Можешь одеть, а можешь укрыться, ночи уже холодные, не месяц май на дворе, ложись под телегу, вон под ту, и он махнул рукой в сторону, завтра к обеду в городе будем. А ты прости, если что, и, сославшись на то, что рано вставать, пошёл спать.
Шея у Серёги болела и даже была небольшая температура, спал он плохо. Его обнимала горячая пышногрудая красавица, обещая родить ему трех дочерей, а у их ног, то жалобно скуля, то злобно огрызаясь в темноту, лежали две дворняги. Серёгин с наслаждением тыкался лицом в прелести красавицы
Проснулся он от поцелуев, большими тёплыми губами кто-то нежно касался его щеки, носа, лба. Серёгин открыл глаза и увидел лошадь. Лошадь с грустными глазами смотрела на него
Завтракали чаем с сухарями. Чай Николай сварил из шиповника, смородинового листа и душицы. Мужики с утра были какие-то хмурые, но на Серёгу, как и вчера, глядели с любопытством. Завтракали молча, потом так же быстро и молча собрались в путь. Что-то произошло ночью, подумал Серёгин, наверное, поссорились. Но уже через час пути, не сговариваясь, остановились и подошли к Сергею. Мгновение помедлив, как бы собираясь с мыслями, Николай начал:
Вон там, за ельником, речка течёт, небольшая такая, но переходить её не надо. Вверх по речке ступай там старуха живёт, бабкой Акулиной её зовут.
Серёгин подумал, что это новая байка сейчас будет, но Тимофей как всегда прервал собеседника и вполне серьёзно заявил:
Не знаю, из графьёф ты или товарищей, но в город тебе нельзя красные в городе, добавил он на непонимающий взгляд Серёгина, мы ведь тебя для чего развязали? Думали, что ты дернешь от нас, думали, что ночью уйдешь.
Бабка она странная, не удивляйся, но ты ей понравишься, с нами дальше тебе нельзя, да и здесь уже конные быть могут. Ваши по Ангаре пошли, но их говорят, уже прошлой зимой все. Ну, давай, прости, если чего не так, решительно закончил Николай.
Обалдевший Серёга остался на дороге: раритетный котелок, деревянные ложки, эксклюзивная, ни в одном месте не китайская одежда, бурная реакция на самые бородатые анекдоты и неприятие элементарных понятий всё это, то складывалось в единую объяснимую ситуацию, то разбивалось вдребезги о логику и здравый смысл.
Мужики, мужики, Николай, а какой сейчас год? вдогонку закричал Серегин.
Нехороший год, голодный, да и кровушки людской пролито много нехороший год, не оборачиваясь, ответил Николай и сильней хлестнул свою кобылу.
Сделав несколько быстрых шагов вслед за телегами, Серёгин замедлил шаг, а затем и совсем остановился. Сердце бешено колотилось в груди, изо всех сил толкая кровь, кровь в свою очередь била по вискам, по затылку и даже глаза, казалось, от такой пульсации вот-вот вылезут из орбит. Серёгин поднёс ладони к лицу: ближе дальше, покрутил ими, раздвинул пальцы и увидел сквозь них удаляющиеся телеги, руки опустились сами собой. Тут же он взял и укусил себя за запястье, укусил со всего маха, со всей дури и ничего не почувствовал. Не почувствовал в первую секунду, а затем в страхе отдёрнул руку, то ли от резкой боли, то ли от громкого шёпота за спиной, а, может, и от того и от другого сразу.
Иришка? поворачиваясь на голос, проговорил он и застыл в дурацкой улыбке.
За спиной никого не было.
Да здесь я, услышал он снова, давай, шлёпай, сюда.
Но и через два десятка шагов и через три он никого не увидел. Лишь по дороге, которую он только что покинул, с пьяными воплями и улюлюканьем явно веселясь, промчались какие-то всадники.
Человек, эй, сюда иди
У Сергея жутко болела голова, шея опухла, и движения ею тоже причиняли жуткие боли, ноги были тяжёлыми и никак не хотели идти дальше. Серёгин сделал ещё несколько шагов, навалился плечом на толстенную ёлку и закрыл глаза, тут же услышал голос рядом с собой:
Ты что, совсем дурень что ли, сказали тебе по дорогам не ходить.
Иришка, прошептал Серёгин и открыл глаза в двух метрах перед ним из земли, не более метра, торчала старая гнилая колодина, корявая, поросшая мхом и даже какими-то грибочками.
Серёгин похлопал глазами, помотал головой, разгоняя туман и оранжевые круги. Сначала послышалось хихиканье, а потом колода сказала:
Да не пялься ты и глазами не хлопай, пока солнце не сядет, я такой буду. Иль не нравлюсь?
Да я, начал Серёгин и сообразил, хоть Иринка и колода, а у него перед ней вид, как всегда, дурацкий.
Ты что, совсем дурень что ли, сказали тебе по дорогам не ходить.
Иришка, прошептал Серёгин и открыл глаза в двух метрах перед ним из земли, не более метра, торчала старая гнилая колодина, корявая, поросшая мхом и даже какими-то грибочками.
Серёгин похлопал глазами, помотал головой, разгоняя туман и оранжевые круги. Сначала послышалось хихиканье, а потом колода сказала:
Да не пялься ты и глазами не хлопай, пока солнце не сядет, я такой буду. Иль не нравлюсь?
Да я, начал Серёгин и сообразил, хоть Иринка и колода, а у него перед ней вид, как всегда, дурацкий.
Да я, и Серёгин разулыбался.
О-о-о-о, протянула колода, да ты не в себе, нехорошо тебе, да?
Серёгин кивнул и закрыл глаза.
Ну, понятно, это у тебя лихорадка болотная, из-за раны на шее, вода нехорошая попала и всё.
Что всё?
Но его вопрос Иринка оставила без внимания.
А чего же человеку Николаю не сказал? Он травку особую знает.
Серёгин только пожал плечами.
Ну, идти тебе, я думаю, никуда не надо, да и нельзя, наверное. Садись прямо здесь, под ёлкой, только если кушать хочешь, себя откусывать не надо, у тебя в кармане сухарь есть, вчера ещё этот, который с Николаем, положил.
Сергей послушно сел на мягкую сухую кочку и навалился спиной на дерево, колода Иришка пододвинулась ближе. Передвигалась она довольно необычно, она начинала раздваиваться, Серёгин сначала думал, что это у него в глазах двоится, потом одна картинка оказывалась в другом месте, как бы набирая цвет и плотность изображения, а вторая картинка на старом месте таяла и исчезала совсем.
Сиди здесь, ничего не бойся, ни люди, ни звери тебя не тронут. Подожди Ещё до заката Уже скоро
Серёгин открыл глаза и, перебив её, спросил:
Я умираю, да?
Колода хихикнула:
Да, «кто её увидит, не жилец больше», в точности копируя и голос и интонацию Тимофея, проговорила колода. Серёгин вздрогнул:
Да успокойся ты, любитель сказок, найдут тебя скоро.
Серёгин даже слегка обиделся:
Меня Сергеем зовут.
Да знаю я. «Я Сергей Серёгин, фотограф из Енисейска», на этот раз передразнивая его самого, сказала колода и захихикала, слушай лучше баечку, человек Сергей, она сейчас как раз для тебя хороша будет.
Кивок головы и закрытие глаз были его согласием.
Далеко в горах, там, на юге, родились два родничка, два брата близнеца. Звонкие, звенящие своим здоровьем и молодостью, проталкиваясь среди камней, мечтали они о дальних странах, о широких долинах. Но встала перед ними стена гранитная преградой нерушимою. Один ручей сказал: «Всё, брат, я умираю». Второй же ручеёк обойти попробовал стену не получилось, с другой стороны тоже никак. Но в поисках этих заметил он трещинку маленькую в стене той гранитной. Долго работал ручеёк, не один год. Расширял он эту трещинку, камень точил, старался. Вырвался он на свободу, по ущелью устремился вниз водопадом, разбрасывая камни, полетел в долину, с каждым часом становясь всё сильнее и сильнее. Превратился он в широкую могучую, красивую реку, которая несёт свои воды к морю-окияну и радует всё живое. Водится там красивая рыба хариус. А брат его ещё там, в горах, превратился в болото, и водятся там только пиявки да лягушки. Вот такая история, понял, про что она?
Серёгин попытался ответить, но пересохшие губы не смогли издать звука, он кивнул и потерял сознание.
Глава 3
Девушка пела. Слов было не разобрать, но песня была грустной. Серёга наблюдал за ней уже несколько минут. Сидела она прямо на земле, смешно подогнув под себя ногу. Пела и заплетала косу, где-то с середины она добавила в косу тоненькую белую тесёмочку, а дойдя до конца волос, туго, каким-то особым узлом перевязала их, крутанула вокруг оставшегося хвостика и снова затянула свою фирменную петлю. Сидела она прямо напротив костра и смотрела в огонь. Она замолчала, накинула на свои блестевшие медью волосы платок и, по-старушечьи завязав его под подбородком, снова запела. Этим действием она состарила себя лет на десять-пятнадцать, и Серёгин, удивляясь невольно, издал какой-то звук. Деваха прекратила петь, глянув в сторону Серёги. Встала и, намочив в крынке какую-то тряпицу, направилась к нему. Серёгин закрыл глаза, но, когда она эту тряпицу поднесла к его лицу, она воняла так, что улежать спокойно он не мог, девушка даже вздрогнула.