Степан повернулся к жене, приложил голову к её плечу и неслышно заплакал. Жена вздрогнула, оторвала взгляд от журнала, наклонив голову, глянула в лицо мужа и обеспокоенно спросила:
Ты что, Степа? Что с тобой.
Стараясь скрыть слёзы от дочери, он уткнулся лицом в плечо жены и прерывистым голосом сказал:
Вера, я же тоже немец. Отец перед смертью мне сказал, что я не их родной сын, что меня родила немка. Мой настоящий отец был немецкий военнопленный.
Не может быть!
Вера обхватила Степана руками, прижимая его к себе.
Вот что тебя мучило последнее время. Почему ты мне сразу об этом не сказал?
Я не знал, что мне делать с отцовским признанием. Сначала я не придал его словам большого значения, но постепенно стал задумываться над ними. И чем больше об этом думаю, тем мне делается трудней. Вера, ты не можешь представить, как мне сейчас тяжело. Столько вопросов, на которые я не могу получить ответов. Во мне сидит чувство ожидания чего-то. Мне кажется, что я стою на краю пропасти и вот-вот упаду вниз.
Степан рассказывал жене о своих переживаниях, о разговорах с матерью, о попытках найти ответы на возникшие вопросы. Слёзы перестали литься. С каждой фразой ему становилось легче, и он уже пожалел, что раньше не рассказал обо всём жене.
Я не знаю, что делать? Мне хочется знать, кто были мои родители? Почему они отказались от меня? Живы ли они?
Степа, тебе надо их найти.
Как?! Я уже думал об этом. Но как?
Ты же для чего-то получил карту от генерала. Поезжай в те места, где ты родился. Ведь остался же кто-нибудь, кто помнит те времена. Если ты ничего не будешь делать, чтобы найти ответы на свои вопросы, будешь мучиться ими всю жизнь.
Да, ты права. Что-то надо делать.
Зал начал снова наполняться людьми. Стало шумно. Объявили регистрацию на несколько рейсов. У стоек регистрации вытянулись длинные очереди. Степан с женой и дочерью тоже пристроились в хвост одной из них и через час летели в самолёте домой.
Снова наступила текучка. Степан консультировал абитуриентов, проверял контрольные, готовился к приёмным экзаменам, но всё это проходило мимо него, как будто не он этим занимался, а кто-то посторонний, и он со стороны наблюдает за этим посторонним. Пару раз на консультациях он вдруг терял нить разговора, забывал, о чём рассказывал абитуриентам, и только после того, как кто-нибудь напоминал ему, о чём шла речь, мог дальше вести консультацию. Коллеги по работе тоже обратили внимание на его задумчивость и растерянность. В минуты перерыва он сидел за столом, отвлеченно глядел куда-нибудь в одну точку и не слышал задаваемых ему вопросов. Он знал, что так дальше продолжаться не может. Что-то надо было делать.
В один из дней после очередной консультации, буквально за несколько дней до первого приёмного экзамена, Захаров пошёл к заведующему кафедрой. Когда-то в начале своей учёной карьеры профессор сделал несколько интересных открытий, защитил успешно докторскую, лет двадцать работал в системе Министерства обороны, и оттуда его направили в институт на освободившееся место. Новые идеи уже давно оставили его. Он превратился в простого, но талантливого администратора. Иногда, когда кто-нибудь из подчинённых издавал собственную книгу или учебник, его брали в соавторы. Когда добровольно, когда под принуждением. В любом случае, его имя открывало двери издательств, не надо было годами ждать очереди в типографии, и гонорар за книгу с таким известным автором тоже был не маленьким.
Профессор был у себя, и молоденькая секретарша сразу же провела Степана в кабинет. Здесь было прохладно. Ровно и чуть слышно гудел кондиционер. Через плотные шторы почти не пробивалось солнце, но всё равно в кабинете было достаточно светло. Завкафедрой сидел за массивным столом и читал толстый журнал. Как обычно, он был одет в строгий синего цвета костюм, воротник белой рубахи затянут галстуком. Даже в своём кабинете он не давал себе расслабляться и выглядел всегда подчеркнуто официально. Поначалу подчиненных пугала эта официозность, но со временем преподаватели поняли, что под официальной одеждой и кажущейся строгостью скрывается добрая душа. Когда Степан вошел в кабинет, заведующий поднял глаза и вопросительно посмотрел на молодого заместителя. Несмотря на то, что Степан был заместителем, они встречались мало, только в самых необходимых случаях. Захаров хорошо знал свои обязанности, был в решениях самостоятелен. Заведующему это нравилось. Чем меньше его беспокоили, тем было лучше. Позади был напряжённый день, полный встреч с нужными людьми, телефонных переговоров, переваривания гор бумаг, совещаний на разных уровнях, и теперь, под конец рабочего дня, ему никого не хотелось видеть, даже собственного заместителя, вход для которого, собственно говоря, был всегда в его кабинет открыт.
Что случилось? Что надо? по-военному отрывисто и как обычно напрямую спросил он.
Бауржан Самалович, мне нужен отпуск, без предисловия и так же прямо сказал Степан.
Что?! удивлённо, даже испуганно вскрикнул завкафедрой. Какой отпуск?! Экзамены на носу. Ты отвечаешь за это. Наберём студентов на факультет, тогда получишь отпуск.
Бауржан-ага, мне действительно нужен отпуск. Это личное. Я никогда не подводил вас. И сейчас я был готов выполнять свою работу. Но после смерти отца осталось многое, что нужно срочно сделать и на что мне надо время. За меня останется Юлия Викторовна. Она в курсе всего и справится.
Я не могу тебя сейчас отпустить. Кто такая Юлия Викторовна? Ты мой заместитель. Ты отвечаешь за приёмные экзамены. Ты должен протоколы подписывать.
Ага, вы же знаете, что вашим замом должна была быть Юлия Викторовна. Я до сих пор не пойму, почему вместо неё меня назначили на эту должность. Она знает работу лучше меня. Мне нужна будет, возможно, только одна неделя. Ко второму потоку вернусь. Документы можно будет тоже тогда подписать.
Насчет того, почему тебя назначили моим замом, надо было своего отца спрашивать.
Профессор откинулся в кресле и пристально смотрел на Степана
Ты говорил с Юлией Викторовной? после недолгого размышления спросил он.
Да. Она согласна меня заменить.
Ладно. Иди. Я подумаю.
Профессор зло уткнулся в журнал, подчёркивая этим, что разговор закончен.
Степан, не получивший конкретного ответа, разочарованно вышел. Но отступать он не собирался. «Так просто ты от меня не избавишься», подумал он и спросил секретаршу, каков порядок дня у профессора на завтра. С одиннадцати часов он должен был быть снова в своём кабинете.
Я приду ровно в одиннадцать, сказал Степан секретарше, у меня ещё дела к нему.
На следующий день ему не надо было идти к профессору. На столе у секретарши лежал короткий приказ о предоставлении ему отпуска. Обрадованный Степан позвонил жене.
Вера, мне дали с понедельника отпуск! он подождал несколько секунд, ожидая ответа жены, но она молчала. Может быть, возьмёшь тоже отпуск и со мной поедешь?
Нет, Степан, меня на работе не отпустят. А во-вторых, лучше, если ты сам поедешь.
Почему?
Так лучше.
Степан подумал: «Женская логика но, наверное, она права». Он сдал в деканате все дела Юлии Викторовне, подписал несколько документов, попрощался с коллегами и по дороге домой заехал на вокзал. Проще и быстрее было бы лететь на самолёте. Но почему-то в этот раз Степану хотелось поехать на поезде. Он давно не ездил в поездах. Последний раз ездил со студенческим строительным отрядом. В памяти остались вагонная суета, короткие перекуры и очереди у киосков на узловых станциях, шумные застолья в узком купе и длинные нескончаемые разговоры. Но больше всего ему запомнились ночи. Монотонный стук колёс, беспокойный сон соседей по купе, мелькание фонарей и напряжённая работа мыслей. Казалось бы, вокруг полно народу, входят и выходят на станциях люди, торопятся по нужде пассажиры в туалет, боясь заснуть на дежурстве, шорохается по проходу проводник. Ты не одинок. Но именно здесь, в вагоне, ночью, чувствуешь себя одиноким и потерянным. И начинается работа мыслей. Возвращается всё, что ты пережил в последние дни, на многое смотришь иначе, многое начинаешь понимать по-другому, и то, что было сложно и непонятно, становится вдруг ясным и понятным. Распутываются запутанные клубки, вспоминаются забытые люди, возвращаются потерянные мечты. Не заполненные чемоданами и узлами коридоры, не запах мочи из испорченного туалета, не копоть, летящая в окно от тепловоза, не пьяная ругань перепившего алкоголика запомнилась Степану, а эти ночи. Поэтому ему хотелось снова поехать поездом, чтобы в дороге привести свои мысли в порядок, понять, чего он хочет и что он ищет.
На вокзале с помощью знакомого из конторы вагонного депо взял билет в купейный вагон до Свердловска. Дома позвонил ещё раз генералу в министерство. Секретарша тут же соединила его.
Да, Степан, слушаю, доброжелательно проговорил в трубку генерал.
Игорь Николаевич, я завтра выезжаю в Свердловск. Могли бы вы мне посоветовать, к кому там обратиться за помощью? Всё-таки места незнакомые. Может быть, вы знаете кого-нибудь, кто хорошо знаком с теми местами.
Ты езжай сразу в город Н Это районный центр. Там найдёшь Иван Ивановича Зацепина. Бывший кагэбэшник, сейчас на пенсии. Он поможет тебе. Я ему пошлю телеграмму. Запиши его адрес.