Несколькими жадными глотками я осушил всю бутылку. Немного полегчало. Совсем чуть-чуть.
После всей этой беготни и бесплодных поисков я как-то снова здорово сник. И пребывая в состоянии отрешенном и подавленном, я снова вышел на лестницу.
***Так уж получается, что все заходит в тупик. Все запутывается еще больше, а ведь я уже поверил в благополучный исход. Теперь я понял, что, увидев того человека, я сразу успокоился, решив про себя, что выход из лабиринта так или иначе найден. А сейчас снова пустота и эта лестница. Куда она ведет?
Я заглянул вниз между пролетов, но ничего не увидел. Нижняя площадка тонула во мраке. Я разглядел там только бесформенную груду ломаной мебели. То ли столы со стульями, то ли шкафы, то ли просто какие-то доски. Как это обычно бывает там, где никто не ходит. Обязательно что-нибудь да навалено.
Так что, вполне возможно, там был очередной тупик. Еще один тупик.
Наверх по лестнице было однозначно светлее и более обнадеживающе, что ли. Насколько высоко поднимается лестница, отсюда было не видно. Пролеты перекрывали друг друга в проеме. Постояв еще с минуту в нерешительности, я двинулся наверх.
А что, собственно, оставалось делать? Тут уж думай не думай, назад мне хода не было. По крайней мере, возвращаться в тот длинный коридор я не хотел, от одной этой мысли мне становилось не по себе. Вниз еще успею, если что. Не очень-то хочется забираться мне в ту темноту внизу. Все-таки наверх лучше всего. Это так естественно. Сверху и видно лучше.
Лестница была такой же видавшей виды, как и все здесь. Те же давно не крашенные облупившиеся стены невнятного желтого цвета. Те же тусклые желтые лампочки на площадках, не способные до конца развеять этот полумрак, поглощающий здесь все и вся. Старое здание. Интересно, сколько ему может быть лет?
Хотя вся эта застарелость и заброшенность вряд ли измерялась годами. Это как внутреннее содержание чего-то. Предмета, живого существа или даже человека. И, может, в первую очередь именно человека. Снаружи все блестит и сверкает, а внутри ничего. Запустение и пустота.
И что хуже всего, здесь до сих пор не было ни одного окна. Это больше всего угнетало и путало с самого начала. Будто ты погребен под землей.
От всех этих мыслей мне опять сделалось нехорошо. Навалилась апатия, стало трудно дышать. Все тело сковала слабость, аж коленки подгибались.
Все-таки что-то со мной явно не в порядке. Очень похоже на помутнение рассудка, как это ни печально было бы признавать. Слишком нехорошие симптомы.
Правда, какими именно дополнительными симптомами сопровождается это помутнение, я представлял себе плохо. Другое дело, что раскоординация во времени и пространстве, бесконтрольные воспоминания и галлюцинации говорили о некоторой, пусть и временной, неполноценности.
Я сразу вспомнил про человека в типографии и непроизвольно пожал плечами.
А теперь еще и полуобморочное состояние. А может, был и обморок. Тогда, когда я вышел на лестницу в первый раз, а потом сразу все вокруг изменилось.
Преодолев еще пару пролетов, на очередной лестничной площадке я увидел дверь.
В отличие от той, что была внизу, эта выходила на другую сторону дома и была похожа на обыкновенную дверь в квартиру. Высокая такая двустворчатая дверь. Какие попадаются обычно в старых домах. И она, естественно, оказалась закрыта.
Все возвращается на круги своя. А то расслабился, раскатал губу. Люди ему привиделись, собеседники. А ведь ничего по сути не меняется. Никогда. Если чувствуешь, что задница и вокруг тебя задница, значит, ты в заднице, и ничего, кроме задницы, тебе не светит.
Еще пара пролетов. Темная площадка, видно, перегорела лампочка. Еще одна дверь. Почти такая же.
Уже проходя мимо, машинально дергаю ручку и вдруг обнаруживаю, что она не заперта.
Интересно!
Главное теперь, без резких движений. Нам, душевнобольным, главное что? Главное это покой! Покой и только покой. Спокойствие во всем.
Совершенно спокойно открываю дверь и захожу в небольшой темный коридор с высоким потолком, из которого в свою очередь выходит еще несколько дверей. Свет не горит нигде. Вернее, свет идет откуда-то сверху, из небольших таких окошек над дверьми. Окошки то ли замазаны чем-то, то ли просто грязные. Свет сквозь них еле проходит. И скорее всего это уличный свет. Над некоторыми дверьми эти окошки темнее, над другими светлее.
Чем-то похоже на поликлинику. Что, в общем-то, было бы не так уж плохо в моей ситуации. Но для поликлиники коридорчик слишком уж захудалый. И где таблички с наименованием кабинета и фамилией врача, скамейки для пациентов? Вместо скамеек какое-то барахло, наваленное вдоль стен, а на стенах обои и вешалки с полками.
Это совсем не поликлиника и не больница. Вот и засохшая осыпавшаяся елка притулилась в углу.
И пока ни звука. Ватная тишина. Что дает мне повод думать, что и здесь никого нет. Еще один тупик?
Первая же дверь в коридоре, как и ожидалось, оказалась запертой.
Как будто чья-то жизнь. Череда открытых и закрытых дверей. В основном, конечно, закрытых.
А потом
***Я хорошо помню наш первый настоящий концерт. Облезлое и внутри, и снаружи здание дома культуры. Бесконечные лестницы и двери.
Концерт был в самом разгаре, и мы давно ждали своей очереди.
Не в силах разговаривать друг с другом, мы стояли поодаль в обширных закулисных пространствах на служебной лестнице и почти непрерывно курили. Рядом стояли такие же, как и мы, молодые и внешне очень крутые и отчаянные музыканты всех мастей. Был какой-то там фестиваль, и подобных нам групп набралось с десяток, а то и больше.
Я помню, что у меня здорово тряслись руки, и эту проклятую дрожь было никак не унять. Никакими силами. Даже прикурить было нелегко. И я с трудом представлял себе, как возьму инструмент в руки и буду еще что-то такое с ним делать.
А в зале собралась приличная толпа весьма искушенных и шумных людей, которая истово и нервно реагировала на все то, что происходило на сцене. И пару коллективов уже здорово освистали и вынудили покинуть зал.
Тут уж либо на щите, либо
За тусклым окошком маячила теплая и светлая майская ночь. Беззвучно колыхалась на ветру пышная зелень тополей и лип. Но как-то все это было мимо меня совершенно.
В тот момент я верил только в то, что именно теперь решительно ни на что в жизни был не способен. А надо было как-то брать себя в руки. Совершенно непонятно как. Ведь следующий выход был наш.
А позади уже три или четыре отыгравших коллектива, час или около того трясущихся рук, полпачки выкуренных сигарет и подозрительные позывы в желудке.
И когда я уже был готов плюнуть на открытый всем ветрам загаженный туалет и засесть там на всю оставшуюся жизнь, стало уже слишком поздно.
Потом случился мутный провал, и мы сразу оказались на сцене. Где-то там в темноте под ногами находилось множество людей, которые смотрели на нас, активно жестикулировали и что-то от нас ждали.
А здесь на сцене все заливал ослепительный свет прожекторов и софитов, по бокам и сзади стояла куча непонятной аппаратуры, под ногами лежала паутина перепутанных шнуров, и еще присутствовали трясущиеся до сих пор руки и полный паралич мозга.
Потом снова провал
И вот все уже подключено и настроено. И теперь всего лишь надо как-то начать играть. И проходит очень много времени, в течение которого не происходит решительно ничего. И кажется, никто и ничто не способно столько ждать, и вот-вот в нас из темноты полетят пустые бутылки и посыплются проклятья. И главное непонятно, в чем причина задержки.
Но наконец мы каким-то чудом начали играть. И неожиданно все худо-бедно получилось. Я слышу остальных и слышу себя. И я даже способен извлекать нужные звуки. Словно откуда-то изнутри выросли чужие руки внутри моих собственных и, не подконтрольные мне, начали играть то, что нужно.
И как играть! Лучшего я и не мог от себя ожидать. И вслед рукам внутри у меня проявилась вдруг музыка, затмившая собой все остальные эмоции. Страх, неуверенность, слабость в желудке, тошноту и тремор в конечностях.
И вот я уже на седьмом небе от того, что стою здесь и от того, что я здесь делаю. И люди внизу как будто ритмично двигаются вслед нашей музыке.
Но и они все теперь бесконечно далеко, где-то в самом низу и совершенно никак меня не волнуют. Еще немного, и я непременно достигну нирваны.
И вдруг я слышу страшный грохот позади себя, не похожий ни на что и пугающе фатальный.
Оборачиваясь вижу, что барабанная установка развалилась на части. Один из барабанов точно пробит насквозь. Растерянное и бледное лицо нашего барабанщика. И дальше столь же бледные и растерянные лица моих друзей.
Тут же из темноты послышался гневный свист и пьяные вопли. И тут же внутри меня все померкло.