Не к месту вспомянулось, что записи, которые упорно вел полтора года, зниклы бэзвисты. Стало гнусновато, что они гниют, мабуть, на дне мусорной ямы, или используются в солдатском сортире на прямые нужды.
А, що робыты? Бо солдаты срочники дужэ дика людына!
И в тактильных ситуациях не отдают предпочтение, более маститым писателям!
Первое время пытался по памяти восстановить записи, но усердия не хватило! Копии остались «слегка беременными», точнее слегка зачатыми.
Сдвоенный ряд пирамидальных тополей, стремительно набегает с обеих сторон. Если не смотреть на равнодушного «рулилу», а поверх его кожаного кепаря, кажется, вот сейчас, застрянем в тополиной промежности. Странным образом, удавалось избегать этого параноидального заклинивания!
Николай Васильевич отключил вещательный прибор и дремал, автоматически умащивая фурапет на коленке.
Пример шефа необорим.
ЗасыпАюсь в угон за ним
Какой-то легкий сон, по-детски простой, нежит меня и укачивает
Пробуждаюсь от рева «Шарпа», где-то в неопределенном месте, судя по скудной освещенности, в неопределимое время суток. Возможно вечер.
Вроде бы, всё «штатно», но меня беспокоит присутствие втягивающих в непроглядные небесные сумерки, синих глаз, под русыми кучеряшками и объемная, не по возрасту, грудь под обтягивающим спортивным костюмом!
Вокруг неё (груди), суетятся четыре старшеклассника, готовые к любым услугам.
Срочно напускаю на себя апатию и безразличие.
Крайнюю неделю, когда на тренировочных укладках, не было Марго, меня флиртовала Натали.
Она стоит на четвереньках у кромки купола, расстеленного на укладочном полотнище, на аллее цветущего грецкого орешника. Орешник накрывает тенью наш парашютный класс.
Натали перебирает складки Д15у. Тонкая розовая майка. Грудь почти касается, налистанного на левую сторону купола! Я вытягиваю купол и фиксирую вершину её парашюта стальным костылем к земле. Зачем нужно надевать такие маечки, приходя в воинскую часть? В огромный вырез, я вижу почти всю её грудь, до сосков! У меня плывет голова. Застенчиво опускаю голову и усматриваю свои ассиметричные штаны, ниже ремня-там восклицательный знак восторга Наташкиной грудью. Я резко отворачиваюсь, шлепаюсь на колени. Зачем-то разглаживаю окантовку полюсного отверстия парашюта
В полутьме влетаем в станицу Красногвардейскую, пронзительно дырявя заборы и мглисто-серые кустарники тутовника, дальним светом фар. Визжим тормозами у столовки.
Святая-Пресветлая Гражданская Столовая!
Хай живе радянска йидальня! По вику назавжди!
Только она спасет от синих, повсЮдошных, глаз! И бесконечного призывно интуитивного, подсознательного девичьего «Трубного зова»:
Иди ко мне, иди Обхаживай меня, облизывайся, ублажай мне, говори: как я прекрасна и юна
Вы заметили, что я не перебалакиваю её, ибо казачку, даже маленькую, не «перебалакать», и не перехожу на кубанский диалэкт.
Не может же нежная казачечка, девчушечка, ростом в три парашютных сумки, размовляты, в моей новеллке, на смешном суржике. Хотя там и тогда, он не казался странным, но был привычным и обиходным.
Старшие укладчики: Никонец и Дегтяренко, завжди одёргивали меня, когда я «шокал», или отвечал на «балачке».
Не шокай, не балакай! Ты же кацап, а не казак!
А я-то, не по лихости, а по обвычке
Тогда еще не ведал о своих казачьих корнях!
А хоть бы и знал, то какие мне с того ништяки?
Шо, балакав бы без зупынки?!
Русская казачья пословиця:
Скильки вовка не годуй, у слонячки бильше! Тю нагада, чи не це ж!
З тим зранку проснэшся, з ким пизно ляжеш!!
От це!
Кубань провалилась в надменное благоухание безбрежных садов. Водоворот сладостного, изворотливого ветра. Он задувал, в параллель с Трубным Призывом, до моей, поки ще, не изгажэнной, интеллэктом, русявой голови. С коротэнькой стрыжэчкой
Жара предстоящего лета назойливо парила в душной вечерней тени цветущих абрикосов и айвы.
Я, внутренне жадно, внешне степенно, засасываю «гражданску писчу».
Сверху доливаю кумысом 0,5 литра. Осовело счастливый, попыхиваю цыгаркой, на лавке, перед входом в кафе.
Будущие десятиклассники, сейчас они закинчивают девятый, не в пример мне, галдёжно и не солидно, заполняют автобус.
Станица огромная. Час объезжаем её. Останавливаемся перед Клубом.
Николай Васильевич с нагона колёс, влетает в Клуб, хватает за талии двух бойцов и предъявляет их мне.
Полетов инструктор лётного звена. Прыткий инструктор парашютного звена.
Меня представляет скромно: -Мой боевой товарищ!
Расселение произошло ущербно-роскошно. Ребята в холодный спортзал, девочки в отдельную, отапливаемую комнату.
Начальник, по инерции, всё еще суетится, радуется:
Геннадий, нам бы такой клуб, или хотя бы коридор под укладку! А бассейн!!
Я отчаянно соглашаюсь.
Перед уходом, шеф накачивает меня инструктажем:
Подъем в семь, проведешь зарядку, завтрак, укладка куполов, медкомиссия, погрузка, разбивка старта. Ночью долго не гуляйте. Кого завтра не допустит медицина пешком пойдет домой!
Да! Местные инструктора проведут свои зачеты по ЛП*. Твое присутствие необязательно, ты же гордость Десантный Войск, фельдмаршал Безопасных Полётов. Видимо, прозорно натекав, на недопустимую глупость и необоснованную самонадеянность в воздухе
Он, почти ушел, исчез за дверью спортзала, но голос опять завибрировал за стеной, а в затемненном дверном проеме, проявился околыш его фуражки:
Копытов! Мы люди военные, надо выставить дневальных!
Изучив мою недовольную физию, прибавил:
Не долго, по полчаса
Ну есть
Наконец-то он ушел.
А я вернулся в спортзал.
Потом мы ужинали у девочек в комнате, и я дежурил первым.
Со мной были Николай и Сергей.
Мы потихоньку пели под гитару:
Сыграйте мне нежные скрипки,
Светает, написан постскриптум
Через полчаса их сменил нудный и инертный Сашок.
Он битый час «донимал меня блатными аккордами». Несколько раз появлялась Н. и подсаживалась почти вплотную, в опасной (для меня) близости. Слушала С. и уходила. Меня подмывало уйти за ней, но я удержался
Сашка достал меня расспросами о службе. Я пообещал ему, що «нэзабаром всэ дизнаешься», и ушел спать.
В спортзале, слишком экономные школьники, уже потушили свет.
В темноте я нащупал свои купола, но поленился их распускать. Улегся, кое-как, на двух пыльных укладочных полотнищах, скатанных трубкой. Под голову сунул твердую «запаску».
Жестковато Но зато утром ничего не надо укладывать! Было холодно, я дрожал всю ночь, но купола не распускал.
Заснул, не помню как, но думал о ней
О которой? То есть за которой? За Федорянич, которая здесь, под боком и флиртовала со мной, или за Одинцову Ритуську, с которой уже даже целовались в полковом клубе.
Но Ритульку мама, почему-то, не отпустила на эти прыжки?
Потом выяснилось, что её не допустил кардиолог!
Мой аскетизм, после дегенеративного общения с Еленой Бусовой, при помощи нежной Ритульки Одинцовой, слава Богу, рассосался. В глазах наших бойцов я стал, чуть ли не Казановой.
Ой у поли тры крыниченьки,
Любыв козак тры дэвчиноньки
Но это, явное преувеличение! И не козак, а кацап. И не беляву та черняву, а белявую и белявую.
А с третьей препоганою, мабудь, пиду роспрощаюся! Точнишэ, пойиду
После второй или третьей смены дневальные заснули. О зарядке не могло быть и речи!
Среди утренней серости нас поднял трубный глас моего начальника.
Я виновато улыбался, сознавая, что не оправдал
Но шеф был на кураже:
Метео даёт добро!
В закрытых стальной сеткой, огромных окнах спортзала, включилась нежная голубизна. Но заря мне показалась бледная и холодная
Значит прыжки, все-таки, состоятся, а у меня их уже за сотню!
После восхищения погодой, Предыбайло повел школьников на завтрак, а я втиснулся в отцепные тренажеры. Понял принцип и пятнадцать минут ловко валялся на полу.
После завтрака опаздываю. И вижу: зал наполнен желтыми вспышками, листаемых куполов. Кипит укладка. И конечно же, Наташке помогают уже несколько человек. Я улегся досыпать, компенсировать суету ночи, но в дверях промелькнул Шеф с криком:
Геннадий, контролируй стропы!
Я понял, что отосплюсь после дембеля.
Хожу серьёзный по залу, контролирую. Разделяю, вытянутые на полу стропы, на верхнюю и нижнюю группы. Воспользовался тем, что помогавший Наташе парень в модной спортивке, задумчиво рассеянно тряс стропами, как вожжами. Наставительно назидаю о мрачной перспективе неправильной укладки и зачековки строп. Советую не спешить и глубокомысленно изрекаю завет прапорщика Дегтяренко: «скоростная укладка ведет к скоростному спуску!»