У нас содержатся опасные больные, напоминал он персоналу на летучках, убийцы, пироманы, как Брунс, осужденные на принудительное лечение люди, отделение считалось госпиталем для криминальных пациентов и находилось под полицейской охраной.
В кабинетах врачей не завели американской новинки, кондиционеров, однако здесь стояли электрические вентиляторы. Больные в коридор не допускались, доктора могли открывать окна.
Еще с довоенных времен, когда он был молодым ординатором, заведующий любил разбираться с делами не на столе, а устроившись на подоконнике:
Доктор фон Рабе считал, что такое не красит врача, он помнил надменный голос покойного коллеги, однако сейчас новое время, заведующий начал медицинскую карьеру в центрах, где умерщвляли неполноценное население, как называли нацисты душевнобольных людей:
Надо было так сделать и с евреями, он потер подбородок, какая-то медсестра в Берлине в начале тридцатых годов взяла на себя миссию очистки города от враждебной арийцам расы. По крайней мере, ее адвокат утверждал именно так, но убивала она не только евреев, что было неразумно с ее стороны
Заведующий не помнил имени преступницы, но помнил, что ее не казнили:
Адвокаты ее отстояли, но ее вина была только в том, что она обворовывала жертв. От стариков надо избавляться так же, как от умственно неполноценных. Они только объедают трудоспособное население
Не попав в армию из-за плоскостопия, заведующий остался тыловым врачом и не работал в лагерях. Программа эвтаназии негласно продолжалась и во время войны, но таких медиков не судили:
Мы все равно не смогли бы таким образом избавиться от евреев, вздохнул врач, лекарства дороги и трудно организовать массовый процесс умерщвления, он считал, что коллеги из медицинских частей СС пострадали безвинно:
Студентам надо учиться, доктор пожимал плечами, раньше это были приговоренные к смертной казни, но их на всех не хватало. Все, что делают врачи, делается для блага человечества
По его мнению, от смерти пациентки Брунс человечество бы нисколько не пострадало. Доктор сам с удовольствием сделал бы ей финальную, как говорили в нацистские времена, инъекцию.
Положив на колени пухлую историю болезни, он дымил сигаретой в распахнутое окно. Университетский парк здесь был пустынным. Студенты не добирались до небольшого озерца, на берегу которого стояла психиатрическая клиника.
Врач рассматривал хмурое лицо Брунс на недавно сделанной фотографии. В прошлом году пациентке исполнился двадцать один год. Полиция и отдел по делам несовершеннолетних несколько месяцев вели оживленную переписку, обсуждая перевод Брунс в другую психиатрическую клинику:
Хватит ее здесь держать, доктор неприязненно взглянул в мрачные глаза сумасшедшей, она взрослая, незачем с ней носиться. Пусть едет в другое место клеить коробочки
До двадцати одного года Брунс состояла на попечении отдела по делам несовершеннолетних земли Шлезвиг-Гольштейн, где пациентка и совершила преступление:
Ее передали под опеку Гамбурга, потому что в тех краях нет госпиталей для осужденных преступников, переписка инстанций занимала добрую половину папки, а теперь она отправляется в Киль, по недавнему решению суда Брунс переводили в обыкновенную психиатрическую больницу:
Тоже пожизненно, усмехнулся заведующий, консилиум может рекомендовать ее выписку, но такого никогда не случится
Брунс была замкнутой и уклонялась от терапевтических бесед с лечащим врачом. Пациентку часто ловили прячущей таблетки:
Медсестра от нее не отходит, пока она все не выпьет, пироманке выписали впечатляющий набор лекарств, но, честно говоря, это бесполезно
Заведующий считал Брунс безнадежной. Девушка проявляла аутоагрессию и отказывалась от пищи. В истории болезни имелось решение суда о необходимости принудительного кормления. Кроме пиромании, Брунс славилась ненавистью к радио и телевизору:
У нее подростковая шизофрения, то есть теперь взрослая, хмыкнул врач, она слышит голоса и у нее галлюцинации, девушка настаивала, что пожар, убивший ее семью, начала не она, а неизвестная женщина в черном плаще и маске:
У нее случилось острое начало психоза, зевнул заведующий, женщина ей привиделась, а голос велел ей поджечь ферму, что она и сделала, фото истощенной Брунс в сером госпитальном халате напомнили ему снимки заключенных в концлагерях:
У нее случилось острое начало психоза, зевнул заведующий, женщина ей привиделась, а голос велел ей поджечь ферму, что она и сделала, фото истощенной Брунс в сером госпитальном халате напомнили ему снимки заключенных в концлагерях:
В Аушвице вели очень интересные работы по шизофрении, пожалел доктор, но весь тамошний научный материал пропал
Брунс не знала о переводе, однако заведующий и не собирался ставить пациентку в известность об изменениях в ее будущем:
Какая ей разница, машина приходила за Брунс через несколько дней, она, как обычно, просипит что-то неразборчивое, пациентка страдала психогенным мутизмом.
Отоларингологи, осматривавшие ее, утверждали, что с голосовыми связками у девушки все в порядке:
Она временно потеряла голос, наглотавшись дыма на пожаре, врач захлопнул папку, однако физически она оправилась. Ее мутизм только у нее в голове, а голова у нее непоправимо больна
Легко, словно юноша, соскочив с подоконника, врач сверился с календарем. Через пятнадцать минут он встречал в вестибюле отделения шведскую гостью, госпожу Кампе. Об экскурсии попросил главный врач большого психиатрического госпиталя:
Разумеется, не преступая судебных ограничений на общение пациентов, добавил по телефону коллега, но у вас есть открытые для посещения палаты, врач почесал нос:
Например, Брунс. Поведу госпожу Кампе именно к ней, сверившись с часами, он понял, что успеет выпить кофе.
Худые руки лежали на обтянутых больничными чулками острых коленях. Пояса пациенткам не позволяли. Сестра-кастелянша следила за резинками:
Слишком тугие запрещают, Магдалена смотрела в беленую стену палаты, на них кто-то когда-то повесился
Хлопок болтался вокруг истощенных ног девушки. Повеситься можно было и на чулках, но для этого требовалось остаться одной:
Здесь все на виду, на противоположной койке мерно раскачивалась соседка, за нами всегда наблюдают, двери палат днем не закрывались. Ночью больных запирали снаружи. Дежурные полицейские патрулировали коридор, заглядывая в глазки.
За два года, что они провели в одной палате, соседка Магдалены не сказала девушке ни единого слова. Магдалена не хотела думать о том, что привело женщину в охраняемую больницу:
Она все время качается, женщина иногда мычала, а я раздираю себе руки до крови, запястья Магдалены покрывала корка болячек, но нельзя идти на самоубийство, это страшный грех
После таблеток в голове Магдалены обычно царил туман, однако она помнила уроки священников в соборе и первое причастие:
Мама сшила белое платье, девушка дернула горлом, папа сделал фотографии для альбома, а Иоганн подарил мне заводную модель яхты. После обеда мы побежали на озеро и испытали ее на воде, Магдалена напомнила себе, что ее семья мертва:
Моя мать была нацистской преступницей, мой отец не был моим отцом, я прелюбодействовала со братом, из-под болячки потекла кровь, а потом он от меня отвернулся
Магдалена не могла слушать радио или смотреть маленький черно-белый телевизор отделения, настроенный на единственную западногерманскую программу.
Аппарат не выключался весь вечер. Ходячие больные после трудотерапии собирались в унылом расширении коридора. Телевизор стоял на коврике из полосок разнокалиберной ткани. Магдалена узнавала обрезки истасканного постельного белья и халатов, выдававшихся в отделении. Коврики плели на занятиях по трудотерапии, где большинство больных сидело в лекарственном ступоре:
Я тоже обычно так сижу, сегодня голова Магдалены была неожиданно ясной, но повезло, что пришла новая медсестра, девушка пока была невнимательна. В последние два дня Магдалене удавалось спрятать таблетки во рту и незаметно их выплюнуть:
Поэтому я слышу музыку, пальцы девушки зашевелились, из горла вырвался клекочущий звук, это больно, но я еще жива
Она не заглядывала на пятачок у телевизора, где толпились больные. Немецкий канал передавал выступления известных пианистов и сборные рождественские концерты. Магдалена и сама когда-то пела в таком:
Но я не могу видеть Генрика, слезы катились по лицу девушки, мне достаточно было его услышать
Пару лет назад один из врачей решил лечить больных в отделении классической музыкой. Магдалена тогда каталась по полу, зажав уши руками, отбиваясь от медсестер и санитарок: