Марсиане на Ленинском проспекте
Рассказы
Александра Медведкина
© Александра Медведкина, 2019
Четкая девчонка
(рассказ)
Вот смотрю я на нее, и думаю: красивая она все-таки у нас. Нашей матери сорок пять или сорок шесть лет. Я точно не помню.
Вот она готовит нам с сестрой поесть, ходит по кухне туда и сюда, рассказывает что-то про работу. Я то и дело переставляю ноги, убирая их с дороги нашей Ма, чтобы она о них не споткнулась кухня-то у нас не то чтобы большая.
Ленка сидит по другую сторону стола, читает. Сидит, положив ногу на ногу, и тапочек у нее только на кончиках пальцев держится. Сестра меня на два года младше, ей шестнадцать.
Тянусь через стол, и она вскидывает на меня глаза. Очень настороженно ко мне в последнее время относится. Приподнимаю пальцем обложку книги, чтобы было видно название.
Опять, говорю, про фашистов читаем?
Я контрольную пишу. Сестра краснеет, убирает книгу подальше от моей руки.
Да? Я почему-то подумал читаешь. А ты, оказывается, контрольную пишешь.
Лена злобно сопит наверное, не знает, что сказать.
Я для контрольной читаю!
О, а на ту толстенную фигню ты шестьсот рублей тоже для контрольной выкинула? Я имею в виду огромный том о военных наградах Третьего Рейха.
Это не фигня!
Фашистка.
Дурак.
Шестьсот рублей? Мама поворачивается к нам.
Кивком показывает Лене, что той надо пересесть, иначе Ма не доберется до холодильника. Кто это тут шестьсот рублей потратил?
Вот так у нас всегда. Мама реагирует на нас только тогда, когда мы упоминаем в разговоре деньги.
Ленка смотрит на меня ждет, зараза, что я что-нибудь скажу, как-нибудь ее отмажу.
Ленка у меня деньги украла, Ма. Ты бы с ней поговорила, что ли. Я просто как бы уже ей объяснял, что
Сестра вскакивает со стула. Глаза у нее блестят, щеки красные. Скотина! Мам, ты же знаешь Снова ко мне поворачивается. Ты идиот, Кирилл! Хлопает книжку на холодильник так, что с него валятся ручки и блокноты. Падают в щель между холодильником и стеной. Сестра перешагивает через мои ноги и идет в свою комнату.
Я закуриваю. Руки у меня почему-то дрожат. Мама тоже как-то напряглась.
Ма? Ты чего?
Ничего.
Выпускаю дым.
Мать отходит от холодильника, кладет на стол, что у плиты, пакет с зеленой фасолью.
Мам?
Она разрезает пакет, высыпает мерзлые стручки на сковородку, и они начинают шкворчать.
Я сколько раз говорила, чтобы ты на балконе курил? Ма на меня больше не смотрит. Приподнимает очки, вытирает потекшую тушь. Сейчас бабушка с тетей Катей придут.
Я встаю, обнимаю ее со спины. Мам, ну прости.
Она просто стоит, позволяя себя обнимать. Потом: Пусти.
Я отпускаю. Она разбивает в сковородку яйца, размешивает.
А чего ты не сказала, что бабушка придет?
Я говорила.
Вот ведь, а. Наверное, я как-то это упустил между ее рассказами о работе. Она у нас на двух работах работает.
Ну извини, а? Ну дурак я, ну? И чего, не любить меня теперь из-за этого?
Кирилл, я устала.
Она накрывает сковороду крышкой и начинает мыть посуду.
Все. Вот после этого можно уже что хочешь делать Ма разговаривать больше не будет. Можно разворачиваться и уходить.
Но тут она меня удивляет: Ты в военкомате сегодня был? Спрашивает.
Мать! Я тушу окурок.
Она садится за стол и разворачивает кроссворд. Можешь идти.
Военкомат, военкомат. Слышать уже не могу. Да не был я сегодня ни в каком военкомате, и она это отлично знает. Нет ведь, спросить же надо, чтобы меня совесть заела. Да нет у меня совести вообще. Достало все не пересказать.
Она вписывает слова в квадратики. Я разворачиваюсь и выхожу.
Ленка плачет у себя, кажется. Вроде я ничего обидного ей не сказал, не знаю. Иду в зал, сажусь на диван, включаю телевизор. Смотрю новости, а потом приходит мама и начинает накрывать на стол.
Помочь?
Она не отвечает, и мне приходится идти на кухню, но оказывается, что готов пока только салат, и она его уже отнесла. И вилки она уже тоже разложила, я тебя позову, Кирилл, когда надо будет. Чувствую себя полным идиотом.
Иду на балкон. У нас двухкомнатная квартира, и отдельная комната Ленкина. Я съехал в зал, когда ей исполнилось восемь, и она начала водить домой подружек. Мама приходила с работы, ей надо было отдохнуть, особенно если она еще и шла тем же вечером в смену, так что девчонкам досталась отдельная комната. Там они смотрели свои сериалы и Барби эти всякие приносили. Я был тихим, в «нинтендо» играл в наушниках, маме не мешал, так что все складывалось удачно. На Ленкиных подруг мне фиолетово. Пусть водит, мне все равно. Единственное, что до сих пор напрягает тебе некуда уйти. Мне то есть. Некуда уйти, когда тебе хочется побыть одному или что-то такое.
На балконе холодно, и горло уже болит от того, что я постоянно курю.
Я слышу, что кто-то идет, и мне хочется что-нибудь разбить от злости. Господи, да оставите вы меня в покое или нет?
Кирюш?
Опаньки. Сестра наша младшая заявилась. Ну, хоть не мама. Когда я на балконе курю, и заходит Ма (она меня постоянно по поводу курения пилит), у меня такое чувство возникает, как будто она на меня пялится голого в ванной. Совершенно негде тут спрятаться.
Можно мне сигарету? Спрашивает Лена. Глаза у нее заплаканные, пальцы дрожат, когда она волосы поправляет.
Я что, доктор, что ли? Откуда я знаю, можно тебе сигарету или нет?
Она закусывает губу. Еще одно слово, и она снова расплачется. Наверное.
Кирилл
Вот на тумбочке лежат. Киваю на лежащую на самом виду пачку.
Ленка прекрасно понимает, что мама меня во все щели отымеет, если узнает, что я даю сигареты сестре. Понимает, зараза, но когда бы это она о других думала. Да никогда она не думает о других. Вся, наверное, в меня пошла.
Лена закуривает, кладет пачку на подоконник и садится на тумбочку. Сидит.
Потом смотрит на меня. Куда-то на мою шею, а не в глаза. Говорит: Прости меня, пожалуйста.
Ты на курсы записываться пойдешь?
О, вот теперь она мне прямо в глаза смотрит. Разозлить Ленку как два пальца.
А ты когда в военкомат поедешь?!
Не твое дело.
Мама на нас пашет.
Правда? Да не может быть!
Ты все равно нифига не учишься.
Лен? Ты сюда покурить пришла? Вот и кури. Хватит до меня докапываться.
Она встает, подходит и обнимает меня. Я съезжу. Прямо в понедельник. Хорошо?
Ей и правда придется это сделать. Оплатить курсы еще куда ни шло, но поступать сестренке придется на бюджетный. Мама все равно не потянет платить за обучение. Ленка в курсе, но мы похожи. Знаем, но ничего не делаем. Глупо это все, но принять какое-то решение для нас с Ленкой смерти подобно. Так и будем тянуть до последнего.
Ты меня простил? Спрашивает Лена мне в ухо.
Да, говорю. Отойди уже. Инцест штука серьезная, ты не доросла еще.
Фу! Она отходит, потом говорит. По привычке. Дурак.
Фашистка.
Ма накрывает на стол без нас. Лена подрывается в последний момент, но к этому времени Ма уже все сделала сама, и на лице у нее выражение безразлично-смиренное. А эти ее морщины и морщинки как будто все наши с Ленкой проступки. Наверное, она давно перестала на нас надеяться. Я работаю, но для этого приходится иногда прогуливать институт. И, наверное, меня скоро выгонят. И сначала меня выгонят с учебы
Часов в шесть приходят не только обещанные бабушка и тетя Катя, а почти весь клан Хмелевских. Обалдеть можно. Ленка держится подальше от старших братьев (двоюродных) и их жен ждет, пока пить начнем. Тогда ее отпустит, и она сможет со всеми нормально общаться. Некоторые думают, что у меня странная сестра, но я-то ее знаю. Она не сразу вливается в компанию, это да. Нет у нее этого. Но в принципе она нормальная, и я знаю, что Ленке не обязательно пить, чтобы веселиться. Но это с теми, с кем она постоянно общается. А братьев наших мы не то чтобы часто видим, к тому же, им обоим уже по тридцатнику. Так что я понимаю, что маленькой сопле с ними легче, когда она выпьет.
Все рассаживаются, мама с бабушкой еще делают что-то на кухне, тетя Катя рассказывает Ленке про то, как она съездила в Сергиев Посад, а мы с братьями идем на балкон покурить. Это те люди, которые никогда не спросят меня про военкомат, за что большое им спасибо. Когда мы возвращаемся, Лена и тетя уже говорят на повышенных тонах они всегда по поводу религии спорят. Тетя говорит, что Лена сама со временем ко всему придет, к Богу, то есть, а Лена (господи, ну зачем она спорит?) с пеной у рта доказывает, что вера и религия разные вещи.
И та и другая от кого-то явно наслушались, но если Ленку еще можно в какую-нибудь секцию восточных единоборств записать, чтобы у нее мозги проветрились, то тетю уже поздно.
Серьезно, я думаю, что восточные единоборства это для духовного роста очень полезно. Как ты можешь о чем-то судить, когда ты барахло, и даже толком не знаешь, на что способно твое тело. Кто-то, может, Сиддхартха, сказал, что ты это то, о чем ты думаешь. А мы всякий мусор по телеку обычно смотрим, думаем как калеки, эмоциональные и интеллектуальные инвалиды. А единоборства там же все очень тесно с духовными исканиями связано. Я бы и сам записался, если бы у меня было больше времени. И денег.