Не знаю, мама, грустно ответил я, сейчас мне кажется по-другому.
Не хочешь рассказать? спросила она.
Извини, но пока мне трудно об этом говорить, ответил я.
Моя мама была мудрая женщина, она не стала ничего выпытывать, мы просто стояли, обнявшись, она гладила меня по голове, и от этого мне становилось значительно легче.
***
Я смотрел на себя с высоты прожитых лет и видел, насколько же я был наивен тогда, насколько самолюбив и эгоистичен. Оказавшись в странном месте, в преддверии чего-то нового, я всё увидел по-другому. Здесь не было ничего, что требовало сравнения, здесь не было и не могло быть компромиссов, и всё являлось тем, чем было на самом деле.
Я видел, как я неуверенно продвигался вперёд жалея себя, ругая в душе своих друзей, не понимая тогда, что они ни в чём не виноваты. Они, так же как и я сам, пытались жить, принимали решения, совершали поступки. Делали это в соответствии со своими, им одним понятными правилами. Пытались двигаться дальше в своём собственном направлении, и никто из них не ставил цели мне навредить. Всё, что происходило со мной тогда, было следствием череды моих собственных неправильных действий.
То, что я ушёл из спорта безвозвратно, было моим выбором моим, и ничьим больше.
Там я этого не понимал.
Там я ещё не знал, что по-другому и не бывает.
Никто и ничего с нами не делает мало того, и не может сделать, пока мы сами не позволим это.
Мы отдаём себя на откуп случайностям и обстоятельствам только тогда, когда не можем позволить себе быть независимыми, когда не можем взять на себя ответственность, которая при этом неизбежно возникает, и прежде всего перед самими собой. Это трудно и страшно плыть по течению намного легче. Сопротивляясь обстоятельствам, приходится принимать решения, делать выбор, менять что-то в себе и вне себя при этом потери неизбежны. Если выбор окажется неудачным, можно потерять всё и остаться ни с чем. Но если выбор окажется правильным, а решимости и сил хватит, награда может превысить любые потери. Жизнь неизбежно наполнится снова, и она окажется наполнена так, как нужно тебе.
Тогда я этого понять не мог, у меня не было для этого нужного опыта. В отчаянье жалел себя, злился на кого-то, самолюбие не позволяло взглянуть на ситуацию с другой стороны. На самом деле вариантов развития событий было несколько.
Тот разговор с Иваном Трофимовичем был намного более эмоциональным, чем конструктивным. Мой тренер много лет назад перестал верить в себя, был слаб и подвержен обстоятельствам. В момент разговора это его состояние было на максимуме, и он почти не контролировал себя.
То, что случилось тогда в зале, напугало его. Это событие могло изменить привычный уклад его жизни, а он не хотел перемен, боялся их. Не ожидая от жизни ничего хорошего, он считал, что перемены только к худшему.
Я видел, что если бы я смог тогда преодолеть себя, отбросить глупые обиды и самолюбие, если бы я смог тогда вернуться, то всё дальнейшее могло бы сложиться по-другому.
А вот могло ли?
Не слишком ли я самоуверен?
Способен ли человек управлять своей судьбой?
Я задавал себе эти вопросы и видел, что да пусть в пределах отпущенных ему возможностей, но всё-таки да.
Я видел, что у меня была как минимум ещё одна возможность.
Она могла быть использована до начала июня 1981 года.
Дальше такой возможности не существовало.
Если бы я справился с собой в пределах этого времени, то всё достаточно легко могло бы вернуться в привычное русло, а я мог бы двигаться дальше, не меняя направления.
Но я сам не знал тогда, что нужно мне. Я одинаково хотел уйти и остаться. Уйти оказалось проще, и я отправился дальше по пути наименьшего сопротивления.
Правильно ли я поступил тогда?
Здесь, на краю своей жизни, это было невозможно понять. Здесь всё было равнозначно и не поддавалось сравнению, но зато именно здесь я мог видеть, что могло бы случиться, если бы я поступил иначе.
Потерянная возможность
Полностью восстановившись после болезни, я вернулся на базу. Прошёл в кабинет тренера. Иван Трофимович удивлённо взглянул на меня и как-то неуверенно спросил:
Володя, мне кажется, мы уже всё с тобой решили?
Вот, Иван Трофимович, заглянул на минутку, ответил я. Исчезнуть совсем никак не получается. Или мне лучше уйти?
Что ты, что ты, кто ж тебя гонит, проходи, присаживайся, ещё более неуверенно ответил он. Рассказывай, что ты, как?
Рассказывать в принципе нечего, сказал я. Был у доктора, сегодня он снял с меня все ограничения. Выздоровел и могу продолжать тренировки. Форму, конечно, за время болезни потерял, но думаю, что это вполне восполнимо.
Володя, мне очень жаль, что с тобой приключились все эти неприятности, но я же объяснил тебе свою позицию, ответил он. Я не могу допустить тебя до тренировок.
Иван Трофимович, ответил я, я вас прекрасно понимаю, но сезон уже кончился. Какие тренировки? Пробежки в парке и работа в зале на станке.
Помнишь, что было в последний раз, когда ты крутил на станке? спросил он. Если это повторится, да ещё в присутствии ребят
Помню, Иван Трофимович, перебил я его, вы правы, рисковать не стоит. Работа в зале отменяется. Но и вы должны меня понять, вы же всю жизнь в спорте невозможно мгновенно бросить то, что стало частью тебя.
Спорт мой образ жизни, и мне необходимо тренироваться. Неважно как, неважно где, но мне необходимы нагрузки. Здесь моя секция, команда, я привык приходить сюда. Боитесь пускать меня на станок ладно. Давайте я буду просто приходить на пробежки и тренироваться с ребятами в парке.
А что я скажу остальным? спросил тренер.
А что нужно говорить? не поняв вопроса, переспросил я.
Что я скажу ребятам, когда они перейдут после пробежки тренироваться в зал, а ты нет?
Иван Трофимович, всё просто, ответил я. Сказать можно что угодно. Например, что после болезни я восстановился не полностью, нагрузки мне разрешены, бегать могу без ограничений, а вот велосипед пока противопоказан, что у меня травма ноги, что-то с суставом, и мне запрещены круговые движения. Скажите, что это, возможно, никогда не пройдёт, тогда и вам, и им будет легче. Никто не предложит мне сесть на велосипед, а ребята перестанут видеть во мне соперника.
Тренер задумался. Он прокручивал в голове предложенную схему, пытаясь найти в ней что-то потенциально опасное для себя. Риски, конечно, были. Я мог по-тихому пробраться в зал, сесть на станок и. Но я сказал тренеру, что не стану этого делать, а мы всегда доверяли друг другу, и причин менять эти отношения не было.
Ладно, Володя, приходи, наконец решился он. Но давай сразу договоримся: до первого инцидента, даже до первого намёка на инцидент.
Спасибо, Иван Трофимович, ответил я.
Всё повторилось, круг замкнулся, тренер снова, как и много лет тому назад, сделал то, что было нужно мне.
Я мог приходить на тренировки, совершать пробежки в парке. Теперь я мог делать это беспрепятственно. Я знал, что там, в его глубине, есть тайные тропы. Их в определённый момент и поймав особое состояние можно найти. Я надеялся, что когда-нибудь они приведут меня к хрустальному свету к чуду, до которого я в прошлый раз так и не добрался. «Ничего, думал я, в следующий раз обязательно получится, и для этого не обязательно нужен велосипед».
Всё снова встало на свои места. Мама, как всегда, оказалась права.
В этом мире нет ничего, что было бы невозможно исправить, говорила она.
Я тренировался со своей командой. Каждая тренировка начиналась в парке десять километров интенсивного бега по извилистым дорожкам. Затем ребята отправлялись в зал, а я оставался и продолжал свой бег, ускоряясь и замедляясь, давая разные нагрузки, пытаясь вернуть свою прежнюю физическую форму.
Постепенно ребята из команды перестали относиться ко мне всерьёз. Нет, они не стали относиться ко мне хуже, я по-прежнему был для них свой. Годы совместных тренировок просто так со счетов не спишешь, но что-то менялось.
Не знаю, что им сказал про меня Иван Трофимович, но они решили, что велоспорт для меня закрыт навсегда, и я перестал быть для них полноценным членом команды, но, к счастью, товарищем всё ещё оставался. Это, как предполагал я, как догадывался тренер, долго продлиться не могло.
Спорт это тяжёлый труд, и они работали, выполняя серьёзную программу. У меня такой программы не было, я просто бегал с ними в парке, иными словами, путался под ногами. Они, тренировались профессионально, я же, по их мнению, был просто любителем, который, тренируясь с ними, развлекается ради собственного удовольствия и может бросить всё в любой момент, как только это ему надоест.