Не могу войти в Сумрак, начал я. И, кажется, я видел снаружи что-то
Не отвлекайся. Шеф снял очки и аккуратно положил их на стол перед собой. Давай по существу: что по Саранску?
Там, на улице, все происходило так быстро, что я не успел даже толком подумать а что за чертовщина вообще творится? Теперь вопросы навалились на меня сразу и кучей. Что было снаружи? Почему я потерял способности Иного? Кто та девушка и откуда я ее знаю? Как я, черт возьми, перенесся из Саранска в Выборг? И почему шеф выглядит так, будто ничего из ряда вон выходящего и вовсе не случилось?
Саранск, напомнил Петр Валентинович. Рассказывай. Что там творится такого, что мне пришлось заявиться сюда?
Сюда? тупо повторил я и шагнул к окну.
Невысокий дом напротив и мостовая внизу. Не асфальт камень. Так вот их не было. Вместо привычной Крепостной улицы между тяжелыми шторами проглядывал серый асфальт широкой в четыре полосы дороги, в обе стороны запруженной автомобилями, за которыми я кое-как смог увидеть подземный переход, вывески и знакомую буковку «М». Каменноостровский проспект, метро «Петроградская» услужливо шепнула память. И тут же издевательски добавила: город Санкт-Петербург.
Саша, не смотри по сторонам, проворчал шеф. Времени мало. Саранск.
Дозорные поймали Темную, на автомате отрапортовал я. Без паспорта, без регистрации, без печатей. С виду лет двадцать двадцать пять. Не местная. Уровень Силы неизвестен, маскируется. Точно выше четвертого, скорее всего выше третьего. Сильный телепат. Заперта в отделении полиции, бежать не пытается. На дорожных работах убит человек, на теле следы зубов. Думаю, гастролер или нелегальная инициация. Дети скорее всего тоже его рабо
Опять твои оборотни, Волк, скривился шеф. Вот чуял нельзя тебя отправлять, точно во что-то вляпаешься Ты уже проверял кого-нибудь из местных?
Еще нет, собирался.
Не собирайся. Петр Валентинович сцепил руки в замок. Саша, не высовывайся. Не надо обвинять низших Темных в любом сомнительном событии. А вот девчонка Шеф вздохнул. Девчонка это уже серьезно. Возьми на контроль. Я постараюсь прислать кого-нибудь.
Ладно, буркнул я. Петр Валентинович, может, все-таки объясните мне, что происходит? Где мы? Что со мной такое? И что я видел на улице?
Что с тобой? Хм-м Шеф забарабанил пальцами по столешнице. Похоже, тебя пробивает на предвиденье. Некая опасность. Хотя все может быть и куда проще. Погоня за женщиной это вполне естественно в твоем возрасте. Старик Фрейд был бы доволен.
Чего? Я мотнул головой. Так вы все видели? Это
Да не знаю я. Шеф откинулся на спинку кресла, давая понять, что аудиенция окончена. Как говорится, иногда банан это просто банан. И потом, это же твой сон, Волк.
* * *Глаза разлепились с трудом. Я с кряхтением сел на раскладушке. Плечо болело так, будто его снова основательно погрызли. Значит, сон. И не простой раз уж Петр Валентинович почувствовал его за полторы тысячи километров. Мое подсознание основательно тряхнуло Сумрак. Но что это все-таки было? Обычный испуг? Еще одно предупреждение подобное тому, что я получил от Хены по дороге в Саранск? Или я действительно уже успел отвыкнуть от оперативной работы? Чертовщина. Что-то куда более сложное и мерзкое, чем браконьерствующие вервольфы. И банальным отгрызанием голов здесь не обойтись.
Уже проснулся?
Вид у Ивана был заспанный и недовольный. Впрочем, мне тоже больше не хотелось злоупотреблять его гостеприимством. Пора навестить загадочного Петровича.
Ага. Поеду. Я поднялся и с хрустом размял затекшие мышцы. Показывай свою карту.
Глава 4
Избушка-избушка, пробормотал я.
Впрочем, дом то ли лесника, то ли просто отшельника Петровича выглядел если не современно, то по крайней мере ухоженно и аккуратно. Небольшой сруб, обшитый вагонкой, оказался выкрашен в темно-зеленый, и я чуть не промахнулся мимо него, когда съезжал с асфальта на грунт. Из полуоткрытого окна аппетитно потягивало жареной картошкой, и у меня тут же предательски заурчало в животе. Хозяин был дома и, похоже, собирался плотно позавтракать.
Есть кто живой? позвал я, стаскивая с головы шлем.
От твоего мопеда и мертвый проснется. Дверь распахнулась. К нам едет ревизор?
Твою ж мать, Ваня, пробурчал я себе под нос. Удружил так удружил
От твоего мопеда и мертвый проснется. Дверь распахнулась. К нам едет ревизор?
Твою ж мать, Ваня, пробурчал я себе под нос. Удружил так удружил
Внешне Петрович оказался именно таким, как я и ожидал. Невысокий, но коренастый мужичок лет пятидесяти с гаком. Бритая под машинку голова, очки-хамелеоны, прокуренные седые усы, зеленая футболка, заправленная под офицерский ремень с потемневшей латунной пряжкой, армейские штаны выцветшей почти добела расцветки «флора» и вечные динамовские кеды. Воображение тут же дорисовало ружье на стене, берцы, столитровый походный рюкзак и куртку-«энцефалитку». То ли таежный житель, то ли егерь, то ли геолог, застрявший где-то в семидесятых годах прошлого века. Внешне.
Вероятнее всего, в этих самых семидесятых он уже давно выглядел точно так же. Иные не стареют. И оборотни, разумеется, не исключение вот только их вечность неизменно оплачивается чужими жизнями.
Зачем пожаловал, гость дорогой? поинтересовался Петрович.
Дело есть. Я поднялся с сиденья. Вопросы. Важные и срочные.
И кто тебе сказал, Светлый, что я буду отвечать?
Петрович улыбнулся. Мягко и будто бы даже дружелюбно. Но я слишком хорошо знал, как быстро улыбка вервольфа превращается в звериный оскал. Старый и опытный волчара нисколько меня не боялся. В схватке клыков и когтей не всегда побеждает сила, и даже преимущество в скорости и массе тела ничего мне не гарантирует. В ауре Петровича почти не просматривалась типичная для оборотня ярость, прямолинейная и глуповатая. Спокойствие, сосредоточенность и уверенность. Опасный боец, матерый, и таких, как я, на завтрак ел. Но остановиться я уже не мог.
Будешь отвечать. Я чуть согнул колени, готовясь принять сумеречный облик. По вашей части дело.
Молод еще на меня рычать. Петрович вздохнул и покачал головой. Конечно, куда нам, серым, сермяжным, до вас, городских. С нами ведь здороваться не положено, представиться не обязательно сразу требовать.
Саша, буркнул я.
Уел меня Петрович, как есть уел. Умный, зараза, простаком только прикидывается. И не похож на других местных оборотней. Вообще на оборотня не похож, если вдуматься. Было в нем что-то такое неторопливое, мудрое, и хорохориться уже не хотелось. Даже осознание того, что за свою нечеловечески долгую жизнь Петрович наверняка сожрал не один десяток людей, не вызывало привычного желания вцепиться в глотку. Старший. Конечно, не Хена, даже близко не Хена, но я по сравнению с ним пацан. Глупый и зеленый, которого даже наказывать не за что. Только чуть пожурить и за дело, тут не поспоришь. Поэтому даже обидеться на Петровича у меня так и не получилось.
Семецкий Юрий Петрович. Оборотень спустился со ступенек и протянул мне руку. Можно просто Петрович. Дневной Дозор города Саранска. Генеральный директор. Он же уборщица.
Сначала мне захотелось заехать в лоб Ивану. Потом самому себе. Сразу вспомнилась старая поговорка про свой устав и чужой монастырь. Мне в очередной раз напомнили здесь тебе не Питер и не Выборг. Светлый маг Иван ограничился безобидной шуткой, а вот глава Дневного Дозора мог наказать и посерьезнее. Хотя бы за то, что я не отметился в городе в первый же день. Оборотень И похоже, вообще единственный сотрудник. Впрочем, стоило ли удивляться? В Ночном Дозоре Саранска всего двое, а мало-мальски способный Темный маг уж точно не захотел бы сидеть в этой глуши.
Саша, еще раз представился я, крепко пожимая ладонь Петровича. Прибыл для временного усиления местного Ночного Дозора.
Пойдем, Саша. Оборотень шагнул обратно на крыльцо. Запишемся и завтракать будем. Не знаю, как у вас, а у нас голодным никто не уходил.
Внутри домик Петровича, он же офис Дневного Дозора Саранска, оказался куда просторнее и больше, чем выглядел снаружи. Почти треть его занимала печка, сложенная не из привычного кирпича, а из камня. Я был готов поспорить, что ее как и добрую половину убранства жилища хозяин сделал сам, своими руками. Может быть, сто лет назад или того больше. Вместо обоев стены покрывала та же вагонка, что снаружи, но не крашеная, а пропитанная олифой или чем-то в этом роде. Из нового в доме были только огромный плоский телевизор и электрический чайник. Все остальное от потемневшей от времени мебели до древней, но вычищенной добела электрической плиты запросто бы нашло себе место в каком-нибудь музее советской эпохи. Но все-таки почтенный антиквариат выглядел именно вещами, рабочими и надежными, а не мертвой рухлядью, к которой было страшно прикоснуться. Повинуясь жесту Петровича, я придвинул стул чуть ближе к столу и сел.