Эта девушка-то, Яна, ничего? осторожно спросил священник.
Да вроде ничего, задумчиво сказал Дмитрий. Вроде любовь. Надеюсь, жениться в пылу страсти не решат. Тёмкина свадьба только в ночном кошмаре привидеться может.
Пить-то хоть бросил? так же осторожно спросил отец Николай.
Не знаю, отвернулся Дмитрий, мы ж теперь отдельно живём. Не думаю. Но за это я пока спокоен. Не сопьётся. Такие люди, как он, не становятся законченными алкоголиками. Нет в нём какой-то тяжёлой мысли или глубинной печали, чтобы спиваться. Он всегда хотел пил, не хотел не пил. Но чаще всего хотел.
А с верой у него всё те же отношения?
Да какая там вера! Каким был демагогом, таким и остался. Под Сашкиным влиянием ещё хуже стал. У него, знаешь же, что ни православный, то зомбированный раб с промытыми мозгами. Да только мне до религии нет большого дела. Сашка ответственный человек, работящий, способный и другим помочь. Кроме того, ещё и конкретно хлебнувший в жизни, как и я. А Тёмка ещё от жизни палкой по голове не получал. У меня самого всегда были непростые отношения с верой. Я исповедую свою особую веру веру в труд, в волю человека к труду, в прямую, материально осязаемую добродетель. И сколько себя помню, всегда жил по правилам этой веры. И, как ни странно, никаких кризисов веры, как это называют, у меня не случается. Наоборот, чем выше я поднимался во власти, тем крепче становилась моя вера. Я часто вспоминаю твои слова об этом государевом человеке, которого всю жизнь преследует величайшее искушение искушение властью. И подавлять в себе это искушение надо непрестанным трудом во благо людей. Чем больше власти, чем сильнее искушение властью, тем больше самоотречения. Тем более каторжным должен быть труд. Не труд ради власти, а власть ради труда. На протяжении последних десяти лет я существую и работаю среди людей, для которых власть самоценна. Каждый день имею дело с такими проходимцами, с такими выродками Ты вот хоть и знаток человеческих душ, но таких нелюдей, уверен, и в кино не видел. Я самым жалким образом прогибаюсь перед начальством, нередко оказываюсь задействован в натуральных аферах вынужденно, конечно, но всё же. И всё ради того, чтобы сохранить возможность делать большое дело во благо людей. Хотя, чего греха таить, от непомерной гордости за проделанную работу, от чувства собственной важности, от осознания того, что уже прочно вписал своё имя в историю Москвы, избавиться не могу Знаю, ты скажешь, это гордыня. Да и чёрт с ней! Нужно ли вообще от неё избавляться?
Не смею тебя осуждать, не дождёшься, Дим, без улыбки сказал отец Николай. Нелегко тебе.
Воздух наполнился низким звенящим гудением огромный шершень пролетел в сантиметре от макушки Дмитрия, едва не сел ему на планшет и нацелился на дверной проём беседки. Отец Николай проворно вскочил со стула, помахал руками, захлопнул застеклённую дверь. Шершень, миновав фиолетовые щупальца орхидей, взлелеянных женой священника, направил свой тяжёлый полёт в глубину сада.
Чем твоя фирма занимается, я уж забыл? спросил, прищурившись, Артём.
Да таксопарк у меня небольшой. Валера шагнул в сторону, подцепил ногой слетевший шлёпанец. Для иностранных туристов.
Я слышал, некоторые православные боссы заставляют сотрудников в перерывы всякие религиозные материалы штудировать. Могут спрашивать у тёлки, кандидата на вакансию, делала ли она аборты, и посылают, если делала. Ты своих диспетчерш не тестируешь на этот счёт?
Да ты чё! приняв слова Артёма за незлую шутку, рассмеялся Валера. Только на безупречное знание английского.
Он уже хорошо видел беспомощность Артёма в пинг-понге и играл в поддавки, но Артём всё равно проигрывал у него устала рука.
Я каждое утро в шесть часов купаться езжу, поехали завтра со мной? предложил поповский сын. И Янку возьмём.
На этот болотистый ручеёк, на Десну, что ли? скривился Артём.
Не, ты чё, там озеро нормальное есть. Валера махнул рукой в неопределённую даль. Так круто! Ранища, народу никого нет, а ты рассекаешь себе. Когда ещё погода хорошая и солнце восходящее благодать. Утреннюю зарядку, конечно, ничто не заменит, но всё равно круто.
Неохота в такую рань в выходной день вставать, отнекивался Артём. Лучше вдвоём с Янкой поезжай.
Валера недоверчиво заулыбался:
На этот болотистый ручеёк, на Десну, что ли? скривился Артём.
Не, ты чё, там озеро нормальное есть. Валера махнул рукой в неопределённую даль. Так круто! Ранища, народу никого нет, а ты рассекаешь себе. Когда ещё погода хорошая и солнце восходящее благодать. Утреннюю зарядку, конечно, ничто не заменит, но всё равно круто.
Неохота в такую рань в выходной день вставать, отнекивался Артём. Лучше вдвоём с Янкой поезжай.
Валера недоверчиво заулыбался:
Ты это несерьёзно, надеюсь?
Ну хочешь, вон, предложи ей.
Три женщины, быстро приближаясь, шли по аллее, поднялись на перекинутый через водоём деревянный горбатый мостик. Рыхлая, коротко стриженая Ирина, издалека бьющая по глазам, подобно фонарю, яркой рыжиной крашеных волос, длинноногая брюнетка Яна в узких белых джинсах и двенадцатилетняя Катя, сестра Валеры, жёлтая от загара и тощая, как соломинка, в просторном ситцевом платье.
Артём стеснённо отвернулся от матери, потрогавшей его за плечо:
Ты бы кепку надел, напечёт же голову.
Катя резко замахнулась и, в последнюю секунду замедлив полёт кулака, ткнула брата в живот:
Артём стеснённо отвернулся от матери, потрогавшей его за плечо:
Ты бы кепку надел, напечёт же голову.
Катя резко замахнулась и, в последнюю секунду замедлив полёт кулака, ткнула брата в живот:
Толстый, тебя мама два раза уже звала.
Да щас, иду я! Валера кинул Артёму свою ракетку и, прижав девочку-подростка к широкой груди, два раза поцеловал в макушку.
Задолбали они меня с этим столом, пожаловалась Артёму Яна, когда остальные отошли на приличное расстояние.
Так сама, небось, вызвалась помогать.
Ну вроде как невежливо
Артём прижался щекой к её душистым волосам.
Угощения перенесли в беседку, на бревенчатой стене зажглись разноцветные гранёные фонарики. Дмитрий присоединился к столу позже всех взяв ключи от гаража, зачем-то надолго уходил к машине. Несмотря на часто рассыпаемые слова искренней благодарности хозяину за радушный приём и «лучший вечер пятницы за полгода», выглядел он озабоченным и очень уставшим. Оживился, лишь когда жена священника Алла начала спрашивать его о работе. Дмитрий всегда с удовольствием говорил о мэрии, смакуя мало кому понятные подробности, но говорил занимательно. Даже о скучнейшей, казённо-канцелярской стороне своей работы рассказывал так, что и двенадцатилетняя Катя увлечённо слушала. Рассказы Дмитрия пестрили знаменитыми державными фамилиями, а одна из постоянно упоминаемых державных персон была и вовсе его непосредственным начальником.
Алла то и дело ворчала на Валеру, что тот притащил за стол ноутбук. Виновато улыбаясь, попович прятал его на коленях и что-то показывал на нём Яне, с которой живо разговорился, пока отец Николай негромко и сбивчиво повествовал об их майском семейном отдыхе на Мальдивах.
Артём сидел между Яной и Катей.
Чё, Катюш, небось, уж родители разрешают тебе «ВКонтакте» сидеть? спросил он у дочки священника.
Мне уж надоел он, я с десяти лет там сижу, весело и дерзко ответила Катя.
Ай-ай-ай! Артём допил фужер красного вина и снова заполнил его до краёв.
Через стол протянулась рука Ирины и схватила бутылку:
Так, давай-ка, дорогой друг. А то, смотрю, уже пристроился.
Чтобы налить себе в пятый раз, Артёму пришлось ждать своей очереди произносить тост. Широкие праздничные тарелки отодвигались, полные голых костей и скомканных бордовых салфеток. Небо налилось сумеречной синевой. Вдоль аллеи зажгли белёсый холодный свет столбики высотой с гриб мухомор. Компания в беседке была умеренно пьяной. Краснолицый отец Николай, наклонившись к Дмитрию и поманив пальцем Артёма, стал заговорщическим тоном рассказывать анекдот:
Встречаются как-то коммунист и педераст. Педераст говорит: «Давай выпьем за то, что Бога нет». Коммунист ему отвечает
Госпо Господа! вскочил Артём. Позвольте тост! Так получилось, что все сидящие здесь мужчины на руководящей должности! Он сделал паузу, посмотрел на отца. Отец недобро улыбался в тарелку. У отца Николая есть паства, так что он тоже в каком-то смысле руководитель! Я предлагаю выпить за наших женщин! За то, чтобы наши женщины тоже были владычицами! Чтобы властвовали над судьбами людей!
Суетливо чокнувшись с сотрапезниками, Артём рухнул обратно на стул. Все сидящие рядом отворачивались от него. Когда мать, молча собрав все оставшиеся винные бутылки, открытые и закупоренные, вынесла их из беседки, он понял голос.