Тут глаза Ипатия загорались, он покрепче надвигал на лоб старую форменную фуражку, повторял все сначала. Рассказ завершался обычно одним и тем же.
Николай Николаевич Раевский командир Нижегородского драгунского полка (17931796).
Вот в энтот самый момент он меня как раз и ударил в энто самое плечо. Тут я упал и более ничего не помню
Ипатий замолкал после этого надолго. А некоторое время спустя, вдруг, предлагал снова.
А хошь я еще скажу про турецкую войну?
Хотел Николенька или не хотел, Ипатий начинал вновь, и опять заканчивал историей, как его «ударили в энто самое плечо»
Но с Ипатием было интересно. Слушая его можно было сидеть часами, грызть яблоки или покусывать зубами стебелек травы. Вот и сейчас Николенька, выпрыгнув из окна, пустился в сад.
Ипатий сидел, как и прежде, на лавке у забора.
Кого принесло? Подойди ближе, не видать, прищурился старик.
Это я, дедушка, Николай.
А-а, Николай. Ну, садись, время не теряй
Ипатий подвинулся. Но Николенька на лавку садиться не стал, а опустился на траву напротив старика.
А что, дедушка, вправду говорят, что ты прежде с папенькой служил?
Бывало. Служивал
Давно?
Ох, давно, милый. Еще при светлейшем князе Потемкине. Чудное было время, и князь чудной был.
Расскажи, деда.
Да что рассказывать Память слаба стала. Хуже нету А Потемкин любил твово батюшку. Сам его в полковники произвел, сам ему и наставления давал.
Какие наставления?
А вот, пример, говорит он ему: «Слышь-ка, братец, трус ты или не трус?» «Думаю, нет», отвечает твой отец, «А даже ежели не трус, то укрепляй свою смелость частым обхождением с неприятелем». Во как!
И что?
Что-что, укрепляли На нашу долю хватило. Воевал твой отец под началом у Кутузова, знаемо, хорошего енерала. В другую войну даже наградили его шпагой, эфес золотой, а на ней нацарапано «За храбрость». Сам чистил клинок. Помню
Дед, вдруг, закрыл глаза, как будто заснул, и чуть ли не захрапел.
А еще расскажи, дедушка Ипатий
Далее рассказывать мало интересного. Времена другие и люди другие. Хлебнули и мы горя.
Как же?
На Кавказе воевали. Там как раз братец твой Александр на свет и народился, дай ему Бог здоровья. А при императоре, при Павле, всех прежних командиров стали менять на других. Тот, кто пороху не нюхал да выслужиться хотел, тот и стал командовать. И отца твоего исключили со службы. Отправились мы домой, будто ничего с нами прежде и не было. Так и сидели на домашних харчах. А я вот с тех пор с энтой самой лавки и не слазил. Стар стал, к службе не годен. Уж и помирать скоро
Не-е, дедушка, ты не помрешь.
Да ну, усмехнулся Ипатий. Как это?
Нельзя без приказа-то. Ведь батюшка в отъезде, приказать некому.
Ну, насмешил. Смерти не прикажешь Ипатий улыбнулся беззубым ртом. Тебя, чай, уж ищут. Снова Маше, няне твоей, попадет.
Я мигом назад. Прощай, дедушка
Николенька вскочил, и, что есть сил, побежал обратно. Окно было отворено, он влез на подоконник и спрыгнул на пол. Мосье Тильон заворочался на диване, открыл один глаз.
Внимательней, внимательней надо читать. И поменьше стоять да в окна глазеть.
Там кто-то приехал
Действительно, по дороге к усадьбе подъезжала коляска. Вот она остановилась, из нее вышел офицер. Он что-то сказал кучеру и стал подниматься по ступенькам к парадному входу.
Где? Кто приехал? Мосье Тильон подскочил и принялся складывать подушки. Урок на сегодня закончен.
Николенька быстренько собрал перья и книжки, и, не спрашивая разрешения, вприпрыжку побежал в залу.
Софья Алексеевна Раевская, урожденная Константинова. С картины В. Л. Боровиковского.
Матушка за столом читала бумагу. Рядом сидел приехавший важный офицер.
Ты должна ответить ему, что это никак невозможно. Что за блажь такая! сердито говорила Екатерина Алексеевна.
Не знаю, дорогая, как поступить. Но раз просит Николай Николаевич, отказать не могу
Да неужто прямо так вдруг и сорвешься? Бросишь все дела, поедешь невесть куда? Хорошо еще, хоть времена мирные наступили. Но сама знаешь, что говорят. Вон Бонапарт у самой российской границы стоит. А что, если и у нас война будет? Что тогда?
Ты должна ответить ему, что это никак невозможно. Что за блажь такая! сердито говорила Екатерина Алексеевна.
Не знаю, дорогая, как поступить. Но раз просит Николай Николаевич, отказать не могу
Да неужто прямо так вдруг и сорвешься? Бросишь все дела, поедешь невесть куда? Хорошо еще, хоть времена мирные наступили. Но сама знаешь, что говорят. Вон Бонапарт у самой российской границы стоит. А что, если и у нас война будет? Что тогда?
Не знаю, не знаю. Но ехать надо.
В залу вошел Александр. Он не слышал разговора и потому спросил:
Кто приехал, матушка?
Да вот, Саша, папенька письмо прислал. Просит приехать к нему в войска, привезти вас с Николенькой. Тебе, Александр, в полк, а Николеньку пора, говорит, приобщать к службе.
Да куда же ехать? Ты глянь, у Александра отпуск, а уж Николенька не унималась сестра.
Что же вы решили, маменька? перебил ее Александр.
Софья Алексеевна важно оглядела всех присутствующих. Рука с письмом опустилась на стол. Тихо, почти шепотом, она ответила:
Ехать
В БОЮ ПОД САЛТАНОВКОЙ
Весной 1812 года в братья Раевские выехали к западной границе России.
На самом деле, двинулись целым обозом. Матушка решила сопроводить их некоторое время. Так и ехали, впереди, в старенькой, потрепанной карете, матушка с сыновьями. Следом на повозке с багажом и провиантом дядька Ефим, назначенный присматривать за Николенькой.
Тракты длинные, от одного селенья до другого добираться долго, оттого и взяли с собой всяческую поклажу.
Карета висит на мягких рессорах, и когда, особенно под гору, она разгоняется, то качается во все стороны и подпрыгивает, словно мячик. Колеса у кареты громадные, поворачиваются медленно и слегка поскрипывают.
На козлах сидит Сидорка. Когда настает длительная стоянка, он не спеша выпрягает свою двойку. Лошади чистокровной вятской породы подобраны одна к другой, так, что и не отличишь. Пышные гривы и черные хвосты их свисают чуть ли не до самой земли. Сидорка очень гордился своей упряжью. «Вятки» определены были для прохождения службы вместе с Николенькой и Александром.
После ночевки собирались в дорогу быстро. Сидорка уже сидит готовый, держа поводья. Лошади, отдохнув, грызут удила в возбуждении, перебирают ногами, но карета стоит на месте как вкопанная. Сидорка сдерживает их окриком.
Наконец все рассаживаются по местам.
Ну, давай, пошел! командует Сидорка, взмахивая поводьями.
Лошади срываются с места.