Потустороннее. Мистические рассказы - Елена Гвозденко 2 стр.


Чем тогда Анька притянула? Погуляли и все, но нет же, прилипла как жвачка на джинсы. Сняла квартиру, с прежней ему пришлось съехать. Разумеется  скромную. Пошла работать, институт свой забросила. Он тоже перебивался случайными подработками, но содержала, конечно, она. К слову, плохо содержала. Он ей сразу сказал, что никакого брака, ничего серьезного. Вцепилась Мамаша ее истеричная приезжала несколько раз, скандалы устраивала. Анька потом несколько дней сама не своя ходила. Жалко ее. А когда она сказала, что у них будет ребенок, он впервые ее ударил. И еще, еще. Целился по животу, что врать? Надоело ему по углам, привык уже к Анькиным борщам. Ребенок все менял.


Две недели домой не приходил, а как вернулся, Аньку не узнал  постарела, подурнела. Вроде похудела, а еще страшнее стала. А тут узнал, что прервать нельзя, поздно уже. Вот тогда и сорвался, бил люто. Так на ней же как на собаке Через неделю лучше стало, на работу пошла. Так и работала до самых родов. В роддом увезли, он пошел свободу отмечать. Встретил Эвелину Леонидовну. Это был шанс! Откуда он знал, что труп Аньки и ребенка надо забирать из больницы? Он вообще про Аньку хотел забыть, симку сменил. Как его несостоявшаяся теща нашла? Такой разгром в доме Эвелины устроила, мама дорогая! Эвелина, разумеется, включила женскую солидарность. Вернулся домой, а там ни работы, ни богатых баб. А тут еще и мать узнала и выгнала.


 Представляешь, Олег, сына родного выгнала. А я  один у нее. Хорошо работа в столице подвернулась.


Олег слушал молча, лишь желваки выдавали волнение.


А полгода назад получил письмо по электронке. Открыл  вроде Анька пишет. Я думал, шутит кто-то. Письма стали приходить регулярно. И смс. Просил одного знатока посмотреть, говорит, что не может вычислить адресата, хитрая схема какая-то. И все полгода каждый день пишет, будто и не умирала. И самое страшное  про ребенка рассказывает. А однажды позвонила Детский плач теперь снится.


 В понедельник, говоришь. Так вот знай, это я буду твоим палачом, гаденыш. Я ее брат, это из-за тебя Анька умерла. И Анька, и сын.


 Брат Но она же говорила, что одна


 А ты интересовался? Тебя вообще что-нибудь интересует, кроме собственной персоны?


 Так это ты пишешь?


 Нет, не я,  голос Олега раздваивался, множился. Казалось, целый хор доносится издалека.


 Но кто?


 Аня, Аня, Аня


 Нет,  Сергей подскочил,  не будет, по-вашему! Не умру я в понедельник,  донеслось уже из коридора.


У входа в общежитие под нелепо согнутой фигурой растекалась лужа крови. Пожилой водитель плакал, куда-то звонил и подходил к каждому с одной-единственной фразой:


 Он сам, я не виноват, выскочил под колеса


 По-моему, это Сергей из 308 комнаты,  девушка склонилась над телом.  Смотрите, мобильник отлетел.


Она подобрала телефон и тут же экран зажегся от полученного смс.


 Смотрите, какая-то Аня: «Теперь вижу, что соскучился»

Проклятие Репина

Как же душно, надо приказать, чтобы топили меньше. Кровавые отблески все ближе, ближе, нечем дышать, скорее на воздух, утопить в морозной терпкости, что не уничтожить. Опять эта ухмылка, она повсюду: мелькнет из-под треуха извозчика, выскочит вдруг на глупом лице кухарки  повсюду, не спрятаться, не убежать. Начнешь писать, кисти сами выводят. А соглашаться нельзя, без того слава рокового портретиста. Только не Столыпина, прощу ли себя? Да и молва, припомнят все разговоры дружеские, письмо Эварницкому, в котором ругал правительство и премьера. Оршар на днях уговаривал, мол, напишите, раз так просят, иначе от этого тирана не избавиться. А противостоять все труднее  душит, ухмыляется


***


Ноябрьский ветер расплетал косы почерневших ветвей, выметал с обледеневшего асфальта городской мусор, щедро осыпая припозднившихся прохожих. Быстрее к свету центральных улиц, в уютное нутро редких маршруток. Эх, написать бы этот вечер, это бегство от холода, это погружение в себя. Ноги скользят, того и гляди, упадешь, а тут еще чудик этот.

 Ромус, ну, правда, я договорился. Только представь, медитация рядом с таким сгустком энергии!

 Тим, как ты себе это представляешь? Допустим, охранник  свой человек, но камеры, там же всюду камеры.

 Ромус, ну, правда, я договорился. Только представь, медитация рядом с таким сгустком энергии!

 Тим, как ты себе это представляешь? Допустим, охранник  свой человек, но камеры, там же всюду камеры.

 Все под контролем, не зря же все лето в реставрационной мастерской вкалывал. Все отключат и подкрутят, да нам с тобой не так много времени и надо, пару часов, не больше.


Роман, как и многие будущие художники, увлекся Нью Эйджем еще на первом курсе. Медитации, психоделические практики, состояния измененного сознания рождали новые, яркие образы, приближали к любимому сюрреализму.


 Только представь,  не унимался высокий сутулый Тимофей, подставляя худое лицо под потоки ледяного воздуха. В тощей бородке запутался пожухлый лист.

«Не холодно ему что ли? А глаза-то, глаза, какое интересное освещение, кажется, что не отражение фонаря, а свет, идущий изнутри. Написать бы».


 А почему обязательно сегодня? Я с Марфушей договорился,  Роман остановился.

 Какая Марфуша, я тебя умоляю. Ре-пин! Портрет Столыпина! Тот самый, между прочим, роковой.

 Ага, и два ненормальных, распевающих мантры в музейном зале.

 Ну как знаешь, я один пойду,  Тимофей, наконец, отпустил рукав приятеля и решительно направился к остановке.

 Стой, Дали недоделанный, Марфуша подождет.


***

Какой взгляд у Петра Аркадьевича, сколько твердости, уверенности, какое погружение в себя. Рука, давящая любое проявление вольного духа. Надо перестать видеть в нем политика, понять человека. Эти фатальные портьеры, кровавые, будто пожар, стихия революции. Сидит, а за его спиной все полыхает


***

«Как же душно, надо открыть окно»,  Роман нехотя оторвался от мольберта. Город, расцвеченный новогодними гирляндами, лишь на мгновение отвлек молодого художника. Второй месяц он не выходил из своей комнаты, второй месяц его кисти не знали отдыха. С той самой ночи в музее, когда тело, расслабленное долгим трансом, прошила невыносимая боль. Ему показалось, что лицо Петра Столыпина отделилось от портрета и нависло над ним, ухмыляясь. Наутро, вернувшись в свою квартиру, он уничтожил все свои работы и надолго застыл перед белым холстом. Когда он, наконец, решился взять кисти, неведомая сила подхватила его руку. Цвета, композиция, сюжетное решение  все это было гениально. И какое ему дело до звонков из училища? Какое дело до глупого Тимофея, второй месяц запертого в психиатрической клинике? Есть только он и эти новые, рвущиеся в реальность образы!


***

Вернувшиеся с новогодних каникул однокурсники решили навестить затворника. Они не сразу узнали в поседевшем высохшем старике былого приятеля, но настоящий ужас испытали, когда трясущаяся рука сдернула покрывало с мольберта. Океаны крови заливали раздробленную, почерневшую Землю


***

Нью Эйдж («новая эра»)  субкультура, основанная на совокупности различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического характера.


Илья Репин закончил портрет Петра Столыпина в 1910 году, незадолго до гибели политика. Множество мистических слухов сопровождало творчество великого живописца. «Когда Репин писал мой портрет, я в шутку сказал ему, что, будь я чуть-чуть суевернее, ни за что не решился бы позировать ему, потому что в его портретах таится зловещая сила: почти всякий, кого он напишет, в ближайшие же дни умирает. Написал Мусоргского  Мусоргский тотчас же умер. Написал Писемского  Писемский умер. А Пирогов? А Мерси д'Аржанто? И чуть только он захотел написать для Третьякова портрет Тютчева, Тютчев в том же месяце заболел и вскоре скончался»,  вспоминал писатель Корней Чуковский.

Вестница

Почему его взгляд выхватил из толпы, прогуливающейся по перрону, именно ее? Если бы знал тогда, если бы догадывался, он до самого дома не открывал бы глаз! Душное пространство плацкартного вагона, пропитанного запахами чужих тел, прокисшего пива и несвежей еды, делало поездку невыносимой. Связь постоянно пропадала. Единственное развлечение  пейзаж за окном. Он проклинал шефа, отправившего в командировку в конце августа, когда билетов в приличные поезда не достать. Теперь он возвращается на каком-то ползущем недоумении, которое останавливается на каждой платформе.


С интересом рассматривал маленькие станции, строения вековой давности, торговок, бегущих по платформе с яблоками-сливами, пирожками и картошкой. С удивлением отмечал, что у киосков, торгующих газетами и журналами, многолюдно. И девушку эту заметил именно у такого киоска. Гибкая стройная фигурка в алом платье, россыпь угольных волос. Черное на красном. Она что-то рассматривала за стеклянной витриной, какой-то журнал, грациозно изогнув спину. Потом распрямилась с грацией кошки и обернулась. От взгляда темных глаз стало не по себе. И грязное вагонное стекло не спасало. Казалось, взгляд пробирается внутрь, и от этого становится так холодно, стыло. Он чувствовал, как волоски на его коже стали жесткими, упругими, чувствовал бег мурашек. Девушка улыбнулась, и холодная испарина покрыла лоб. Поезд дернулся  раз, другой, и состав нехотя покинул станцию.

Назад Дальше