Она любила этот ресторан в центре Москвы. Почему она остановила свой выбор на итальянской кухне в свой персональный день и даже сделала это своей маленькой традицией? Наверно, неслучайно. Ведь Италия всегда ассоциировалась у нее с сибаритством, яркими вкусами, отменным гостеприимством, веселым застольем, особым культом еды, неповторимой расслабленностью южных, согретых ласковым солнцем людей. А еще несмотря на помпезную роскошь обстановки семейным духом.
Сдав шубу в гардеробной, она привычно прошла сквозь триумфальную арку холла, увенчанную позолоченными головами львов, и сразу попала в миниатюрную Италию, где все атрибуты интерьера что-нибудь да напоминали. Зеркала в роскошных рамах водную гладь каналов Венеции. Растительные мотивы ковки, орнаментов, лепнины пышную средиземноморскую природу. Сливочные тона венецианской штукатурки, напольной плитки, витых колонн, шелковых светильников романтику и уют венецианских улочек. Она точно знала в какой бы зал ресторана ее ни посадили, всюду откроется потрясающий вид на богатый, продуманный до мелочей интерьер. Италия принимала ее в свои ласковые объятья, в которых было безопасно и комфортно вспоминать.
На мое имя был заказан столик.
Этой традиции, которую, кстати, так и не понял муж, приходить сюда 1 января и укрываться от навязчивого внимания немногочленных родственников, редких подруг и бесчисленных деловых партнеров мужа было уже десять лет. И весь обслуживающий персонал знал ее в лицо. Это, правда, казалось странным, когда вся страна гуляла, пытаясь слиться в праздничном экстазе, Кира являлась сюда ежегодно в одно и то же время в три часа дня совершенно одна и проводила за трапезой в гордом и неприступном одиночестве несколько часов кряду. В этот раз ей показалось, что молодого официанта она видит впервые.
На чье имя был заказан столик? он даже слегка склонился в подобострастном поклоне.
Кира Валерьевна, фраза прозвучала более сухо, чем полагалось в этом случае.
Прошу вас! Мы всегда вам рады!
Видимо, мальчику все-таки рассказали о странной посетительнице. Потому что к его подобострастию и радушию, как листик мяты в сложном коктейле, добавилось любопытство. Оно ненавязчиво блеснуло во взгляде.
Как обычно, в каминном зале
Она кивнула надменно и значительно, как и полагалось важному гостю, и последовала за ним.
***
Кира была последышем в красивой, ладной семье. Отец очень любил мать и ждал девочку, но вначале в семье родились два парня Сергей и Андрей. У отца столяра-краснодеревщика были золотые руки. Такие вещи колдовал из дерева глаз радовался. То вырежет кружевной настенный карман для прессы, то аптечку, то шкафчик, то деревянное панно, из фона которого под его искусными руками проступали различные сказочные сюжеты, которые можно было разглядывать часами. Ажурные буфеты, комоды все было подвластно его мастерству. А уж шкатулок в его исполнении в селе несть числа. Практически в каждом доме. В орнаменте он никогда не повторялся, поэтому каждая вещь была эксклюзивной, согретой его незамысловатой душой. Когда отец творил, он становился по-настоящему красив какой-то не мирской, одухотворенной красотой. Как будто в том, что он делал, был промысел Божий. Кире нравилось бывать в его мастерской, под которую он приспособил пристройку рядом с домом. Отец любил свой инструмент, и в мастерской был порядок, который наводился исключительно собственноручно. Никто из посторонних сюда не допускался. Хотя отец голубоглазый, косая сажень в плечах очень нравился местным бабам. Иногда мог загулять и несколько ночей не появляться в доме, украдкой деля чужую постель с овдовевшей или брошенной молодухой. Но чужих баб к себе не водил. Считал, что дети не должны видеть срам.
У отца был целый арсенал инструмента для резки по дереву, под который на одной из стен была приспособлена перфорированная настенная панель с различного рода держателями, крючками, саше, кармашками. Инструмент всегда был начищен керосином и блестел смазкой в ожидании своего часа ножички: косяк, флажок, резак, богородский для разных видов техник, для ажурной рельефной резьбы. Деревянные ручки стамесок всех видов и модификаций были до блеска отполированы его шершавыми ладонями с каменными мозолями любовными отметинами ремесла. А как ловко отец пользовался стамеской-клюкарзой! Когда он орудовал ею, никогда не задевал рукояткой рабочую поверхность. Кира до сих пор не понимала, почему это название всякий раз рождало ассоциацию с бабой-ягой, лихо отплясывающей краковяк А уж разного вида клепиков, штихелей, уголков и вовсе не пересчитать. И каждый инструмент знал свое место. Отец, отличавшийся бардачным характером в быту, в мастерской преображался. Был точен и памятлив, когда хотел определить инструменту место или что-нибудь найти. В мастерской пахло отцом так считала Кира. И если запах матери выветривался из супружеской спальни тем быстрее, чем испарялась последняя сложная вязь молекул из раритетного флакона на комоде, то дух отца ощущался сразу, стоило только войти в его мастерскую. Это был сложный и полифоничный запах такой же непростой, как и отношение Киры к отцу. В мастерской упоительно пахло свежей стружкой, древесиной, смолами, дубильными веществами, хвоей, машинным маслом, железом, этиловым спиртом, мускусом, немного ванилью. Отец мог по одному только запаху определить, к какой породе дерева относится материал.
У него была собственная классификация древесины, из которой он обычно творил что-то кружевное, невообразимое, воздушное, волшебное. Поскольку Кира часто бывала под рукой, она выполняла и роль подручного, и роль обычного слушателя при Мастере. С отцом было сложно «работать» он был требователен и вспыльчив: «Да неси стамеску Чё встала как вкопанная! Господи, откуда руки-то растут! Чё тут непонятного, етитская сила! Да чё мечешься-то, бл Знать должна, если отцу пришла помогать» Он никогда не умел четко объяснить, что ему нужно, и Кира научилась выживать в этих спартанских условиях, не только заучив, как называется и выглядит тот или иной столярный инструмент, но и еще освоив, в каких случаях он применятся. Мастерская была единственным местом, где отец в принципе обращал на нее внимание. После смерти матери он потерял к ней интерес, как будто в его сознании гибель жены каким-то непостижимым образом связалась с появлением на свет Киры. Мила пошла на рождение третьего ребенка вопреки всему на свете советам врачей, состоянию здоровья потому что он, ее Лерик, тихо радовался и безмолвно ждал. Роды были тяжелыми. Да что теперь об этом, когда Милы нет Это не значит, что он не заботился о дочери, но с тех самых пор его любовь отдавала горечью полыни. Отец не тратил время на разговоры с ней, может, поэтому между ними так и не зародилась истинная близость. Кира могла пригодиться не только для того, чтобы метнуться и что-то подать. В его ремесле, как известно, нередки травмы, и вот тут заботливые руки дочки были как нельзя кстати: где йодом порез обработает, где перекисью ссадину зальет.
О свойствах древесины особенностях, запахе, характере отец говорил как поэт. Кира помнила с раннего детства, что яблоня и груша коварны, поскольку при высушивании в древесине образовывались трещины, которые потом приходилось ровнять, полируя и покрывая небольшим количеством лака. А липа мягкая, послушная, что лобзику, что фрезеру доступна. И чудо как хороша для орнамента! А вот сосна, например, красива так, что дух захватывает, особенно если симметрично расположить годичные кольца «Да нет, Кирюха, ты глянь, какая красота!» восхищался отец. Древесина дуба выразительна, особенно та, которая долгое время пролежала в воде и называлась мореным дубом. А клен, например, было трудно резать всегда, поскольку он обладает плотной, непористой фактурой. «Упрямый был клен», так говорил о нем отец. Он становился велеречивым, когда говорил о дереве, а Кира грустила на нее он никогда так не лучился глазами.
На разговоре о дереве красноречие обычно и заканчивалось. В жизни отец был косноязычен до неприличия. И еще было в его речевой характеристике то, чего Кира отчаянно стеснялась. Валерка золотые руки слыл отчаянным матерщинником. И мог такую вязь из матерных слов сплести, будто кружево из дерева. Получалось дубово, ошеломительно и очень стыдно так, что дух захватывало! У Киры всегда пылали щеки, когда отец загибал что-нибудь эдакое при посторонних людях. Несколько раз она пыталась говорить с ним об этом, но тот только рукой махал: «Вот еще, бл..! Отстань, Кирюха, учить меня вздумала!» Он запускал в нее сгусток матерного лая, который летел, как плевок, всегда достигая цели, ее стыда. Слово «бл..» отец употреблял для связки слов. Оно, словно клейстер, склеивало его речь, придавая ей какое-то подобие однородного полотна и вязкой текучести. Иногда Кира думала, что было бы, если бы отца лишили возможности вставлять его через каждое слово? Получалось нечто жалкое, спотыкающееся, несуразное Почти нечеловеческое. Кира вздыхала: «Ну, что ж, видимо, судьба такая гордиться и краснеть за него одновременно».
Я подойду через пять минут, когда готовы будете сделать заказ
Молодой человек, словно сошедший с полотен итальянских мастеров живописи, почтительно улыбнувшись, оставил на столе меню в кожаном переплете. Кира лениво открыла его. Есть совсем не хотелось. Она приходила сюда не за этим Но заказывала всегда много, со вкусом. Она еще раз обвела глазами роскошный и камерный каминный зал, который, словно в миниатюре, отражал величие Дворца дожей8.
Кира любила итальянскую кухню усовершенствованную, разнообразную, изысканную, при этом простую и эстетичную, возведенную в ранг искусства. Наряду с мясными блюдами и всякого рода пастами, в меню ресторана были широко представлены морепродукты крабы, лангусты, омары, моллюски. Черное ризотто с каракатицей и дарами моря, лингвини с омаром в розовом соусе, спагетти под соусом из тушеных бэби-осьминогов лучиана, рыба морской черт в пикантном соусе ливорнезе Настоящий итальянский кофе и домашние десерты. Она закажет сегодня всего понемногу, но столько, чтобы ее стол ломился от изысканных яств и ничем не напоминал ей убогие застолья родом из детства Она обернулась и кивком головы подозвала улыбчивого официанта.