Часть третья
«Ты напомнил мне прошлые годы:
Был такой же когда-то мудрец,
Сам себе приближал он конец,
Уменьшал нам собою доходы
Ну и где он теперь, тот писатель,
Тоже был всех народов спасатель.
Удались, не увидимся, хватит!»
Фёдор встал и поспешно ушёл.
«Разговор наш в тупик весь зашёл,
Время Фёдор моё только тратит».
В одиночестве так и остался,
С собеседником грубо расстался.
Подошёл к бару твёрдой походкой,
Взял стакан и бутылку, налил:
«Видно, зря я его пригласил.
Встреча вышла печально-короткой».
Растревожил он прошлые раны,
Случай вышел, как рухнули планы.
Время было: Адам наш издатель,
Братством в должности он утверждён,
В правоте, как всегда, убеждён.
Прикреплён за Адамом писатель,
Чётко сказано: пудри мозги
И писательский дар ты сожги.
Он обхаживал долго поэта,
Так и сяк предлагал то и то,
Разыграл перед ним шапито,
Но не вышло с поэтом дуэта,
Сбилась чёткая суперпрограмма,
Натерпелся Адам тогда срама
Он не понял совсем, что случилось,
Что же этот писатель хотел,
От успеха почти заблестел.
И неясно, как всё получилось
«Завалил я поэта деньгами,
Окружив лишь своими друзьями.
Перспективы такие прохлопав,
Мог же жить и со славой дружить,
А он честью решил дорожить.
Озаботился жизнью холопов,
О народе каком-то всё бредил,
Он хотел, люд его чтоб приметил.
Тем желал он увидеть признанье,
Это вздор я ему объяснял,
И очки я просил, чтобы снял.
Ты уймись, а то ждёт наказанье.
Мир другой, и всё куплено нами,
Так идёт не годами веками.
Корректировать книгу старался
Я ему, чтобы шёл по пути,
Он же сам от себя накрутил,
Без моих поручений издался
И книжонку свою напечатал.
Человечка помочь я сосватал.
Наш издатель тот мной специально
Был приставлен за всем проследить
И научен, что как говорить.
Наше братство всё делает тайно,
Не почуял писатель подвоха,
Жаль, закончил, конечно же, плохо.
Своей книгой стада растревожить
Так хотел тот несчастный поэт,
Людям дать и надежду, и свет
И любовь на планете умножить.
Разбудить не получится стадо
Наше братство для света преграда».
На Адама нахлынули мысли,
Он со злобой припомнил тот час,
Для поэта концовку припас,
Как кровавые тучи нависли
(Со стаканом стоял и не пил),
А поэта он просто убил
Нет, не сам, не руками, конечно,
Он боялся испачкать пиджак.
Обустроил всё именно так:
Исполнителя хают пусть вечно,
Всю вину он с себя перекинул,
Посторонних к убийству придвинул.
Весь тираж уничтожили книги
С тем издателем, что предавал,
Пачки ловко в костёр подавал
Этот деятель страшной интриги.
Получил серебра от Адама
Так прекрасно разыграна драма.
Тот издатель, попозже, свихнулся,
Пару книг он оставил себе
И рассказывал людям везде,
Что поэт с того света вернулся.
Экземпляра те два он размножил
И народ этим текстом тревожил.
Порешали беднягу окутать
Навсегда он пристроен в дурдом,
И болвану тому поделом!
Карты все умудрился он спутать,
Вне себя был Адам от досады,
Ждал напрасно от боссов награды.
Текст из книги расползся по свету,
На словах разносился в умах,
И Адам в беготне и трудах
Всё способствовал книги запрету,
Искажал он и лгал неуёмно
Сумма трат оказалась огромна.
Всё без толку, поток не иссякнет,
И в уме книга каждом людском
В сердце ярко горит огоньком
И в минуту печали поддакнет.
Этот страшный Адама провал
Всю карьеру ему подорвал.
Раздражённо стакан он поставил,
Не отпив ни глотка, ни чуть-чуть.
Эту прошлую мерзкую жуть
Он, глаза закрывая, представил:
«Этот деятель, ну, что с завода,
От него у меня непогода.
Он похож, чёрт возьми, на поэта:
Тот же трезвый внимательный взгляд,
И глаза тем же светом горят,
И уверенность, как у атлета.
Эти двое, директор с поэтом,
Помешались каким-то там светом».
Понимал всё Адам, очевидно,
Что директор вот так не уступит
И Адам копья-стрелы затупит.
Но бояться его не солидно,
Непонятна людская природа,
Неясна мне такая порода.
Напролом не получится биться,
Эти лягут за дело хоть все,
На миру у них гибель в красе.
С ними будем иначе трудиться,
Эти люди со нравом могучим,
Да и в гневе мы точно получим.
Делать будем спокойно, умело.
В голове у Адама есть план.
«Создадим им красивый капкан,
В мозг дадим инородное тело,
Силу духа деньгами разложим
И в сердца жадность ловко уложим.
Пережрут пусть спокойно друг друга,
Мы устроим войну против всех
И завод заберём без помех,
А директор нам будет прислуга.
Мы руками чужими воюем,
Результат той войны предсказуем».
Был Адам агрессивно настроен,
За поэта он Фёдору мстил,
Прошлый долг он тогда не закрыл.
Ум Адама с тех пор неспокоен.
Делу мести всецело отдался,
Взять реванш в этот раз собирался.
Вот и дело ему подвернулось,
Заскучал по экстриму Адам.
«Ох, сейчас я им перцу задам!»
Всё нутро богатея проснулось,
Как спортсмен, возбудился на старте,
Потирать начал руки в азарте.
«Перед боссами выступлю чётко,
Может, будет по рангу подъём.
И рабочих с завода прижмём,
А директору вырвется глотка.
Своего управленца поставим,
Наши песни исполнить заставим.
Разработаю план наступленья,
Как захватывать будем завод,
Как в мозгах у людей хоровод
Мы завертим до их отупенья.
Братство даст мне «добро» на победу,
На завод я хозяином въеду»
Часть четвёртая
Часть четвёртая
Он сидел, как шальной, на кровати:
Снова сон растревожил его,
Много лет не смотрел ничего,
А сегодня кошмар так некстати.
Всё из прошлого снились картины,
Подсознанья тревожа глубины.
Началось это после убийства.
В эту ночь сразу снился поэт,
Весь светился его силуэт,
Говорил, что конец кровопийства,
Он с улыбкой смотрел на Адама,
Говорил о строительстве храма.
И без злобы, спокойно и чисто
Предлагал поменять всё и вся,
В жизнь Адама любовь принося,
Улыбался глазами лучисто.
«Ты запутался, друг мой Адам,
Путь другой, коль захочешь, я дам.
Всё не сложно, пойми, мой приятель,
Просто правду к себе подпусти,
Душу дай ей свою вознести,
И ты сразу любви получатель.
Так придёт от Творца поощренье,
Будет очень приятным прощенье.
Будешь чувствовать рядом дыханье,
Бог не бросит тебя никогда.
Только правдой живи ты всегда,
Он оценит любого старанье.
Выходи ты из тьмы беспросветной,
Сделай это мечтою заветной.
Отдавай благодать людям сразу,
Не копи, не накопится впрок,
Жадность ведь не от Бога порок.
Изгоняй ты гордыни заразу
И не трусь все богатства оставить,
Ведь не поздно ещё всё исправить.
Там, где я, это всё только тяжесть.
Не взлетишь ты от веса всего,
Здесь не купишь ты, брат, никого,
Налегке испытаешь лишь радость.
Тут оценят другие заслуги,
Будем вместе, мы Божии слуги».
Уходил он потом так неспешно
И рукой, оглянувшись, махал,
Будто встречу ещё намекал.
И Адам просыпался, конечно,
Вытиралась полночи им влага,
Весь в поту и кошмаре бедняга.
Это длилось период немалый,
Года три иль четыре всё шло,
А потом как-то резко прошло.
Стал он спать, как пожарник бывалый,
Но теперь не давала покоя
Книга автора честного кроя.
Шла по людям, умы просветляя,
Становился сильнее народ,
Здравомыслия был уж черёд,
И от гнёта рабов тем спасая.
Это в планы никак не входило,
Не предвидел Адам эту силу.
Наяву начинались кошмары,
И из братства угрозы пошли:
«Ты смотри, чтоб стада не ушли.
Избежать не получится кары,
Нужно как-то менять настроенья,
Исключи ты людские волненья».
Всё же способ нашёлся подлейший,
Обмануть всех Адам так решил:
Свою руку ко лжи приложил,
Был подлог сформирован чистейший.
Он засел за работу запоем:
«Мы мозги всем активно промоем».
Книгу автора взял за болванку,
К ней пристроил свои он труды,
Описал много всякой беды
И всю суть повернул наизнанку.
Получился жестокий гибрид,
Но приличный снаружи был вид.
Всё в одно поместил сочиненье:
Свою часть он в начало вложил,
А поэта в конец отложил.
Искажённым вдруг стало ученье
Ловкость рук и обман сотворил,
Правды честных людей он лишил.
Получилась единая книга,
Как бы автор всё это писал,
А Адам её просто издал.
«Мы нашли сочиненья! Интрига!»
Благородным Адам оказался:
«Я для друга поэта старался».
Что неслось в этой книге святое,
Перестало людей пробуждать,
Стало злобу и боль возбуждать,
Смыслы все превратились в пустое.
Ограничил свободу изданьем
Сатанинским своим он стараньем.
Правду с ложью смешал он умело,
Чтоб никто сомневаться не стал.
От работы он даже устал,
В мир отправил труды свои смело.
Руководство сей труд оценило,
Смерть Адаму тогда отменило.
Как всегда, он поэта подставил,
После смерти покоя не дал.
«Я за средства свои всё издал,
В лучшем виде себя он представил,
Если что-то не так я не в курсе,
Я и так издержался в ресурсе».
Раскрутили творенье Адама,
Люди стали читать и вникать,
Умудрился народ всё признать.
В души лез груз из всякого хлама,
Все забыли про истинный текст,
Книги новой все ели эффект.
Психологию рабского люда
Доносила Адама солянка,
Всем по вкусу пришлась та обманка.
Здравомыслия не было чуда,
Не заметили люди подвох
В беготне бытовых суматох.
Постепенно сознанье менялось,
Путь к развитию плотно закрыт,
И любви светоч прочно зарыт,
Здравомыслящих мало осталось.
Хорошо поработал губитель,
Всего чистого враг и душитель.
На кровати сидел, вспоминая
Этот прошлый свой жизни кусок.
Думал, вышел для снов уже срок,
Тут опять боль пришла головная:
Это Фёдор встревожил сознанье,
Хочет снова вернуть пониманье.
Всё настроено было в системе.
Нет ни сбоя хорош механизм,
Усечён у людей героизм,
Нет намёка и места проблеме.
«Мозг включать в наши планы не входит,
И директор стада зря заводит.
Неужели опять будут сниться
Прошлой жизни мои все дела?
Думал, тема давно умерла,
А она лишь смогла затаиться.
С того света поэт всё заходит
И слова лишь добра мне находит».
Это больше всего раздражало,
Не судил за убийство поэт,
Излучал всепрощающий свет,
А Адам просыпался устало,
И себе не хотел он признаться,
Что во сне стал поэта бояться.
Ощущенье в груди возникало,
Чувства раньше он эти не знал.
Сердца стук лишь в груди нарастал,
Как-то воздуха всё не хватало,
И тянуло к поэту безбрежно,
С ним обняться хотелось так нежно.
Это всё лишь пугало Адама.
Просыпался бедняга впотьмах,
Будто чувствовал собственный крах
И в мозгу зависала программа.
Гнал подальше, проснувшись, всё это,
Проклинал на чём свет он поэта.
И опять всё сначала, по кругу,
Ненавидел злосчастный завод,
Ненавидел проклятый народ,
Поддаваясь пустому испугу.
Окружить всех смертельным кольцом,
Уничтожить и дело с концом