На самом деле если поселить двести человек в одном помещении, то это будет хаос. Просто неорганизованный хаос, именуемый жизнью.
Около десяти часов объявили отбой и все с явно видимой неохотой улеглись спать, но разговоры в полголоса еще долго не прекращались. Говорили о море, о кораблях, об экзаменах, о девушках, оставленных дома и еще много о чем. Прошло часа два после отбоя, прежде чем я смог уснуть вполне счастливый и довольный собой и жизнью. Все было прекрасно, жизнь манила сияющими горизонтами в будущем. И будущее было прекрасно.
Неожиданно среди ночи меня разбудили.
Хочешь арбуз? спросил меня незнакомый парень.
Что? переспросил я спросонок, не понимая, чего от меня хотят.
Хочешь арбуз?
Я, наконец, открыл глаза и смог более или менее сфокусировать свое далеко не идеальное зрение на говорившем курсанте. Им оказался молодой пятнадцатилетний парень, одетый в зеленые штаны и желтую куртку, среднего роста с белыми вихрастыми волосами, торчавшими во все стороны. Он смотрел на меня и довольно улыбался.
Эй, абитура! неожиданно закричал он. Налетай, подешевело было рубль, а стало два! Вставайте, сони, арбузы пришли!
У меня денег нет. Сказал я ему.
Со всех сторон вставали сонные вчерашние школьники и как были в трусах шли к нам. Некоторые недовольно ворчали и просили вести себя потише.
Ты что, с дуба упал? спросил меня вихрастый добытчик арбузов. У нас коммунизм. Все бесплатно. Хочешь, ешь, не хочешь, не ешь. При чем тут какие-то глупые деньги?
На полу около входа в спортзал лежал целый мешок арбузов.
У тебя ножик есть? спросил меня длинный как жердь заспанный грузин, имевший на верхней губе небольшие усики, несмотря на свои пятнадцать лет.
Есть, а что? спросил я, ошалевший от всего происходившего вокруг.
Доставай, дорогой, сейчас арбуз кушать будем. Привел меня в чувство длинный житель гор.
Арбузы пошли на «ура». Мешок, в котором на Черноземье носят картошку, вмещающий пять ведер, полный арбузов мы съели минут за десять.
До этого я редко ел арбузы. Мать одна воспитывала меня и младшего брата, денег постоянно не хватало, а арбузы в нашей семье считались деликатесом, поэтому я ел его считанное количество раз. Но тогда, находясь в темном спортзале мореходки, я был так безмерно счастлив, я быстро съел арбуз, практически не почувствовав его вкус, и побыстрей улегся спать, чтобы окунуться в мир моих снов и фантазий.
Пробуждение утром мне очень не понравилось
Какой-то парень прямо у меня над ухом, что было сил, проорал:
Абитура! Подъем!
Вставать категорически не хотелось, но со всех сторон я слышал, как ребята, ворча потихоньку ругаясь, поднимаются и одеваются. Быть белой вороной мне не хотелось, поэтому нехотя пришлось вставать. Было семь часов утра. Хотелось спать, как медведю бороться. Я оделся, умылся.
Всех нас построили вместе и стали выкрикивать фамилии. Моей фамилии там не оказалось. Я и еще несколько вновь прибывших подошли к дежурному по части и записались. После утренней проверки всех заставили работать. Лично мне пришлось подметать плац. Я искренне не понимал, почему я должен его мести, но скрепя сердце, подчинился.
Когда мы закончили работу, я вместе со своим дядей пошел к командованию училища на собеседование. Я не помню, как проходило собеседование, и о чем мы там говорили. Все было как в густом белом тумане. Было светло, какой-то яркий свет, казалось, окутывал меня со всех сторон, и было совершенно ничего не видно.
Это было какое-то странное ощущения счастья, которого не осознаешь.
Когда я вышел из кабинета, где происходило собеседование, я как-то вдруг осознал, что мне сказали. Мне нужно было ЕЩЕ РАЗ ПРОЙТИ МЕДКОМИССИЮ. Таков был порядок.
ХОТЯ Я ПОМНИЛ эти чертовы буквы в третьем ряду таблицы для проверки зрения снизу очень хорошо: НКИБМШЫБ. Но зрение-то мое было не идеальным, и я это сам осознавал лучше любого окулиста. Поэтому медкомиссия была, мягко говоря, крайне некстати, что меня сильно напрягло.
Но делать было нечего, и я пошел проходить медкомиссию. Всех врачей я прошел достаточно быстро, все дружно написали: «Годен».
И вот настала очередь окулиста.
Я вошел в кабинет, стараясь держаться как можно более независимо и спокойно. И весь внутренне похолодел, когда врач седой пожилой мужчина лет пятидесяти низкого роста и круглый, как колобок, начал проверку моего зрения с самого верха и двигался, вниз опускаясь только на одну строчку вниз. Боже, как я его тогда ненавидел!
Всю таблицу для проверки зрения наизусть я не знал, и это было моей большой ошибкой.
Конечно же, он написал, какое зрение было у меня на самом деле. По сравнению с весной мои упражнения все же дали кое-какие результаты: один глаз был 0.8., а другой 0.9., но, тем не менее, этого было недостаточно, чтобы я мог поступить учиться на штурмана. Мечты мои рухнули, как прогнившее дерево после бури.
Сказать, что я был опечален, значит, ничего не сказать. Я был разбит, уничтожен, раздавлен в лепешку несправедливостью жизни. Жизнь как-то вдруг потускнела и наполнилась темными красками.
Отчаяние захлестнуло меня. И то странное ощущение счастья, что было у меня с момента приезда в Астрахань, сменилось тупым и черным безразличием и горечью разочарования.
Когда я пришел в приемную комиссию училища, я был уверен, что мне отдадут мои документы и придется мне ехать домой. Но мне предложили сдать вступительные экзамены для поступления в училище на судомеханика. Это было, конечно же, не то, о чем я мечтал, но возвращаться в школу к самоуверенному директору мне не хотелось категорически. Поэтому я согласился, хотя никаких учебников у меня с собой не было.
Более того, я совершенно не был готов к экзаменам.
Среди абитуриентов мне удалось познакомиться с одним чеченцем, который поступал также на судомеханика. Мой дядя и его отец быстро нашли общий язык и множество точек соприкосновения, и мы стали вместе с ним готовиться к экзаменам по его учебникам.
Багаж знаний этого высокого красивого шестнадцатилетнего парня был намного скромнее, чем мой, поэтому я время от времени консультировал его по некоторым вопросам. Так проходило время. Через какое-то время к нам присоединился еще один парень из Краснодарского края. Он был бывший борец среднего роста и достаточно коренастый для своих пятнадцати лет. Со временем я стал объяснять им обоим школьный материал, и мы повсюду стали ходить втроем, а если мы были в городе, то к нам присоединялись их отцы и мой дядя.
Шел август месяц. Было тепло, и хотя впереди маячили вступительные экзамены, настроение было приподнятым. Каждый день вечером мы садились на берегу Волги, смотрели на реку и на отражающиеся в ней звезды, которые манили и притягивали к себе. Мы сидели на берегу Волги и грезили о море. Душа наполнялась невыразимым блаженством и счастьем. Все мы ТОГДА были неисправимыми романтиками, которых жизнь еще не успела обломать. Как бы там ни было, но все экзамены я единственный из всего потока абитуриентов сдал на пятерки. Так я поступил в Каспийское мореходное училище учиться на судомеханика. И в начале августа я уехал домой.
Глава третья
В училище я приехал к 1 сентября. Спать всех поступивших в мореходку положили в столовой. Поставили койки, дали матрасы, подушки, белье, провели вечернюю проверку, и мы легли спать.
Отбой был в десять часов вечера. Я лег спать и сразу же уснул. Было такое ощущение, что мечты начинали сбываться. Какое-то чувство новизны, смешанной с романтикой не покидало всех.
Часов в одиннадцать кто-то громко закричал:
Рота-а-а-а! Строиться! Быстро! Подъем!
Все только успели нормально уснуть. Вставать не хотелось, но делать было нечего, в чужую мореходку со своим уставом не ходят.
Когда мы встали, оделись, и построились, как сумели, мы увидели в стельку пьяного парня лет двадцати двух. На нем кроме плавок и тельняшки ничего не было.
Рота! Смирно! Проорал он.
Да пошел ты сказал кто-то из стоявших в строю.
Что? Кто тут свою вонючую пасть раззявил? А? А ну быстро шаг вперед? не унимался парень в тельняшке.
Что все молчите, суки? Очко играет? Тогда не вякайте! продолжал разоряться он. Равняйсь! Смирно! Подонки Да если вы хотели знать я уже десять лет как на флоте. Я старый мореман. У меня вся задница ракушками обросла. Я уже на Каспий ходил рыбу ловить, когда вы еще под стол ходили. Так, мне тут некогда вас учить жизни. Вопрос по существу тушенка, сгущенка есть у кого?
Конечно, у кого-то что-то было, но отдавать этому пропитому малому то, что родная мама дала тебе в виде гостинца на черный день, не хотелось никому.
Это было начало восьмидесятых. Тогда ни сгущенки, ни тушенки в магазинах вообще не наблюдалось. Дефицит. Было такое впечатление, что многих продуктов не было и в помине. Кроме соленых зеленых помидоров, желтых огурцов в банках и хлеба. Нет, иногда попадались молочные продукты, но это если очень повезет.