Поэт Бернадский вызревал в недрах гордой Отчизны. В нем имеет явление необычный мировоззренческий опыт, собранный смыслом всей отечественной истории: «иррациональный патриотизм» Достоевского, «иррациональная вера» Тютчева, «иррациональная русская теплота» Толстого. У поэта это выражено метафорой «Прозренье»:
Когда казалось, жизнь остановилась,
Ни целей, ни дорог:
Хватило сил принять судьбы немилость
И Времени урок
Соединив разрозненные звенья,
Пойму, что мир не плох
И сокращение страданий-
Единственный к спасенью курс. Ю. Бернадский.
В своих стихотворениях Бернадский выступает защитником идеи Величия и Благородства России. Знающим, что все испытания, которым подвергает она свою «таинственную судьбу» на протяжении тысячелетней истории, непременно решаются только в пользу его Отчизны:
И не грозит стране сиротство.
В любой проявится беде
Величие и благородство,
Без пафоса, простых людей
Пусть отдано на поруганье,
Оболгано родное все
Но к мерзости непривыканье
Нас от забвенья спасет. Ю. Бернадский
Поэзия живая, зримая как художественная картина, плоскость, покрытая выразительными сюжетами и образами, объединённых единым художественным замыслом. Инсталляция нового поэтического стиля «бернадский штиль»:
Как прожить без Расеи,
Где погост за селом?
Где веси и семьи,
Все единым узлом. Ю. Бернадский.
Стихи Ю. Бернадского сквозным продуманным мотивом реконструируют мифическую функцию позднейшей традиции русского фольклора увязывать защиту единой и неделимой сокровищницы человека веры и души с внешним оберегом, росссийской государственностью. Такое явление в современной поэзии редкое, похожее на идиллию, семантически увязываемую с легендой о неожиданном цветении папортника, близкое лингвинистически к «живой воде» в русских сказках.
В этом похожесть поэзии Ю. Бернадского на высокие оды воспевателя мощи государственности М. Г. Державина и «запечатанность», «слитность» с духом А. С. Пушкина, вечевым непримирителем к уродцам терситам, злобой и площадной руганью исступленно, как в баснях Пильпая, хулящих Российскую империю.
У Пушкина: «и ненавидите вы нас// За то ли//Что на развалинах пылающей Москвы// Мы не признали наглой воли// Того, под кем дрожали вы?».
И в строках Ю. Бернадского:
Одна, но чуткая душа
Мня ведет, судьбу верша.
И сердце верное
одна стучится в груди.
Пусть даже рвусь куда то вдаль,
Одна о Родине печаль Ю. Бернадский.
Сила стихов Бернадского это сила подлинности, сила достоверности, сила души, которая, как у Радищева, «страданиями человеческими уязвлена стала», с полной верой сердца в бытие Бога и бессмертие души: «Все великое ходит по земле голубиными шагами» (Из Ницше), то есть сердечной верой
Поэзия бьет у него из всех недр духа, зачастую его собственная воля подчинена «поэтическому бунту», не совладевает с ним и оттого перед нами вся глубина бернадской аполлонийской радости от самого факта Жизни: «Я от счастья пою// Есть оно, или нет» Ю. Бернадский.
Стихи воодушевления, в них пульсирует, сверкает, искрится жизнь, долгая одиссея человека. В словах Л. Толстого это звучит так: «у человеческой личности есть как бы своя душевная мелодия, которую каждый из нас носит повсюду с собой».
Стихийные формы Вселенной наполняются замечательным балансом между контрастными оттенками небесного и земного, за счет чего создается ощущение равновесия, активным продуманным предложением «Читай нас», от которого нельзя отказаться тому, кто хочет достигать внутренней гармонии, о ней, вплоть до рокового выстрела в грудь, мечтал М. Лермонтов:
Я тайный замысел ласкал,
Терпел, томился и страдал.
Он был похож на ветер ясный
Поэзия поведения. Поэзия обстоятельств: «Между прошлым и будущим связь. // Переплавленный в знание опыт» (Бернадский). «Докуменальная» поэзия, поэзия не «лгунья» в ней много гражданских стихотворений, отражающих всю тяжесть от страшных геополитических потрясений 1993 2000 гг., когда «делал клистер рассудку Голливуд» и «Россию тащили вверх за ребро крюком» (Бернадский):
Они сыграли практически ту же роль в головокружительном переломе ума поколения Бернадского, какую сыграли каторга для Достоевского и крушения дела его жизни для Сперанского
Стихи как обновление души («цивилизации» человека) заключенной в клети отупляющей действительности, обвитой жестким «змеем золотым» и избитой в кровь батогами лицемерия, что «близ него мне всегда казалось, что я слышу серный запах и в голубых глазах его я вижу синеватое пламя подземного мира» (фраза немца Вигеля о русском патриоте Чаадаеве); ответ на гламурное масштабирование современных «геростратов и иудов искариотов», «бесы, что к казне близки, // Страну кромсают на куски»» (в гневном определении Бернадского).
Тени прошлого, «эстетика дерьма» (по Бернадскому), но вездесущи, всемогущи и всесильны. Они вокруг нас. Они бесцеремонно врываются в личный духовный мир. Используя власть, криминал, «черный нал», обман, насилие, шантаж, отбирают последнее, что есть у человека Надежду: «И трижды Невского изгнал // Бунтующий народ» (Бернадский). Они крушат жизнь, разрушают память, стыд и совесть. Стремятся к одному: « умножить потребление: // Бери от жизни все, и именно сейчас!» (Бернадский):
Мы к Родине глухи о чем бы не просила.
Нет духа побороть к вину и блуду страсть
Врагов как будто нет, а явный вред в избытке.
За чтобы ни взялись все делаем не так.
Ни чести, ни стыда реклама и агитки.
И хаос в голове. И на болоте флаг. Ю. Бернадский.
Стихи эстетическая и духовная квинтэссенция «погоне за выгодой», безудержному материализму: «На земле весь род людской // Чтит один кумир священный. // Он царит над всей Вселенной. // Тот кумир телец златой» «Фауст» слова беса Мефистофиля.
«Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки» (Библ. Откр.).
Отсюда и пастернаковская горечь на устах Бернадского:
И искушает нас богатством вражья сила
Не праведно нажить, а как бы где украсть
Живем не для души, а чтобы от пуза есть. Ю. Бернадский.
Но взрывается бунинская звенящая струна, побуждающая произнести великое требование: «Не для пьяной потребы // Образ древней старины» (Ю. Бернадский). Вся интенсивность и острота ее такова, что Бернадский предстает поэтом напряженным, динамичным, «дерзким»: «Я не отдам страну // ромашко -васильковую // Ораве алчущих бессовестных жлобов».
Он не отдыхает от Бога, он совершает требу, возжигает бунт вдруг во всех пределах России, требуя «страшное» от «оравы алчущих бессовестных жлобов впавших в предательство и срам» (Бернадский) дать Волю, Справедливость и Свободу гражданам, вручить им солидную идейную основу, глубокую, личную, как равным, возвеличивающую статус и вес нации и «по заслугам воздающую //Подонкам и ворам» (Бернадский)
Все это сравнимо со знаменитой впоследствии «Запиской о древней и новой России» Карамзина и имеет следствием развитие гражданского мужества М. Горького: «Основная задача одна и та же: внушать бедным холопам, что для них нет счастья на земле, оно уготовано для них на небесах, и что каторжный труд на чужого дядю дело богоугодное»:
Стыда бы нам занять, а не идей.
Страну, что вечной славой покрыта,
Спасут не зарубежные кредиты,
А вера и терпение людей Ю. Бернадский.
Вне сомнений, если зайти за кадр истории представить встречу Наполеона и Александра I, во время которой со своей обычной проницательностью император Франции тотчас выделил из толпы придворных Сперанского, удостоил личной аудиенции, подарил ему золотую табакерку с собственным портретом и даже спросил в шутку Александра «не угодно ли вам, государь, обменять своего секретаря на какое-нибудь германское королевство?», то безошибочно можно утверждать будь там Бернадский, именно он и был бы отмечен:
Мы граждане, но словно без гражданства,
Стране, похоже, дела нет до нас:
И наша жизнь как будто партизанство Ю. Бернадский.
Яркий прожектор современной российской поэзии, поэт, моралист далеко не одинокий (как некогда в истории Радищев), авторитет которого является бесспорным даже в глазах передовых литераторов. Главный жрец духовной чистоты, поставивший сердце на предел: «Мой каждый нерв пропитан приметами с рожденья. // Дух моего народа во мне неистребим» (Бернадский). Со стихами, воплощающим нравственный завет Тютчева: