советское прошлое, считая, что поступают правильно. А если бы спросили людей, то ответ не всегда получили бы в свою пользу. Вон в смутную пору непоседы-либералы рвались демонтировать революционные памятники Ленинграда, но горожане воспротивились.
А в Москве все посносили..
Ну, москвичи всегда были торопыгами. Они в свое время и с царскими памятниками подсуетились.
Конечно, мнение петербуржцев должно быть, безусловно, учтено. Но я думаю, что такое переустройство Марсова поля им понравилось бы.
С Марсовым полем всё более или менее понятно, а что ты будешь творить в более укомплектованных различными строениями районах? Например, в районе Адмиралтейства?
Очень многое! отозвался урбанист-идеалист и начал излагать свои идеи о сносе старых жилых домов, закрывающих вид на Адмиралтейство со стороны Невы; об устройстве на месте этих домов обширного бассейна, соединенного каналом с Невой; о расположении в этом бассейне точных копий российских парусных кораблей различных эпох, о постановке на швартовы в Неве напротив Адмиралтейства подводной лодки, сторожевика и эсминца (понятно, если они еще где-нибудь сохранились) времен холодной войны. Правда я немного сомневаюсь: потянется ли турист на эти старые, ржавые железяки, понесет ли он туда свою денюшку.
Корабельная тема встрепенула начавшего было дремать моряка-подводника:
Корабли не железяки. Любой корабль имеет имя и судьбу. И ржавчины на кораблях практически нет. Моряки нещадно борются с коррозией, используя краску и густую смазку, а незащищенные стальные детали тщательно чистят. Сейчас не знаю, а прежде большая приборка на кораблях обязательно завершалась командой: «Медь, железо драить, резину мелом белить. Палубу скатить и пролопатить.»
А, что касается денюшки, то не волнуйся денюшку туристы обязательно понесут. Да и не только туристы.
Откуда у тебя такая уверенность? недоверичво проворчал танкист.
Однажды я попал в Пенемюнде. Это бывший ракетный центр нацистской Германии, где в свое время активно шуровал фон Браун. Теперь на месте этого центра историко-технический музей. Вот его-то я и посетил. Экспонаты музея оставили какое-то тягостное впечатление, поэтому, когда на выходе из музея экскурсовод предложил осмотреть подводную лодку, вся наша группа согласилась, а я тем более: ну как же, немецкая субмарина, нужно познакомиться. Однако, увы, меня ждало разочарование, а также и удивление. У пирса стояла не немецкая, а наша родная подлодка 651-го проекта. Как она здесь оказалась? На её рубке было крупно намалевано: U-461, а на флагштоке почему-то бился красный флаг с серпом и молотом. В борту лодки было вырезано входное отверстие, к нему с берега тянулся трап, в начале трапа стояла будка-касса, к кассе выстроилась приличная очередь. Без какого-либо энтузиазма встал в очередь и я.
Ну, молодцы немцы! Они одряхлевшую грозу авианесущих кораблей превратили в хорошее развлекалово. В лодке царил дух живого организма. Пахло соляркой и кофе. Постукивали какие-то механизмы.
В трубопроводах булькала вода. Где-то периодически потравливал воздух. Трансляция выдавала немецкие команды. У механизмов и торпедных аппаратов стояли манекены, одетые в морскую форму, а один манекен в тельняшке и со спущенными трусами восседал на унитазе, что очень веселило немецкую публику. Когда я сошел на берег, то увидел, что очередь к кассе заметно увеличилась.
Ну, молодцы немцы! Они одряхлевшую грозу авианесущих кораблей превратили в хорошее развлекалово. В лодке царил дух живого организма. Пахло соляркой и кофе. Постукивали какие-то механизмы.
В трубопроводах булькала вода. Где-то периодически потравливал воздух. Трансляция выдавала немецкие команды. У механизмов и торпедных аппаратов стояли манекены, одетые в морскую форму, а один манекен в тельняшке и со спущенными трусами восседал на унитазе, что очень веселило немецкую публику. Когда я сошел на берег, то увидел, что очередь к кассе заметно увеличилась.
Вот так, а ты сомневаешься понесут люди денюшку или не понесут. Обязательно понесут. Это же интересно.
Моряк замолк, а танкист начал распространяться о переносе в здание Адмиралтейства Военно-морского музея, но через некоторое время он перестал прожектерствовать, обнаружив, что его коллега мирно и крепко спит.
«БАЛЕТ»
Нет, не случайно «Ворону» укоротили ремонт. Не зря его досрочно выдернули из Николаева. На флоте ставился яркий спектакль, военно-морской балет (как выражаются моряки) под названием: «Поиск и атака подводной лодки, с фейерверком, стрельбой и реальным бомбометанием». И в этом действе «Ворону» предназначалась роль премьера. И не потому, что он был лучшим в дивизии ОВР. Как раз, наоборот: именно к «Ворону» имелось со стороны начальства дивизии больше всего претензий. А потому выбрали «Ворон», что он был пока единственный из сторожевых кораблей, который имел на вооружении мощное противолодочное оружие: две реактивные двенадцатиствольные установки «Смерч», действие которых и планировали показать флотские стратеги дорогому Никите Сергеевичу, которой прибывал с инспекторским визитом на Черноморский флот.
Следует отметить, что действия противолодочного корабля, выполняющего учебно-боевую задачу по обнаружению и уничтожению вражеской подводной лодки зрелищным не назовешь. В предрассветной сумеречности, беспрестанно меняя курс и скорость, мечется средь лохматых волн одинокий сторожевик. Это он ищет подводную лодку. Ищет долго и, в большинстве случаев, безрезультатно. Оно и понятно.
И акустическая аппаратура того времени не была совершенной; и гидрология Черного моря, где холодные плотные слои воды перемешиваются с теплыми водами меньшей плотности, не способствовала прямолинейному прохождению акустического сигнала; да и «вражеская» подлодка решала свою задачу по прорыву противолодочного рубежа, а поэтому активно маневрировала.
Наконец, акустик, вроде бы, определял пеленг на лодку. Охреневший от метаний по мостику командир орал в микрофон: «Боевая тревога!!! Атака подводной лодки!». Сторожевик устремлялся вперед. Над предполагаемым местом нахождения подводной лодки бросалась в море шумовая граната, имитировавшая взрыв глубинной бомбы. И всё!
Но это в жизни. Это морские будни. «Балет» же совершенно другая картинка!
Ласковым летним утром, по ласковому же теплому морю на малой скорости строем «клин» двигался ордер из трех кораблей. В центре «Ворон», справа и слева по малому противолодочному кораблю (МПК), которые, как и «Ворон», имели установки «Смерч». Мористее, на траверзе ордера, в пяти-восьми кабельтовых от него с такой же скоростью, как и ордер, скользила строго параллельным ему курсом кокетливо-белоснежная правительственная яхта «Ангара» с Хрущевым на борту.
«Балет» начался с появлением на горизонте, прямо по курсу ордера, боевого вертолета. Он немного покружился над волнами и сбросил специальную шашку, которая, достигнув поверхности моря, взорвалась и окрасила воды в ярко зеленый цвет. Эти движения означали, что вертолет «обнаружил» подводную лодку противника и обозначил её местонахождение цветовым пятном.
Сразу же за кормой «Ворона» вскипел бурун. Сторожевик резко увеличил скорость и бросился в атаку на вражескую субмарину. Его примеру последовали и оба МПК.
Барсукова снедало любопытство. Для ветеранов «Ворона» ракетная стрельба не была в новинку, а молодой лейтенант еще ни разу не наблюдал этого зрелища. Поэтому он, несмотря на объявленную боевую тревогу, передал свои обязанности старшине машинной команды, а сам, поднявшись из машинного отделения и слегка приоткрыв дверь на верхнюю палубу, стал наблюдать за событиями, которые развивались следующим образом.