А знания следует постигать поэтапно, дозированно. Вы врач, и прекрасно знаете, в больших дозах всё вредно. Свой талант тратьте с умом и рачительностью. Только так вы сможете принести наибольшую пользу людям. И последнее, ваш дар подобен скрипке Страдивари. Вам предстоит научиться на ней играть виртуозно, неподражаемо, но, упаси вас бог, порвать струны, замены им не будет. Без инструмента вы превратитесь в обыкновенного скучного обывателя, вместо неординарности заурядность. А это уже трагедия. Вы просто обязаны стать мастером, в совершенстве владеющим своим даром».
***
Да, уже двадцать минут одиннадцатого. Торопливая суета в N-ской городской больнице
Война застала меня здесь в должности главврача. Срок моей длительной командировки подходил к концу, когда Германия вероломно напала на Советский Союз. Неиссякаемый поток раненых, поступающих с передовой, поставил крест на моём возвращении домой в Москву. Операции, операции, операцииБоль, крики, стоны, мольба пропитали все стены теперь уже военного госпиталя. Грязные машины привозили всё новых и новых пациентов. Уставшие нянечки, медсёстры начали свой великий бессонный подвиг.
Совсем недавно больница представляла собой тихое спокойное место. За время моего пребывания в ней я успел ознакомиться с «каждым местным кирпичиком», каждым укромным уголочком ухоженного большого парка со скамеечками для больных, на которых они сидели поодиночке или небольшими компаниями. Тихо разговаривали, что-то обсуждали. Теперь этого больше нет. Везде унылость, страдание и смерть.
Шло тяжёлое лето сорок первого. К началу июля стало окончательно ясно, что показываемая в кинохрониках непобедимость красной армии почему-то дала сбой. И теперь отступала, ведя за собой вглубь родной земли беспощадного врага.
Мучительно было осознавать всё происходящее масштабную катастрофу, панику, неиссякаемый поток беженцев. Огромная страна только отходила от шока внезапного нападения и пыталась организованно дать отпор, перестроиться на военный лад. Всё кругом подстёгивало куда-то идти и что-то делать, в хаосе, неразберихе, суматохе.
С горестью смотрели, как рушилось с таким огромным трудом заново отстроенное после гражданской войны народное хозяйство под снарядами и авиабомбами, уничтожалось гусеницами танков и сапогами солдат. С болью люди прощались с мирной жизнью, покидали родные места. А враг посыпал их с неба смертоносными «подарками» и листовками.
Чёрные лица от горя и пыли, неизвестность вот то, что видел наш город в бесконечном потоке беженцев, идущих на восток, спасающихся от гибели и нежелания оказаться под гнётом чужой власти.
Я же остаюсьОстаюсь по просьбе Безбородова Тимофея Петровича, комиссара государственной безопасности. Наш разговор с ним тогда был не очень длинным, и состоялся он на конспиративной квартире, куда меня доставили под предлогом осмотра тяжелобольного.
Мы скоро уйдём из города устало говорил Тимофей Петрович и, возможно, надолго, но обязательно вернёмся. За это я вам ручаюсь. Я знаю, что вам предписано эвакуироваться вместе со всеми, и в связи с этим у меня к вам будет не личная просьба. Прошу вас не уезжать. Вы нужны нам здесь, очень нужны.
Позвольте, Тимофей Петрович, что же вы предлагаете мне здесь делать? Я хирург и моя помощь нужна там, на фронте.
Я сейчас вам всё объясню, Фридрих Карлович. Мы с вами давно знакомы и уж не знаю, как назвать факт неожиданной встречи здесь, но это не случайность. Вы знаете меня. Не раз имели возможность оценить мои качества. Однажды вы мне сказали про мою интуицию, что она у меня феноменальная. Помните?
Как же, как же. Тогда она спасла нас от верной гибели. Тогда много было разговоров о вашем чутье.
Действительно, речь шла о событиях в двадцатые годы в Туркестане, куда был направлен молодой чекист Безбородов Тимофей. В то время я находился там в командировке. Басмачи, поддерживаемые Англией, старались не допустить утверждения Советской власти и лютовали, особенно охотились они за красными командирами и комсомольскими активистами. Мне нередко приходилось сопровождать обозы с тяжелоранеными, которых укрывали и переправляли в более безопасные места. Чекист Безбородов, возглавлявший нашу охрану, каждый раз доводил нас до нужных населённых пунктов без потерь и особых приключений. Он по только ему ведомым знакам, приметам, умудрялся обходить хитрые ловушки басмачей, охотившихся за нами. Каким-то просто невероятным наитием обладал Тимофей, ходивший всю жизнь точно по лезвию бритвы.
Как же, как же. Тогда она спасла нас от верной гибели. Тогда много было разговоров о вашем чутье.
Действительно, речь шла о событиях в двадцатые годы в Туркестане, куда был направлен молодой чекист Безбородов Тимофей. В то время я находился там в командировке. Басмачи, поддерживаемые Англией, старались не допустить утверждения Советской власти и лютовали, особенно охотились они за красными командирами и комсомольскими активистами. Мне нередко приходилось сопровождать обозы с тяжелоранеными, которых укрывали и переправляли в более безопасные места. Чекист Безбородов, возглавлявший нашу охрану, каждый раз доводил нас до нужных населённых пунктов без потерь и особых приключений. Он по только ему ведомым знакам, приметам, умудрялся обходить хитрые ловушки басмачей, охотившихся за нами. Каким-то просто невероятным наитием обладал Тимофей, ходивший всю жизнь точно по лезвию бритвы.
Прошу вас довериться мне и на сей раз, Фридрих Карлович. Нам крайне важно знать, что здесь будет происходить, так сказать изнутри, каким людям можно будет доверять. Вы умеете располагать к себе. Вы тонкий психолог и проницательный человек. Вас сложно ввести в заблуждение и обмануть. Кроме того, вы не только врач «с именем», профессор, но и, что самое ценное для нас сейчас, вы немец. А значит, общие национальные корни позволят вам легко найти общий язык с нашими врагами. По возможности устанавливайте контакты с офицерами, врачами, в общем, со всеми теми, кто непременно станет обращаться к вам за помощью. Ваш опыт, жизненная мудрость, возраст как нельзя лучше подходят для этой роли.
Тимофей Петрович, вы предлагаете мне в преклонных годах стать шпионом. Не кажется ли вам, что это не очень рациональное использование моих возможностей.
Я всё понимаю, Фридрих Карлович. Но вы войдите в моё положение такую подходящую кандидатуру, как ваша, трудно найти. Вы, поверьте моему опыту и интуиции, не вызовете никаких подозрений даже при тщательной проверке вас со стороны СС. Вы всю жизнь только и делали, что лечили людей, хорошо лечили. Вы были вне политики, вы ни в чём не замешены. И потом, как можно бросить жителей без хорошей врачебной помощи?! закончил свою мысль комиссар.
Когда вам нужен мой ответ?
Сейчас! У нас нет времени.
Мне совсем не нравилась эта затея. В ней было что-то жуткое, отталкивающее. Одно дело оперировать раненых, находясь среди своих, другое дело выполнять свои обязанности «под пятой» захватчиков, да ещё обременённым таким непростым заданием. Я прекрасно понимал в какую игру втягивает меня Безбородов, в мир предателей, провокаторов, ловушек. Смогу ли я быть так полезен, как обо мне думает комиссар? Но чашу весов в сторону принятия предложения перевесили слова о необходимости помогать тем, кто остаётся здесь.
Я посмотрел на своего собеседника. Чтобы не мешать мне он отошёл к окну, закурил и смотрел задумчиво на улицу. Сигаретный дым уходил в форточку. Глядя ему в спину, поймал себя на мысли, что жизненный путь комиссара подходит к концу. Я никогда не мог чётко объяснить себе откуда мне было такое известно, просто знал. Конечно, идёт война. В двадцатые годы тоже была война, и тогда он выжил. А теперь
Не единожды Безбородов спасал мою жизнь там, в Туркестане, рискуя своей. Я не мог ему отказать. Не имел права. Что-то другое, неосознанное, смутное, также толкало сделать этот шаг. Противиться возникшему настойчивому чувству не стал.
Alea jacta est1
Хорошо, Тимофей Петрович, вы можете мною располагать, после продолжительной паузы ответил я.
Что же, признаюсь вам, другого ответа я и не ждал от вас, Фридрих Карлович.
Безбородов провёл со мной обстоятельный инструктаж по поводу того, как и что говорить в разных случаях, как вести себя, к чему быть готовым. «Не доверяйте никому до конца! Это вопрос жизни и смерти для вас, Фридрих Карлович. Проверяйте и перепроверяйте людей. В общем, я верю в ваш опыт и благоразумие, профессор» говорил комиссар. После мы обсудили детали связи со мной и на том наши пути разошлись. Он очень спешил.
С тяжёлым сердцем я стал встречать надвигавшуюся с запада грозу. Окончательно в прошлое ушло мирное спокойное время. Рубикон пройден.
Вдали грохотали пушки. Дымы пожаров, разрывы снарядов уже докатывались до нас. Гарь и смрад доходили до города.
Придя домой, после разговора с комиссаром, у меня состоялась беседа с женой.