Правдивая странная ложь - Александр Евдокимов 5 стр.


Торшер лизнул теплом соски и нервная дрожь,  через спину,  кинулась в волосы, и через плечи  обронила холод на живот и, шевельнув кудри лоно, дрогнула в коленях. Ольга Андреевна ладонями приподняла груди немного вверх и нервно толкнула свои рёбрышки вздохом, чтобы выше задрать носы титек.

 Тряпочки Всё уходит грудь девичья грудь матери и всё уходит тряпочки

Объём отражения навалился на Ольгу как на собственную тень и она опустила руки, а зеркальный воск застыл перед ней профильным срезом,  женщина посмотрела на себя сбоку, где вместо упруго-острого излома, торшер огибал плоскую линию, увязая в мягкой коже и, лишь в нижней части живота, и в бёдрах жил тугим бронзовым блеском.

 Любимой мне не быть

Ольга Андреевна оттолкнула себя и они обе рухнули на кровать.

 Поэтому они непостоянны. Коты мартовские!

Каприз печальной краской скользнул по её лицу тоненьким горячим ручейком, и светло-грустная нить мулине зажглась покойным светом торшера.

 А время-то?! где он опять,  Ольга Андреевна встала быстро укуталась дымкой ночной рубашки и опять вошла в зеркало, где столкнулась с тихой улыбкой изнанки бытия и, соединяясь с этим пространством, изваяла своей плотью строгость лебяжьего нрава.  А сколько их, мною отвергнутых

Она отвернулась от себя и раскинулась устало на кровати.

 Кроме одного отвергла всех! Дура он не любит меня хотя: ревнует же.. он просто эгоист! Боится,  рогатым станет! Да-да, это эгоизм в нём и не больше! Неужели сучка завелась?! Это нас нужно под замком держать! Нас!

Голос Ольги Андреевны был слегка прибавлен гирькой часов,  нескончаемым пульсом многоточий. Её волнение и воображение, рождённые полуночным часом, не углублялись, хотя и не угасали вопросами: она боялась измены мужа и думала об этом штрихами  без пошлостей.

Абрис мыслей и отражение Ольги, сумрачно теснившиеся на полированном шифоньере напротив, были равными: неясными, нечеткими, неровными


!Её рука потянулась к торшеру и свет погас! !Тьма и свет стали нервно сменять друг друга!


Выключатель щёлкал, а зрачки в её глазах не мигали

 Да, нас надо под замком! А они? Чего это я одна и одна?! Нет, если работа, то ладно, а если Да-а Вот лежал бы рядом Какое счастье!  она улыбнулась и окутала себя тьмой!

Она лежала, рассматривая искажённый собственный силуэт, и жалела, что не может разглядеть ни собственных глаз, ни женских линий в своём теле из-за мутной толщи лакированных досок многолетней старинной мебели.

Она смотрела на шкаф, как на пыльную картину и ненавидела «автора» данного произведения. Ненависть к нему родилась давно и жила иногда вечерами.

 Он боялся меня,  опять печально сказала Ольга Андреевна, подчиняясь пространству воображения.  Он моей красоты испугался. Откровений Он рисовал мой портрет с моего отражения Он испугался любви Дурак! Ему только шахтеров рисовать, или железнодорожников

Ольга улыбнулась и пожалела: отражение не приметило такую мелочь. В пролакированном пространстве рука скользнула к груди и она почувствовала в своих пальцах сосок Полированная слизь потянулась к Ольге Андреевне теперь обеими руками: пальцы ласкали и грудь, и обжигали ноги

 Я на шпалу и похожа там!  Ольга взволнованно раздвинула ноги.  Цензура испортила картину! Да! Посмотрели и заставили одеть потемнее, чтоб под спецовку Фу

Пеньюар раздражал!

В лакированном дне мелькнула дымка ночной накидки и упала туманом в зеркальном пространстве.

Рука потянулась к торшеру и всё кругом пропало: и только топот стрелок продолжил жизнь в тёмной комнате, и только чьи-то тёплые руки!

Ольга почувствовала Его во тьме и затихла: тёмно-лунная плоть прижалась к ней и обожгла уста, а потом по щекам обронилась на плечи и облизала соски Тряпочки наполнились сучьей тревогой и ожили Ольгин язык бросил влагу на губы, а тьма истерично закрутилась вокруг пупка и сорвалась на губы, и размазала по волосам горячую жидкость, и обняла мягкую попку и влезла в мокрый чубчик  ноги сжались и сдавили ночь

Бабочкой, вновь, застыли и зависли чувства  ампутировались: объятья янтаря и алтайского мёда  утверждали блаженство в порочном мгновенье экстаза!

Ни напряжённая гладь зеркала, ни полированная глубина красного дерева не хранили в себе абрис Оленьки, поэтому грех самки умирал во тьме, пугая экстазными стонами только мирный бег стрелок и приближал сладкий миг слияния с тьмой

 Ш-шпала ж-железнодорож-жная рельс-сы и острие сюжета, и дорога, как судьба!  глаза Оли не только видели, но и слышали себя юную и, перманентно, слепую: высокомерную и дурную, но красивую, с вызывающим видом, начиная с ресниц, из-за которых смотрела и оценивала мир сей, но вместе, с той козой, сейчас, не пелось


А я всё вижу?!

Я не слепая!

Я не такая,

чтоб ждать трамвая!

на остановке,

где проживая,

проходишь ты,

не замечая

как юбку я!

приподнимаю:

чуть-чуть!

чтоб видели не все!

тебе 

взглянуть!


Я с каблучка шагала по Москве

И с высоты смотрела сквозь ресницы!

Искала я судьбу не на земле

Но, вдруг,

в трамвайчике! 

столкнулась с принцем!

Он подал руку

И!

придвинулся ко мне,

И!

я сошла с небес:
как вам

И!

не снится!

Не обнял он 

так-как,

в другой руке

Был ароматный запах!

От курьерской пиццы


 Дура

Пульс онемел в ней, и всё провалилось!  с ресниц Ольги сорвалась слеза, царапнула щёку и вернула чувство

 Значит, художник не виноват, его заставили Ведь была красота была! Художник  тряпка, тряпка и слюнтяй Ведь была красота

Ольга Андреевна опять впустила свет,  всё так же бежало время, пропуская песок из одинокой руки

Женщина встала и столкнулась с грешницей.

 Да, красота была

Она отмахнулась от себя и влезла под одеяло.

 Где же он шляется? Эгоист Ладно Всё! Всё: сплю!

Укрыв себя тьмой, Ольга Андреевна позволила сомнамбулизму перетащить отражения её мыслей в ладони любимого и опьянела от сладкого сна, но чужие слова и чужая улыбка возбудили брезгливость и она от страха проснулась: включила свет! В пространстве застывшего лака устало плавала всё та же картина

 Надо его переставить!  изнанка Бытия, в вязком дне полировки, застыла от бессилия сбросить тяжесть мёртвого леса.  Приснится же У него кто-то есть! И сюда, кобель, её приводил!

Ольга Андреевна с отвращением оттолкнулась от подушек и села посредине кровати, поджав ноги.

Омут деревянного блеска смотрел на неё стылой горько-солёной лужей слез, в которой отразилась соперница

Пахло секрецией

 Я дура!

Она брезгливо вытерла простынёю руки.

 Шкаф нужно убрать и купить неполированный.

Рассердившись на себя и на мужа, она опять позволила размеренным звукам часов терпеливо точить ночь до рассвета, до нового дня

Иллюстрации сна стали основой реальности, а реальность насытила иллюзии сомнамбулизма, размыв меж ними все грани =

: гирьки часов, свинцовой лёгкостью, нависли над женскими веками тайн и воображений;

: цепи гирек потянули свой ход  на завод, протрещав в механизме пружин полновесно;

: невесомая тяга гирек, вновь потянула мгновения времени  в вечность

Топот стрелок продолжился и отсчитал, своим боем, границу между ночью и утром.

Часы мелодично отбили вступленье, будто, к песни, от раз  до четыре!

Ольга Андреевна глубоко вздохнула, а ладони поправились  сласть, под щекой и, вдруг, она задержала дыхание!

Раздался звук противного и требовательного звучания звонка!

И тишина!

Звонок вновь заполнил пространство: толи реальности, толи сна, толи всего в этом мире и сразу!

И тут же стих, как сверчок  в тайне тёмных кустов, у рояля!

И тишина наполнилась =

: и лёгким дыханием женщины  она сладко выдохнула, и улыбнулась;

: и лунной дорожкой, по которой она шагнула в зыбь предрассветную босячком;

: и той симфонией, которой дали отсчёт часы старинные

Отмерили небесными литаврами: от одного  до четырёх!

И!

Крышка рояля открылась и смешала белое с чёрным: диезы с бемолями ожили реальностью в полутонах
Рассвет  запел!

От белых простыней!
спешит рассвет 
в проспект!
И!
в пылких, обоюдных чувствах:
они 
не у Земли!
А на крылах 
вдали
Уже:
у невесомой люстры!

Из белых атмосфер!
спешит в сюжет 
балет!
И!
утверждает жизни чувства:
они 
не у Земли!
А на крылах 
вдали
Уже:
за невесомой люстрой!

По белым облакам!
спешит их сон
с дождём!
И!
в вечность поднимаются все чувства:
они 
не у Земли!
А на крылах 
вдали
Уже:
над невесомой люстрой!

Под белые стихи!
спешит душа 
в слова!
И!
исповеди в дивных чувствах:
они 
не у Земли!
А на крылах 
вдали
Уже:
на невесомой люстре!

От белых куполов
спешит в прилив 
мотив!

И!

Назад Дальше