Тело видел, огрызнулся Иван. В паре метров от грузовика с асфальтом лежал. Здорово порвали. Волки, наверное, или медведь.
Рядом с грузовиком?! Я почему-то сразу представил себе здоровенную железную махину, за километр воняющую дымом, бензином и подогретым гудроном. А если она еще и громыхает двигателем волк и близко не подойдет. Волк. А вот оборотень может. И часто у вас тут такое? Часто волки нападают на людей?
Не часто. Иван вжался в спинку стула и будто бы разом стал вдвое меньше. Но старики говорят, в начале девяностых бывало
Сколько в Саранске зарегистрированных оборотней? Я нажал на слово «зарегистрированных». Я утром видел четырех.
Семеро, с явной неохотой выдавил Иван. Саш, это не они. Я наших всех знаю, хорошие ребята. С одним еще в школе вместе учились.
Под ключицей стрельнуло. Я по привычке склонил голову набок, пытаясь унять боль. Когда-то давно это помогало тогда болели разорванные мышцы и связки. Сейчас болело то, что вылечить уже невозможно.
Они оборотни, Светлый! Я еле удержал себя от того, чтобы вскочить со стула. Хорошие ребята не едят людей по лицензии.
Трое вообще от лицензий отказались. Иван тяжело вздохнул. Саш, ну не могли они
Могли, отрубил я. Или они, или заезжий гастролер. Почему ты их защищаешь, Ваня? Они Темные!
А ты что бы стал делать?! взорвался Иван. Потом втянул голову в плечи, прислушиваясь, не проснулись ли родные, и продолжил уже шепотом: Саша, у нас тут не Питер. Все свои. Вадим меня еще пацаном помнит. А Серега и Катя сами у меня, считай, на руках выросли. Обычные ребятишки. Веселые, здоровые, крепкие, родители хорошие. Их судить, Саша? Их ловить?! Даже Семеныч
Ловить и судить! рявкнул я. Вы дозорные, Ваня. Вы не имеете права закрывать глаза на такое. И я не имею, понимаешь?
Да понимаю я, понимаю, ответил Иван уже спокойнее и тут же разлил по второй. Саш, мы с Семенычем не такие уж колхозники. Я приглядывал за Темными, это моя работа. Поверь, очень маловероятно, что это кто-то из местных. Трое, как я уже говорил, вообще не охотятся. У четырех лицензия на этот год еще не закрыта.
Тогда надо искать того, кто не зарегистрирован в Саранске. Я одним махом опрокинул рюмку. Или новообращенного. Больные старики, дети, супруги кого-то из семерых
Саша, что у тебя с глазами? тихо спросил Иван. Ты ты поэтому Волк, да? Волк?
Поэтому, буркнул я, опуская взгляд. Давай не будем, ладно? Спать охота.
Спать так спать. Иван пожал плечами и поднялся. Я тебя понял. Будем работать Волк. Попробуй завтра заглянуть к Петровичу, он как раз недалеко от того места, где дорогу делали, живет, за Атемаром. Я тебе утром на карте покажу, не промахнешься.
Что за Петрович?
Сам увидишь. Иван хитро улыбнулся. Очень умный мужик, много чего расскажет. Тебе понравится.
Что-то слабо верится, вздохнул я, устраиваясь на раскладушке. Ладно, заглянем к этому вашему Петровичу.
Расспрашивать почему-то не хотелось. Меньше знаешь лучше спишь. А я не спал уже сутки с лишним.
* * *Я не сразу понял, что меня окружает. Темнота, чернота, в которой видны лишь силуэты и светящиеся прямоугольники. За всем этим угадывалось что-то знакомое, близкое, но словно прикрытое невидимой, но почти осязаемой пленкой. Мало света, почти нет запахов, и шуршание асфальта под подошвами тихое, будто бы мои ноги вдруг удлинились настолько, что я слышал его издалека. Так не бывает.
Бывает! Но со мной это было так давно, что я успел забыть, как выглядит ночь.
Не глазами Волка.
Даже не глазами обычного Иного, не перевертыша.
Глазами обычного человека.
Я будто бы сразу лишился двух третей чувств, к которым успел привыкнуть настолько, что они уже казались чем-то самим собой разумеющимся. Ослеп и оглох. А обоняние, убогое и жалкое человеческое обоняние выхватывало из налетавшего порывами ветра лишь запах сырости, слегка разбавленной бензином.
Но по-настоящему страшно мне стало, только когда я не смог поднять с асфальта собственную тень. Она все так же лежала под ногами мокрой тряпкой, плоская и неподвижная. Кто-то или что-то напрочь отрезало меня от Сумрака. Я оказался в незнакомом месте. Одинокий, лишенный Силы, почти слепой и беззащитный. Почему? Или лучше будет спросить для чего? Разумеется, неприятности не могли заставить себя ждать.
Хриплый вой, от которого левое плечо скрутило привычной болью, раздался совсем близко. Тот, кто ничего не знал о Сумраке, серой подкладке мира, и его обитателях, мог бы успокоить себя мыслями о голодной бродячей собаке. Но собаки так не воют. В незнакомом мне безликом городе шла охота. И охотились не на меня. Тусклые фонари лишь кое-как подсвечивали обочину дороги, по которой не спеша шагала девушка в короткой серой куртке. Мне на мгновение показалось, что я уже встречал ее раньше. Только где? Одна ни машин, ни других прохожих. Конечно, вервольфы выбрали ее. Моложе, слабее и уж точно вкуснее. А меня вообще не должно было быть здесь. Еще не поздно спрятаться?
Хриплый вой, от которого левое плечо скрутило привычной болью, раздался совсем близко. Тот, кто ничего не знал о Сумраке, серой подкладке мира, и его обитателях, мог бы успокоить себя мыслями о голодной бродячей собаке. Но собаки так не воют. В незнакомом мне безликом городе шла охота. И охотились не на меня. Тусклые фонари лишь кое-как подсвечивали обочину дороги, по которой не спеша шагала девушка в короткой серой куртке. Мне на мгновение показалось, что я уже встречал ее раньше. Только где? Одна ни машин, ни других прохожих. Конечно, вервольфы выбрали ее. Моложе, слабее и уж точно вкуснее. А меня вообще не должно было быть здесь. Еще не поздно спрятаться?
Я тихо выругался сквозь зубы и резко дернул головой вправо. Боль чуть отступила не ушла насовсем, но сдалась воле, возвращая мне силы. Телефон пропал, но нож оказался там же, где и всегда. Десять сантиметров стали против немыслимо быстрых и могучих зубастых тварей, способных исчезать в Сумраке. Нож, приученные к боксу мускулы и упертая уверенность в том, что бывших дозорных не бывает. В том, что даже сейчас я не имею права просто спрятаться. Похоже, мне с минуты на минуту представится возможность проверить, на что я гожусь без Силы Иного. Разбираться с причиной ее пропажи буду уже потом если буду. Я рывком застегнул ворот куртки и побежал. Теперь, когда в моей голове имелось что-то отдаленно похожее на план, стало чуточку легче. Догнать девчонку, утащить с улицы и попробовать дожить до утра. Все вопросы потом.
Стой! крикнул я. Подожди!
Девушка на мгновение замедлила шаг и обернулась. Я не смог разглядеть лицо только губы. Она улыбалась. Улыбалась и шла дальше, нисколько не испугавшись ни орущего на всю улицу мужика в мотоциклетной куртке, ни лупившего по ушам волчьего воя. Стая приближалась.
Твою ж выдохнул я. Да подожди ты!
Видимо, сама природа не наградила меня умением бегать за женщинами. Разделявший нас десяток метров словно растягивался, заставляя нестись все быстрее. И откуда это дурацкое чувство, что я ее знаю?! Она все так же не торопясь шагала по обочине, но все так же оставалась недосягаемой. Сколько времени прошло до того, как я начал выдыхаться? Минута? Пять? Десять? Серая куртка мелькала перед глазами. То почти теряясь в темноте, то вдруг оказываясь так близко, что я, казалось, мог дотянуться до нее кончиками пальцев.
Зараза прохрипел я, в очередной раз сворачивая за угол.
Но девушки там уже не было. Улица вновь изменилась, полностью погрузившись в темноту, в которой на уровне крыш мерцала луна Две луны? Луны?!
От раскатистого рева задрожала земля. Отовсюду зазвенело, и мне за шиворот посыпалась стеклянная крошка. Окна Я на мгновение застыл, пытаясь хотя бы примерно представить чудовищные размеры твари, которая могла обладать такой глоткой и глазищами, а потом бросился назад, вслепую шаря по стене в поисках хоть какого-нибудь укрытия, хоть какой-нибудь щели, в которую можно было бы забиться. Повезло почти сразу. Не заперто. Я захлопнул за собой тяжелую железную дверь и привалился к ней спиной, до боли в костяшках сжимая бесполезный нож. Что-то грохотало. То ли хрупкие каменные стены, сокрушаемые чудовищем. То ли мое собственное сердце. А потом стало тихо.
Ну что, набегался?
Наверху зажегся свет. Я стоял у подножия длинной в два-три обычных пролета лестницы, которая заканчивалась открытой дверью. Знакомый голос звучал устало и немного сердито. Петр Валентинович был чем-то недоволен.
Поднимайся, не тяни, снова заговорил он. Громко, так, чтобы я точно услышал снизу. Что там у тебя стряслось?
Что за?.. Я на всякий случай прислушался. Снаружи было тихо. Черная тварь ушла? Или шеф каким-то немыслимым образом смог выдернуть меня из ее пасти? Я торопливо поднялся по ступенькам и через мгновение оказался в до боли знакомом месте.
Кабинет Петра Валентиновича, располагавшийся на третьем этаже дома номер семь по Крепостной улице, не отличался большими размерами, и все же я всегда считал его скорее уютным, чем тесным. Антикварная мебель гигантский письменный стол, шкафы и книжные полки из темного дерева почти не оставляла места для посетителей, но не давила, а скорее успокаивала своей вальяжной массивностью. Здесь сбивчиво тараторить, вытирая со лба холодный пот, было бы настоящим кощунством. Кабинет, как и сам шеф, не терпел суеты. Петр Валентинович восседал в высоком кожаном кресле и выглядел точно так же, как и всегда, аккуратным, неторопливым и будто бы даже немного скучающим.