О чем?
Артур замялся:
Падре, вы не будете спрашивать об имени студента? Я обещал
Я ни о чем не буду тебя спрашивать. Раз ты обещал хранить тайну, ты не должен говорить. Но думаю довериться мне ты можешь.
Конечно, падре. Он говорил о нас и о нашем долге народу о нашем о долге к нам самим. Говорил и о том, чем мы можем помочь
Помочь? Кому?
Народу и
И?
Италии
Последовало продолжительное молчание.
Скажи мне, Артур, как давно стал ты думать об этом? серьезно спросил Монтанелли.
С последней зимы
Еще до смерти матери? И она не знала?
Нет. Тогда это еще не увлекало меня.
А теперь?..
Артур провел рукой по ветке наперстянки, оборвав с нее колокольчики.
Вот как это случилось, падре, начал он, опустив глаза. Прошлой осенью я готовился к вступительным экзаменам и тогда познакомился со студентами. Так вот, кое-кто из них говорил мне обо всем этом Давали читать книги. Но особенно сильно меня это не захватывало. Мне всегда хотелось поскорее вернуться к матери. Она была так одинока там, в Ливорно, среди них, в этой домашней тюрьме Довольно было Юлии с ее язычком, чтобы убить ее. Потом наступила зима. Мать заболела Я забыл и студентов и книги, а скоро помните? совсем перестал бывать в Пизе. Если бы тогда меня волновали эти вопросы, я бы поделился с матерью. Но они как-то вылетели из моей головы Скоро стало ясно, что она доживает свои последние дни. Я был безотлучно при ней до самой ее кончины. Часто просиживал возле нее целые ночи. А днем приходила Джемма Уоррен, и я шел спать Вот в эти-то длинные ночи я и стал думать о тех книгах и разговорах с товарищами. Пытался разобраться, правы ли они. Задумывался над тем, что сказал бы Христос обо всем этом.
Ты обращался к нему? Голос Монтанелли звучал не совсем уверенно.
Часто, падре. Иногда я просил его указать, что надо делать, но я не получал ответа.
И ты ни слова никогда не сказал мне, Артур. А я-то всегда думал, что ты доверяешь мне.
Падре, вы ведь знаете я вам верю! Но есть вещи, о которых никому не следует говорить. Мне казалось, что мне никто не может помочь ни вы, ни мать. Мне нужен был ответ непосредственно от Бога. Вы ведь видите: решался вопрос моей жизни, моей души.
Монтанелли отвернулся и стал пристально всматриваться в густые сумерки, окутавшие ветви магнолии.
Ну а потом? спросил он.
Потом?.. Она умерла Последние три ночи я не отходил от нее.
Он замолчал. Монтанелли не двигался.
Два дня перед ее погребением я не мог думать ни о чем. Потом, после похорон, я слег. Помните, я не мог прийти к исповеди?
Помню.
Вот в эту ночь я поднялся с постели и пошел в комнату матери. Она была пуста. Только в алькове стояло большое распятие. Мне казалось, что Господь поможет мне Я упал на колени и ждал Ждал всю ночь. А утром, когда я пришел в себя Падре! Это бесполезно Я не сумею объяснить Я не сумею вам рассказать, что я видел Я сам смутно помню. Помню только, что Господь ответил мне. И я не смею противиться Его воле.
Они сидели некоторое время молча в темноте. Затем Монтанелли положил руку на плечо Артура.
Сын мой! промолвил он наконец. Сохрани меня боже сказать, что Господь не беседовал с твоей душой. Но помни, при каких условиях все это произошло, и, помня, не прими грустно настроенного больного воображения за торжественный призыв Господа. Если действительно была Его воля ответить тебе смотри, как бы не истолковать ошибочно его слов. Куда зовет тебя твой душевный порыв?
Артур поднялся и торжественно ответил, как будто повторяя слова катехизиса:
Отдать жизнь за Италию; освободить ее от рабства, от нищеты, изгнать австрийцев и создать свободную республику, не знающую иного господина, кроме Бога.
Артур, подумай только, что ты говоришь! Ты ведь даже не итальянец.
Это все равно. Я остаюсь самим собой.
Опять наступило молчание.
Монтанелли прислонился к дереву и прикрыл рукою глаза.
Сядь на минуту, сын мой, сказал он наконец.
Артур опустился на скамью, а Монтанелли взял его за обе руки и крепко, долго жал их.
Сейчас я не могу доказывать тебе Все это произошло так внезапно Я не подумал об этом Мне нужно время разобраться. Как-нибудь после мы поговорим обстоятельнее. Теперь же я прошу тебя помнить об одном: если ты будешь вовлечен в смуту и погибнешь, мое сердце не выдержит я умру.
Падре!
Не перебивай, дай мне кончить. Я как-то уже говорил тебе, что в этом мире нет у меня никого, кроме тебя. Мне кажется, ты не совсем понял, что это значит. Трудно тебе понять ты так молод. В твои лета я тоже не понял бы, Артур. Ты для меня как бы мой собственный сын. Ты понимаешь? Я не могу оторваться от тебя ты свет моих очей. Я готов умереть, лишь бы только удержать тебя от ложного шага и сохранить твою жизнь. Но я бессилен сейчас Я не требую от тебя обещаний Прошу тебя только помнить, что я сказал, и быть осторожным. Подумай хорошенько, прежде чем решить Для меня сделай это, для умершей матери твоей
Я подумаю, а вы, падре, помолитесь за меня и за Италию.
Он опустился на колени, и Монтанелли положил руку на его склоненную голову. Прошло несколько минут. Артур поднялся, поцеловал руку падре и тихо пошел по мокрой, росистой траве. Монтанелли остался один
Глава II
Мистеру Джемсу Бертону совсем не улыбалась затея его сводного брата пуститься в путешествие по Швейцарии с Монтанелли. Неудобно было не разрешить этой невинной прогулки в обществе старшего профессора богословия, да еще с такой благой целью, как занятия по ботанике. Слишком уж большим деспотизмом показалось бы это Артуру, который ничем не мог бы объяснить отказ и сейчас же приписал бы его религиозным и расовым предрассудкам. А Бертоны гордились своей просвещенной веротерпимостью. Вот уже более ста лет, как «Бертон и сыновья», судовладельцы из Лондона, основали в Ливорно торговое предприятие, и с самого начала его все члены семьи оставались убежденными протестантами. Но все-таки они держались того мнения, что английскому джентльмену подобает быть честным даже в борьбе с папистами.
Случилось, что глава дома, оставшись вдовцом, стал тяготиться своим положением и женился на Глэдис, католичке, хорошенькой гувернантке его младших детей. Два старших сына, Джемс и Томас, как ни трудно было им мириться с присутствием в доме мачехи, почти что их сверстницы, с горечью покорились воле Провидения. Со смертью отца семейный разлад обострился женитьбой старшего сына; но оба брата добросовестно старались защищать Глэдис от злого, беспощадного языка Юлии и исполняли свои обязанности, как они их понимали, по отношению к Артуру. Они не любили его и даже не старались это скрыть. Их братские чувства сводились к щедрым подачкам и к предоставлению мальчику полной свободы.
В ответ на свое письмо Артур получил чек, который должен был покрыть его путевые издержки, и холодное разрешение использовать каникулы как ему будет угодно. Половину денег он истратил на покупку книг по ботанике и папок для сушки растений и с этим багажом двинулся в свое первое альпийское путешествие вместе со своим духовным отцом.
Настроение Монтанелли было теперь гораздо лучше. Артур давно уже не видел его таким. После первого потрясения, вызванного разговором в саду, к нему мало-помалу вернулось душевное равновесие, и теперь он смотрел на все происшедшее более спокойными глазами. «Артур еще юн и неопытен, думал он. Его решение едва ли могло быть окончательным. Есть еще время мягкими увещаниями, вразумительными доводами вернуть его с того опасного пути, на который он так опрометчиво вступил».
В их план входило провести несколько дней в Женеве; но на лице Артура появилось выражение скуки, как только он увидел ослепительно белые улицы и пыльные набережные, по которым без конца сновали туристы. Монтанелли со спокойной улыбкой наблюдал за ним.
Что, дорогой? Тебе не нравится здесь?
Я не совсем еще разобрался в моих впечатлениях. А все-таки не то, чего я ожидал. Вот озеро прекрасно. Хороши и очертания холмов.
Они стояли на острове Руссо{9}, и он указывал рукой на длинный строгий контур отрогов Савойских Альп.
Но город он такой накрахмаленный, вылизанный Настоящий самодовольный протестант. Нет, не лежит у меня сердце к нему. Когда я гляжу на него, мне вспоминается Юлия.
Монтанелли засмеялся.
Бедный, как мне тебя жаль!.. Ну что же? Мы путешествуем для своего удовольствия, и нет причины задерживаться здесь дольше. Тогда сегодня же мы берем парусную лодку и катаемся по озеру, а завтра утром поднимемся в горы.
Но, падре, вам, может быть, хотелось бы побыть еще здесь?
Мой дорогой, я видел все это уже десятки раз, и для меня отдых видеть твое удовольствие. Куда бы тебе хотелось?
Ну, если вам все равно, так мне хотелось бы двинуться вверх по реке, к истокам.