Добровольцев не нашлось, мы в нерешительности переминались с ноги на ногу. Никто из нас раньше не видел таких станков. Каждый из нас боялся оказаться первым среди неудачников, не прошедших это испытание.
Ну что ж, сказал тренер, раз никто не может решиться, будем проходить это испытание по порядку, а порядок мы сейчас определим. Ребята, строимся по росту.
И он вытянул в сторону руку, задавая направление.
В шеренгу по одному становись! громко крикнул он.
Мы засуетились, пытаясь определить, кто и за кем должен встать трудно понять, кто выше, а кто ниже, находясь, рядом друг с другом. Наконец наши перемещения прекратились и мы кое-как построились. Тренер вышел на середину зала, оглядел нас, подровнял строй, переставил местами нескольких ребят.
Ну вот, теперь есть некое подобие порядка, сказал Иван Трофимович. А первым будет проходить это испытание Володя, и он указал на меня. На его примере я покажу, что и как нужно делать. Володя, иди сюда, позвал тренер.
Я этого не ожидал и испугался всегда страшно делать что-то в первый раз, особенно на виду у всех, не имея уверенности в успехе. Я очень боялся не справиться, боялся, что не смогу пройти это испытание, что мне придётся покинуть секцию, забыть про спорт, которым я очень хотел заниматься. Уйти первым, пережив позор, под ехидный смех ребят, что стояли передо мной и смотрели на меня во все глаза, ожидая моего провала. Представить такое было страшнее собственного страха, и я попытался взять себя в руки.
Не волнуйся, Володя, сказал тренер, я тебе помогу. Ты ведь умеешь кататься на велосипеде? А здесь то же самое, просто нужно не думать, что велосипед стоит на роликах, и всё становится очень легко.
Он пододвинул к крайнему станку маленькую тумбу.
Взял велосипед, стоящий у стены. Взглянул на меня и, определив мой рост, отрегулировал по высоте седло. Затем поставил велосипед на станок.
Ну что, Володя, готов? Давай пробовать, сказал он. Садись на велосипед, не волнуйся, я тебя придержу.
Я встал на тумбу и уселся на велосипед. Тренер придерживал его за седло.
Поехали, педали крути плавно, резко не гони, нужно сначала немного привыкнуть, давал он указания.
Я слышал его словно издалека, очень волновался, пытаясь, делать так, как он говорит, но получалось плохо. Переднее колесо болталось из стороны в сторону и могло в любой момент слететь с передних роликов, я же из последних сил пытался его удержать тренер всё ещё придерживал велосипед.
Возьми себя в руки, расслабься, командовал он, и прибавь оборотов.
Я стал крутить педали быстрей, переднее колесо успокоилось я почувствовал равновесие, а вместе с тем и уверенность. У меня стало получаться.
Тренер отошёл в сторону, но мне было уже всё равно.
Я крутил педали велосипеда, увеличивая обороты. Это оказалось и правда легко и вместе с тем удивительно. Я крутил и крутил эти педали и не хотел останавливаться.
Достаточно, Володя, сказал тренер, тормози, тренироваться будем в следующий раз, другим ребятам тоже нужно попробовать.
Я нехотя остановился и слез с велосипеда.
Молодец, сказал он, нормально прошёл испытание, добро пожаловать в секцию.
Дальше всё закрутилось, как на этом станке, в калейдоскопе дней.
Время перестало быть длинным, течение жизни ускорилось, и я, подхваченный этим течением, на своём велосипеде устремился вперёд.
Тренировки, учёба, соревнования, снова тренировки.
Мне пришлось привыкать к новому ритму.
Тренер оказался прав: физически я не был готов и отставал от ребят, часто мне приходилось плестись в хвосте.
Но я, как верно заметил Иван Трофимович, был упорен и не собирался сдаваться. Примерно за шесть месяцев каторжного труда я стал значительно сильней и смог в этом плане догнать многих ребят из нашей команды. Я не стал лучшим и предполагал, что, скорее всего, никогда лучшим не стану, но это и не было для меня сверхзадачей. Я достиг состояния, при котором мог уверенно двигаться вперёд и получать от этого удовольствие.
Спорт стал для меня образом жизни. Тогда я этого не понимал просто жил, тренировался, учился и стремительно продвигался, к неявной, на тот момент, для меня цели.
Всё так и шло целых пять лет, до тех самых пор, когда
***
Смена! крикнул я своему другу Сашке и сместился левее, пропуская его вперёд.
***
Смена! крикнул я своему другу Сашке и сместился левее, пропуская его вперёд.
Мы участвовали в групповой командной гонке на 50 километров. Гонка подходила к концу. Мы были последними из своей команды, у кого оставался небольшой шанс добраться до финиша в первой десятке, все остальные отстали.
Сил почти не осталось, мы пытались удержаться за группой лидеров из шести человек, маячившей перед нами метрах в тридцати, но разрыв постепенно увеличивался.
За нами, метрах в ста, догоняя нас, двигалась группа из десяти человек. Впереди начинался крутой подъём на холм, а за ним несколько километров дистанции до финиша. Догнать кого-либо было для нас уже нереально. Мы старались как можно меньше отстать от лидеров и не позволить группе, наступающей нам на пятки, нас догнать, но и это было для нас почти непосильной задачей.
Смена! крикнул мой друг, и на этот раз я выдвинулся вперёд, закрывая Сашку от ветра.
Вот и подъём; я переключился на пониженную передачу и прибавил оборотов, то же самое сделал и мой друг.
Солнце, лёгкий ветер, шуршание шин и невероятная бесконечная усталость вот и всё, что мы ощущали в тот момент. Вся вселенная сузилась для нас до нескольких десятков метров разогретого солнцем асфальта.
Я понял, что не могу удерживать прежний ритм, собрался крикнуть об этом своему другу и попросить смену.
Крикнуть я не успел.
Внезапно всё для меня изменилось.
Мир, окружающий меня, застыл, словно уснул. Ветер, сопротивляясь которому я двигался вперёд, исчез. Звуки, заполняющие всё вокруг, стихли. Даже солнце стало менее ярким. Это казалось странным, словно я преодолел невидимую черту, за которой всё, что окружало меня, стало другим. Вместе с тем я ощутил каждой клеткой своего тела пространство, окружающее меня, слился с ним, стал его частью, видел все его составляющие одновременно склон холма с его серпантином дороги, группу лидеров, постепенно удаляющуюся от нас, своего друга, едущего за мной, крутящего педали в каком-то замедленном ритме, ребят догоняющих нас. На мгновение мне показалось невозможное я увидел за склоном холма, в нескольких километрах впереди, линию финиша с группой людей, ожидающих окончания гонки.
И ещё
Усталости больше не было я перестал её чувствовать.
Держись, Сашка, крикнул я и, привстав с седла, резко прибавил оборотов.
Дорога устремилась мне навстречу. Несколько минут и я догнал лидирующую группу, а ещё через минуту оказался первым. Въехал на вершину холма и оглянулся назад.
Мой друг безнадёжно отстал. «Ничего не поделаешь гонка есть гонка», подумал я и прибавил ещё.
На противоположном склоне холма дорога пошла под уклон, и моя скорость значительно возросла. Деревья, стоящие на обочине, стали неразличимы, слились в один зелёный поток. Это был фон, и он не имел для меня значения, всё моё внимание забирала гонка. Оставалось несколько километров; я лидировал, и у меня были все шансы на победу первую свою победу за пять лет занятий этим спортом.
Вот и последний поворот.
Я стремительно преодолел и его.
Впереди показался портал, сквозь который мне предстояло проехать пересечь линию финиша, находящуюся под ним.
Там, за линией, меня ждала пёстрая толпа возбуждённых людей, среди которых, я знал, был и мой тренер человек, который пять лет назад поверил в меня, который надеялся на мою победу.
Игнорировать это я не мог.
Я должен был победить.
И я прибавил ещё.
Оставалось проехать не более трёхсот метров, когда снова всё изменилось.
Мир, окружающий меня, проснулся. Взорвался какофонией звуков шуршание шин, скрип шестерёнок велосипеда, голоса, несущиеся ко мне от линии финиша, что-то орущие, пытающиеся подбодрить громкие, разрывающие барабанные перепонки звуки, сводящие с ума.
На небе вспыхнуло солнце ослепило, мешая глядеть вперёд, заставляя зажмуриться, спасая глаза, оставив только тоненькие щели между век, чтобы хоть что-то видеть.
Ветер, вырвавшись из заточения, взбесившись, бил в лицо, тормозя, не пуская, стараясь остановить.
Подло и неожиданно навалилась усталость безумная, невероятная, намного сильней, чем до моего рывка, такую я не испытывал ещё никогда. Мышцы пронзала боль, кружилась голова. Тело почти не слушалось, и я держался из последних сил, опустив голову, контролируя только равновесие. Крутить педали я перестал, даже мысль о движении стала мне неприятна. Я знал: стоит мне приложить малейшее усилие, стоит только пошевелиться это будет последнее, что я смогу сделать.