Сборник новелл и рассказов - Геннадий Леонидович Копытов 8 стр.


Случилась беда. Мамину маму, бабушку Катю (ни фотографии ее, ни даже отчества нет, да и бабушкой она не стала, осталась только в нашей памяти), прижала сдававшая назад машина Сестры Возвышаевы остались сиротами.


Брат отца, Григорий Леонтьевич, был в это время в тюрьме. Оттуда попросился на фронт. Ему разрешили, но по дороге он сбежал, чтобы на полчаса увидеть детей и жену. Через 30 минут в ворота уже ломился наряд НКВД.

Странным образом, брату деда, не накрутили срок, а просто отправили в Мордовию на пересыльную воинскую часть, а потом на фронт.

Ни дед, ни его брат не вернулись с фронта. Дед Миша пропал без вести в 1943, дед Гриша пал в бою в феврале 1944 года в Беларусии.


Мама Роза с сестрой Тоней и старшей Марией, остались сиротами. Дед (!) не взял их к себе жить. У него уже жила куча снох и 7 внуков и внучек.

Маму с сестрой Тоней отправили в Федяшевский детский дом, Ясногорского района Тульской области. У самой Маши уже была дочка Люба и муж на войне (так же, как и все мои деды, он не вернулся с войны). Маша, конечно же, осталась дома.


Там сестры пробыли до 1947 года.

О детском доме, почему-то, у мамы остались очень теплые воспоминания. Все испортило злополучное падение зимой в речку Синетулица и ревматический порок.

Потом их отвезли на завод «Красный Октябрь» в Тулу. Поселили в заводском общежитии.

С тех пор, у мамы стойкое убеждение, что сирот и брошенных детей не должно быть! И эта уверенность, видимо, передалась и мне.


Я вел Катюшку за маленькую ручку, слушал ее непереводимое лопотание и слезы катились из глаз. Так мне было жалко её, Алёнку, маму с сестрой, бабу Катю, и всех-всех ненужных и брошенных детей. И сам себя я чувствовал ребенком, выдернутым из домашнего тепла


Сидел на лавочке и целовал ее грязные ладошки и щечки, и сопливый носик. Она прижималась ко мне и все говорила:

 Не пьячь, дяка. Скоё мама пидёт


Пришла медсестра и забрала Катюшку.

Я спросил: -А завтра можно я с ней опять погуляю?

 Конечно, приходи в одиннадцать, после обхода! Что, по своим, небось, скучаешь?

Я кивнул, глотая всхлип.


Я ждал весь вечер. Утром еле дождался обхода и скорее на улицу.

Катюшку не выводили. Я ждал до двух часов дня, пропустил обед. Потом решился и зашел в детскую терапию на первый этаж. Увидел пожилую медсестру  незнакомую.

 Скажите, Катя Мостовая  здесь?

 Нет, сынок, ее сегодня выписали.

 А, что она уже выздоровела?

 Конечно. Она восемнадцать дней здесь пробыла.

 Куда же ее теперь?

 Куда?.. В детский интернат.

 А где он находится?

 Не знаю точно. Где-то в станице за городом


Вот и всё!

А вчера ночью, я развивал грандиозный план. Удочерить Катюшку и отвезти ее домой, после дембеля. У Аленки будет сестра  Катюшечка! А у меня маленькая смешная дочурка! Нас будет четверо. Мы будем счастливы! А пока, в увольнениях, буду постоянно навещать ее.


Она была здесь восемнадцать дней! А я занимался ерундой  пьянкой, гулянкой и симуляцией вместо того, чтобы направить свою нежность и любовь на малюсенького человечка, который в ней нуждался

Приторный больничный рай померк и источился. Он стал мне, вдруг, тягостен и невыносим.


Я вернулся в часть.

Копытов Г. Л.09.11.2016

Парашютная новелла

«Странная штука  армия. Находясь там, клянёшь её на все лады; а уволившись, чувствуешь себя одиноким.»

Джемс Хедли Чейз «Доминико».


Офицерам, прапорщикам,

бойцам-укладчикам

Парашютно-Десантной Службы

и их подругам посвящается.


***


Где-то, в отстающем автобусном чаду, зачахли канцелярско-штабные формальности и озонирующая портянками, и кислой половой мастикой казарма.

Мы несемся на северо-запад от ворот воинской части.


Накануне. Начальник парашютно-десантной службы, заслуженный народный майор Союза Советских, Предыбайло Николай Васильевич, прозвонил мне в парашютный класс и интригующе резюмировал: -Геннадий, «ПО-9» * укладывать умеешь?

Это было напористым утверждением, но не вопросом. Попробовал бы я  «не уметь»!

За два года, я почти закончил общую тетрадь на ТТХ* людских парашютов и купольных систем.

Но теория ничто в этом деле! Все системы ПДТ*, имеющиеся на вооружении в СССР, укладывал, с полузакрытыми глазами. Почти все

 Везём на прыжки, в станицу Красногвардейскую, школьников из нашего клуба «Юный Десантник». Хочешь с нами?.. Будешь следить за имуществом: контроль и учет. Беру тебя в качестве начальника склада ПДИ*. Подбери на группу по два «Дуба» (Д15у) *, по одному «З-5» *, каски и парашютные ботинки.

С командиром согласовано. Оформление документов на прапорщике Дегтяренко

Трагично понизив голос, добавил:

 Я в больнице, но к пятнице буду. Возьми два своих Т-4*, тоже попрыгаешь!


 Есть!  тянусь я вдоль телефонной трубки.

Бунгало!!!

Странно, да? Что такое «бинго», поки ще, не видаю!

Лучший в Союзе гражданский парашютный клуб! Шеф, видимо, компенсирует то, что бросил меня в Краснодаре, в прошлом году, на «пОед» прокурорским экстрешистам.


И вот отъезд. В автобус набили полсотни парашютов и два десятка школьников.

Укладчик соседнего полка, таджик Ишанмурад, зачарованно медитирует на, копошащуюся в «бусе»? детвору. Потом выдаёт:

 Мало прыгай! Дембель за гора не ходи!

Хлопаю его по плечу:

 Яхши, Мурат

 Кыз много, ташах береги  грустно качает головой таджик:

 Спортивка мой возьми! Твой «техничка»  сабсэм грязный!

 Канэшна, давай! Сенк ю, Ишан!


Мы едем, ЕДЕМ!

Как волшебно, логично и трепетно, ехать в сторону противоположную от твоей воинской части.

Не важно, в какую и зачем!


В мешке из-под стабилизирующего парашюта, вместе с осточертевшей сапожной ваксой, с каской, упакована форма (о которой надеюсь забыть на ближайшие три дня), рядом с парашютными ботинками на трехсантиметровой виброподошве, со шнуровкой спереди и сзади. Старшие укладчики утверждали, что форма и идея заимствована с ботов немецких десантников, времен Великой Отечественной Войны.


Не верю! Им же не только прыгать нужно было, но и бегать. А в этих, когда идешь, ощущение, словно плывёшь в туфлях на поролоновых каблуках. Наш конструктив, может сам «Дед»  Василий Филиппович и придумал!

А еще у меня 10 рублей. Мне выдал их старший укладчик  Дегтяренко Александр Иванович, на непредвиденные расходы. И я знаю, на что потрачу их!


Уже, через пять минут поездки не чувствую себя солдатом, скорее уж «солдер оф фортун». Но начальник настоял взять форму. Я так и не смог убедить его, что за эти дни она мне не понадобится! Но будет вязким балластом в моем вещмешке, то бишь, парашютной сумке.

Он игнорил этот вопрос странным предубеждением:

 Через три недели будешь дома Захочешь форму надеть, а не сможешь?

Я отворачиваюсь и ржу в пустоту, как Пенелопа Круз. Кто это, я представляю плохо, может дочь Каррузо, но уверен, что она, именно так смеется, своей пиндосовской рото-полостью, на предложение:  напялить на «граждАни» сапоги и формЭц!

Я думаю нечаянно-отчаянно:

 Факин тэрпаулин бутс, факин юниформ!


Мой шеф  до костного мозга мозжечка  «военнай». Полторы тысячи прыжков убедили его в этом. Жесткий командир. Но к своим непосредственным подчиненным, относится, как к братьям нашим меньшим. То есть  опосредованно-снисходительно


«Икарус» несется мимо пустынно-зеленящихся кубанских полей. В хвосте, опылилась сизым выхлопом, станица с завалившимися лачугами Но вот, вполне симпатическое мисце! Уси хаты красыви, впритул до шляху.


Курю, с разрешения, около кабины водителя. «Насяльника» активно грузит «рулевого». Видимо одной из своих бесконечных историй: на суше, в воздухе и в море. Треньдеть он мастер, не смотря на то, что «мастер спорта».


Дети заиграли тонко и высОко, им качественно аккомпанировал на гитаре завсегдатай клуба, ученик десятого класса Николай:

 Тиша навкруги,

 Сплят в роси луги,

 Тильки ты да я

 И свитла заря

Я подпеваю грубее:

 Росскажи мени росскажи,

 Любишь ты, чи ни, ааа,

 И в очах сийя,

 Я на вик твоя!


Затем Розембаумовскую:

 Виделось часто сон беспокойный

 Как за далекой рекой,

 Под облаками, над колокольней,

 В небе летит серый в яблоках конь


Прыгаю в свий кут. Школьники, поначалу развеселые, сопят, сонно щурятся, не выказывая желания веселить воина. Пробую дремать и предаюсь блаженно-крохоборским мыслям: «три дня на гражданке, перед гражданкой и удачная потрата красного советского червонца».


Не к месту вспомянулось, что записи, которые упорно вел полтора года, зниклы бэзвисты. Стало гнусновато, что они гниют, мабуть, на дне мусорной ямы, или используются в солдатском сортире на прямые нужды.

Назад Дальше