Я медленно и неуверенно побрел вглубь зала.
Пол был кафельный. Обычные такие красно-желтые плитки, какие можно увидеть в любом общественном туалете. Здорово потертые и местами побитые.
Стены покрашены в густой зеленый цвет, но местами краска так облупилась, что под ней пятнами проступала другая, то ли бледно-розовая, то ли красная. Все это, вместе с многочисленными трещинами и непонятными отверстиями, проводами, клочками чего-то и многочисленными подтеками, сливалось в неопределенный фон типичного промышленного помещения.
Железные машины, вздымающиеся местами чуть не до потолка, такие непоколебимые и величественные, выглядели вместе с тем абсолютно заброшенными.
Заинтригованный, я подошел к одной из них. Ржавчина и грязь уже начали придавать ей какие-то новые очертания, заполняя и сглаживая собой многочисленные технологические отверстия и отдельные мелкие детали.
Ее предназначение было для меня загадкой. Что-то типа пресса. Здоровенные чугунные колеса и шестерни. Длинные рычаги, торчащие во все стороны.
Было совершенно непонятно, сколько всему этому может быть лет. Год, десять или сто. А может, и все двести. Здесь, как и в коридоре, казалось, что время не существует. Или оно имеет совершенно другую протяженность и иной смысл.
Я дотронулся до металла. Он и на ощупь оказался металлом. Хоть какая-то достоверность. Не теплый и не холодный, твердый и безразличный. Я чувствовал этот металл, чувствовал пыль на его шершавой поверхности и больше ничего.
Я присел на стоявшую рядом с виду чистую табуретку, все так же опираясь одной рукой о станок, будто боясь потерять ту связь с материей, которую я уже для себя нащупал.
Посидев так какое-то время, я попытался в который уже раз посмотреть на все это трезвым взглядом. Вытянув ноющие ноги, в наслаждении от этой приятной перемены своего положения, я пытался размышлять, логически осмысливая то, чему я стал свидетелем. И, в очередной уже раз, я осознал свою совершенную беспомощность.
Тогда я снова решил действовать. В меру своих возможностей, конечно. Пересилив себя, я встал, встряхнулся и пошел дальше обходить это царство железа. От одной нелепой технологической формы к другой.
Будь что будет, не сидеть же сиднем. В общем, здесь было даже интересно. Как в музее.
И почему я решил, что это типография?
Я находил много интересных вещей. Это были всякие мелочи вроде предметов одежды, весьма неожиданных здесь. Вроде наполовину разодранного на тряпки фрака, совсем новых пляжных шлепанцев и огромных меховых рукавиц. Попадались различного рода инструменты. От отверток и пинцетов, валяющихся где попало, до гигантских кувалд и разнообразных разводных ключей. Был даже один ржавый топор и не менее ржавый, но непомерно огромный коловорот. Он стоял, прислоненный к стене, будто появился там в один прекрасный момент, да так и оставался не тронутый столетиями.
До конца зала я так и не дошел. Сделав небольшой круг, я вернулся к давешней табуретке и снова присел отдохнуть.
Голова гудела от усталости. Никакие мысли так и не приходили, зато пришла апатия. Я почувствовал, что глаза сами собой закрываются. Еще немного, и я усну прямо здесь, на этой самой табуретке.
Но я не хотел спать прямо здесь. Во-первых, неудобно, а во-вторых, что-то в этом зале напрягало меня. Потому, кое-как поднявшись, я побрел искать место для ночлега.
И справа от лестницы, по которой я сюда спустился, заметил небольшую дверь. Я ее сразу просто не заметил. Да и лампа на потолке в этом месте, видно, перегорела, и было довольно темно.
Я подошел и просто потянул за ручку.
Дверь оказалась незапертой, несмотря на многочисленные замочные скважины, зиявшие под и над ручкой. За дверью стояла непроницаемая темнота, но справа я нащупал выключатель.
Щелкнув, загорелся неяркий, но приятный желтый свет. Комната оказалась крохотной и довольно уютной. Уж не знаю, что было здесь раньше. У стены стоял небольшой с виду мягкий диван с тумбочкой и настольной лампой в изголовье. В другом углу приткнулся небольшой холодильник, а рядом с ним узкий высокий шкаф, под завязку забитый какими-то папками и бумагами. Еще посреди комнаты стоял письменный стол и стул. Что-то типа кабинета.
Я закрыл за собой дверь и еще раз оглянулся вокруг. Справа в углу я вдруг обнаружил кирпичный камин.
Камин? Откуда здесь камин? Действительно, камин и рядом стопка дров. Совсем немного, буквально на пару растопок. Кочерга висит на гвозде.
Камин? Откуда здесь камин? Действительно, камин и рядом стопка дров. Совсем немного, буквально на пару растопок. Кочерга висит на гвозде.
Под ногами был уже не шуршащий кафель, а деревянный скрипучий паркет, здорово потрепанный, но, в общем, достаточно чистый.
Удивившись сперва камину, я вновь почувствовал смертельную усталость. И уже ни на что больше не глядя, я плюхнулся на диван.
***На этот раз снов не было точно. Да и бывают ли сны во снах? Это есть большой вопрос.
Проснулся я от непрекращающегося, надоедливого шума. Казалось, вся комната вместе с мебелью ходила ходуном. Будто где-то там внизу проходила линия метрополитена.
Хорошо, если бы это было так.
Но это был шум множества работающих механизмов. Иногда казалось, что среди лязгов, стуков, гула и рокота раздавались не то шаги, не то чьи-то голоса.
Первое время я не мог отойти от сна и осознать, что происходит вокруг. Не мог совместить вчера и сегодня.
Поэтому я не спешил вставать, мучительно долго продирая глаза. Наверное, я просто испугался спросонья. А может, просто не спешил разочаровываться.
Но бесконечно так лежать было невозможно. Я стянул с себя дырявое покрывало и сел, неуверенно глядя на закрытую дверь, из-за которой и раздавался весь этот шум.
Наконец решившись, я встал, тихонько подошел к двери и осторожно ее приоткрыл.
Звуки сразу многократно усилились. Так, что, оглушенный, я даже отпрянул назад.
Передо мной предстал все тот же зал и одновременно как будто совершенно другой.
Казалось, везде что-то двигалось. Некоторые механизмы работали. Они крутили своими огромными колесами, что-то перемещали внутри себя, прессовали и обрезали.
По всему помещению грудами валялись листки с отпечатанными текстами и непонятными графическими изображениями. Все это сопровождалось неимоверным грохотом, скрипом и лязгом. Не хватало только клубов пара да разинутых раскрасневшихся печей.
Казалось, было так много движения, что охватить взглядом все сразу я не мог. То тут, то там мне мерещились фигуры людей или их призрачные тени. Ведь за сутки тишины и забвения я впервые видел, что что-то происходит, причем прямо здесь и сейчас.
Я стал осторожно продвигаться вглубь зала, каждый раз осматривая пространства, открывающиеся за очередным аппаратом.
Вроде бы стало немного светлее. Так, будто откуда-то извне сюда проникал дневной свет. Хотя, может, мне так казалось со сна. Я до сих пор еще не проснулся окончательно.
По крайней мере, здесь что-то меняется. Я был уверен, что все это очень важно. Не то, чтобы у меня сразу появилась надежда. После вчерашнего хождения по коридорам отчаяние мое никуда не делось. Но я был более чем заинтригован. Во мне пробудился интерес. Я был далек от апатии, еще вчера посетившей меня перед сном.
Будь что будет. Только пусть что-нибудь происходит. Иначе можно сойти с ума.
Продвигаясь все дальше, я видел изменения, произошедшие здесь со вчерашнего вечера. Вещи лежали не на своих местах. Были передвинуты стулья и табуретки. Появились какие-то новые вещи.
Зрительная память быстро выявляла в общем хаосе эти незначительные изменения. Тут явно кто-то был.
И тут я увидел этого кого-то. Я увидел человека. Первого человека за сутки.
***Он сидел на стуле, за очередной работающей махиной, чем-то похожей на прокатный стан, скрючившись над какими-то бумагами.
На нем был обычный рабочий халат черного цвета, а на голове маленькая черная вязаная шапочка. Довершали одеяние никчемные серые брюки и огромные ботинки, давно не чищенные и изрядно поношенные. Все в его одежде и его позе было обычным и скрюченным, будто он сидел так каждый день из года в год.
Он не слышал, как я подошел. Или просто не обращал ни на что внимания. Я же не решался обратиться к нему, стараясь рассмотреть его получше.
Тут он сам оторвался от бумаг, лежащих перед ним, поднял глаза на станок перед ним, казалось, размышляя о чем-то. Потом, взглянув в мою сторону и заметив меня, еле заметно кивнул и тут же снова вернулся к своим бумагам.
Мое присутствие явно его не удивило. Можно даже сказать, что мое присутствие его никак не заинтересовало. Хорошо, что он вообще меня увидел. Распознал как живое существо, равное себе, как человека. Можно было подумать, что люди здесь так и шныряют туда-сюда, как в метро в час пик.
Я был несколько удивлен, ожидая какой-то другой реакции. Меж тем реакции как раз и не последовало.